— И я не стала статуей, — энергично кивнула я. — Да, это ошеломляет многих.

— И давно вы замужем, фройлен… вернее, фрау фон Мейердорф?

— Уже несколько дней.

— Ошеломительно! — повторил егерь, и его красивое породистое лицо с прямым носом и чувственными губами просияло от удовольствия. — Кажется, припоминаю! Вы из рода Белого Дракона, баронесса Адлер-Кёне?

— Совершенно так, герр…

— Макс, — представился егерь. — Зовите меня так.

— Тогда меня — Мэрион, — ответно улыбнулась я.

— Я должен обругать моего кузена за то, что скрывал такую майскую розу! Такую богиню, чистую, как утренняя звезда! — он снова поцеловал мою руку и слегка пожал.

— О, ваша ругань будет кстати!

— Что такое? Кузен посмел обидеть вас?

— Он обижает больше себя, чем других. Его Сиятельство не просыхает который день, и это уже переходит все разумные границы.

В глазах егеря отразилось сочувствие, и он сердито встряхнул головой:

— Что за дикий, совершенно невыносимый человек! Жена превращается в камень — пьет. Не превращается — тоже пьет. Есть ли предел терпению?!

— Вот вы мне и скажите.

— Прямо сейчас! — егерь решительно расправил грудь. — Я пойду к нему прямо сейчас и выскажу все, что думаю! О, мой бог!

Величаво и неспешно, держа горделивую осанку, егерь прошествовал к замку.

Я подалась следом. Любопытство жгло, от незнакомца веяло непоколебимой уверенностью и силой, и мне почему-то подумалось, что именно ему удастся вытряхнуть герцога из забытья.

— Попрошу вас подождать за дверью, прелестная роза, — егерь снова поцеловал мое запястье и, погладив, отпустил. — И не извольте волноваться, меня он послушает.

Я сунулась было следом, но закашлялась от проникающего в легкие сладковатого дыма, потом дверь закрылась перед моим носом и егерь произнес:

— Святая Дева Фессалийская! Здесь невыносимый смрад! Можно повесить шпагу и она останется висеть в воздухе!

Пол заскрипел под тяжестью шагов. Я приникла ухом к двери. Скрипнули ножки кресла, потом безжизненный голос произнес:

— A-а… Макс, какими судьбами… Садись рядом! Пей!

— Изрядная наглость! — прогрохотал возмущенный голос егеря, потом послышался звон разбитого стекла. — Милейший, вы принялись за старое?!

— Вашими стара… ниями, дорогой кузен, — отозвался приглушенный голос генерала.

— Я всего лишь… служу короне и исполняю фессалийские законы, не щадя… не щадя живота своего.

— Горло вы свое не щадите! — снова послышались шаги, потом густой вздох. — Сколько тут бутылок? Дюжина? Вы сошли с ума! А это? Опиум?! Мерзость, мерзость! Не комната, а настоящий альтарский притон!

— Вы… не были в Альтаре…

— А вы слишком часто бывали! И, как я вижу, переняли немало гадких привычек от этих узкоглазых ящериц!

Снова скрежет ножек по паркету, будто двигали еще одно кресло.

— Вы не сказали… Макс, что делаете в моем замке? — заплетающимся языком проговорил генерал.

— Охотился в ваших краях. Заодно приехал напомнить, что вот-вот состоится весенний Бал Роз…

— Знаю. В следующую субботу…

— В эту, милейший. Завтра.

Я затаила дыхание.

— Вы помните, милейший, что к празднику Майской Розы приурочена встреча послов Фессалии, Кентарии и Альтара?

Последовала пауза, потом полный желчи голос егеря произнес:

— Не помните. Куда вам? В вашей голове не осталось ничего, кроме туманных видений и порочных мыслей, столь же грязных, как вы сами.

Я ждала, что генерал вспылит, но он почему-то молчал.

— Помните, почему получили этот титул и это звание? — продолжал егерь. — Нет? Так я напомню. Вы поклялись служить королю и государству, милейший. Поклялись на Священной Книге и шпаге вашего отца.

Снова пугающая тишина, генерал не отвечал и не двигался, я только слышала, как шумела в ушах кровь и тикали ходики в глубине коридоров.

— Я скорбел о смерти дорогого дяди Готтлиба и бедного кузена Мартина, — все говорил егерь, язвительно и колко, будто втыкая в мозг длинные, пропитанные ядом иглы. — Но вы поклялись доказать свою преданность короне, и мое доброе сердце смягчилось. Дитер, я позволил вам принести воинскую присягу! Сейчас вы — да-да! Именно вы, милейший кузен! — гарант государственной безопасности! Что сказал бы Альтарский император, если бы увидел смертоносного генерала, грозу и ужас Фессалии в столь непотребном виде? Что сказал бы Кентарийский вождь? О, мой бог! Моя бедная страна!

— Я выиграл две военные кампании для нашей страны, — генерал, наконец, подал голос, сделав ударение на слове «нашей», и говорил холодно и четко, словно и не был пьян. — Я фессалийский подданный и люблю свою страну всем сердцем. Хотите обвинить меня в некомпетентности?

— Разве что в развратности и пороках. И не обвинить, а пожалеть, как пастырь жалеет заблудших овец.

— Мои пороки не имею ничего общего с моим умом, силой и опытом.

— О, я не сомневаюсь! Но эти альтарские замашки… Я не обвиняю вас, милейший кузен, но министры шепчутся за вашей спиной, осуждают симпатию к Альтару и…

— И обвиняют в предательстве? — генерал издал короткий смешок. — Бросьте, Макс! Я могу сколько угодно симпатизировать Империи Солнца, но моя душа навечно отдана Фессалии, я умру на поле брани за нее.

— Умрете гораздо раньше, дорогой Дитер. Ваше состояние печалит меня…

— Завтра же я буду на ногах.

— Могу быть в этом уверен?

— Совершенно. Мой организм крайне устойчив к любым ядам. Вы видите? Уже встаю.

— Прелестно, прелестно, — удовлетворенно проговорил егерь. — Значит, завтра? И не забудьте явиться с женой.

— С той, которую вы мне навязали?

— Того требуют фессалийские законы. И потом, нельзя держать взаперти такое сокровище!

Я снова поежилась и замерла, забыв дышать.

— Буду… с герцогиней, — скрипуче пообещал генерал.

Снова шаги, на этот раз за спиной.

— Фрау! Что вы опять делаете здесь? — пылая праведным гневом, ко мне приближался адъютант Ганс. Я заметалась, оглядывая пути к отступлению, но бежать было некуда, и привалилась спиной к дверям.

— Отойдите! — велел Ганс. — Дайте пройти!

— У Его Сиятельства гости, — попыталась возразить я.

— Гости? Что за чушь! Герцог никого не приглашал!

— Они явились без приглашения.

— Какая наглость!

Шаги прогрохотали за дверью. Я не успела отпрянуть, и распахнувшаяся створка толкнула меня в плечо. От удара я ахнула и выставила руки, пытаясь удержать равновесие, но меня сейчас же подхватили за талию.

— Осторожно, цветочек! — тихонько засмеялись на ухо. — Подслушивали за дверью? Нехорошо!

Я уперлась в широкую грудь ладонями и вывернулась из объятий егеря.

— Простите…

Он поймал мою руку и тронул губами, в глазах зажглись лукавые огоньки.

— Прелестница! Фея! Богиня! Вы ведь почтите своим присутствием королевский бал, не правда ли?

— Обязательно, — пробормотала я.

— Вот и чудесно.

Полоснув холодным взглядом по адъютанту, вытянувшемуся истуканом возле стены, егерь гордо прошествовал мимо. Следом из комнаты вывалился изрядно помятый генерал, бледный, как смерть, пропахший вином и дымом.

— Мэрион, — не глядя на меня, сквозь зубы выцедил он. — Вы все слышали, не так ли?

— Вы имеете в виду весенний королевский бал? — с вызовом ответила я, решив, что, отнекиваясь, только разозлю василиска.

— Именно его, — сухо ответил генерал. — Пусть Марта приготовит наряд. Завтра вы должны блистать.

Пошатнувшись, он оперся о стену, но удержался на ногах и, толкнув адъютанта плечом, прошел мимо.

— А этот егерь действительно встряхнул Его Сиятельство, — с удивлением отметила я. — Вот так диво!

— Кто? — переспросил Ганс, переводя на меня шальной взгляд.

— Егерь Макс, кузен нашего герцога. Не знаю, какое его полное имя, — я пожала плечами, и по лицу адъютанта разлилась язвительная улыбка.

— С удовольствием вас просвещу, — ответил он. — Полное имя кузена нашего герцога Максимилиан Четвертый Сарториус, король Фессалии и сопредельных земель, — он картинно поклонился и, поймав выражение моего лица, добавил: — Вам оказана честь быть приглашенной на королевский бал лично Его Величеством. Оправдайте доверие, госпожа.