Дядюшка Нтони кивнул. Подошел к двери, снял записку «скоро вернусь» и проверил, захлопнута ли железная решетка.

— Я только напишу записочку посыльному, — сказал он.

Нацарапал несколько фраз для Дженнарино и положил этот листок бумаги на видном месте, на середину прилавка. Пусть он попросит адвоката Карраско тут же прийти в полицию.

Слова «тут же» он подчеркнул.

За минуту до того, как он под конвоем двух унтер-офицеров покинул магазин через черный ход, Дядюшка Нтони выключил телевизоры. Сразу погасли все экраны, и оборвался на полуслове голос телекомментатора, сообщившего, что судья дал пенальти в пользу англичан.

В узком переулочке, пока Вичепополо закрывал дверь на замок, они по крикам, донесшимся из окна второго этажа, узнали, что Дзофф каким-то чудом пенальти парировал.

— Этот Вичепополо, не его ли анонимный доносчик назвал лицом, подославшим наемного убийцу к Энцо Калоне. Ну, к тому торговцу наркотиками, обгоревший труп которого нашли у откоса?! — воскликнул Брандолин, читая присланную в Фиа копию сообщения Полицейского управления Неаполя.

Траинито довольно хмыкнул. Этого замечания он ждал — если бы Брандолин не увязал воедино оба факта, он бы потерял всякое уважение к нему.

— Он самый, — подтвердил Траинито. — Потому-то нас и решили проинформировать. — Он закурил и задумчиво проследил за уносящимися вверх струйками дыма. — И второй донос анонимный… Господин Вичепополо кому-то здорово насолил.

— Но на этот раз в доносе приведены убедительные доказательства.

— Убедительные? — переспросил Траинито не без доли иронии. Сам он был мудрый лис, да к тому же с Юга. Вот это и позволяло ему на лету схватывать несуразности в доносе, ускользнувшие от тех, кто не знал правил преступных игр его соплеменников.

— С каких это пор мафия интересуется музеями, да еще нумизматическими? А если б даже заинтересовалась, неужели, по-вашему, такой могущественный босс, как Вичепополо, позарится на жалкие три-четыре монеты? И вдобавок сунет их в ящик, чтобы любой сержант мог эту «добычу» сразу обнаружить? Дело нечистое, дорогой мой старший сержант. И пахнет тут, сильно пахнет, подкинутой уликой.

— Не исключено, — согласился Брандолин. — И все-таки это повод, чтобы прищучить синьора Антонио Вичепополо. За последний месяц его имя всплывало уже дважды в связи с крупными преступлениями. Чего они ждут — неужто нельзя на время изъять его из обращения?

— Вы же сами, старший сержант, объясняли мне, что, если обвинения анонимные и никто не опровергает алиби нашего джентльмена Вичепополо, бороться с ним — занятие пустое. «Кто-то на меня ополчился, потому что я решил вести честную жизнь. Энцо Калоне? Спаламуорто? А кто они такие? Ну, а теперь еще и Нумизматический музей, клянусь мадонной, я здесь ни при чем. В то время я был в магазине, пусть святая Лючия меня слепым сделает, если я лгу, вместе с друзьями и помощниками таким-то и таким-то», — продекламировал Траинито, а Брандолин еле сдерживал смех. От напряжения у него даже глаза увлажнились.

— Друзья-свидетели все подтверждают, — продолжал Траинито, — и полиции приходится даже извиниться перед синьором Вичепополо. Ну, а монеты в ящике помогут лишь продержать нашего босса в тюрьме до той недалекой поры, когда адвокат-крючкотвор докажет, что эти штуки, то есть монеты, мог подложить любой, ведь магазин — что морской порт. «Вы даже не представляете себе, сколько врагов наживает заблудший, ставший на путь исправления», — проблеет адвокат.

Брандолин слушал, симметрично загибая уголки письма, которое полиция Неаполя прислала полиции Виченцы, так как она получила первый анонимный донос на Вичепополо. Полицейские управления также стремились действовать в тесной связи.

— Не забудь, что донос, тоже анонимный, ну первый, получил и наш Паломбелла, — заметил Брандолин. И принялся теперь уже разгибать и разглаживать уголки письма.

— А еще получил, тоже анонимно, вырезку из газеты, сообщавшую об убийстве Чириако Фавеллы, — добавил Траинито. — Убежден, что наш поднадзорный не сидит сложа руки.

Брандолин кисло улыбнулся, выпятив верхнюю губу, покрытую золотистым пушком.

— Если те, кто находится в тюрьме, умудряются обделывать свои делишки, то что уж говорить о ссыльных! Этот тип не только сбивает с пути местную молодежь, но и нажимает на любые кнопки, прикрываясь неопровержимым алиби: мы постоянно держим его под наблюдением.

— Может, потолковать с ним? — предложил Траинито.

— Зачем? Чтобы он узнал то немногое, что нам известно? Ведь он своих планов нам уж точно не откроет. Стоит ли нам это делать? И потом, любую нашу инициативу вначале должна одобрить Виченца, так что в этом случае надо договориться с Лаццерелли. — Он развернул бумагу. — Вот увидишь, лейтенант скоро нагрянет сюда. Мы же пока можем только усилить наблюдение.

Траинито огляделся вокруг, словно ища, нет ли тут еще одного полицейского. И сказал весело:

— Кого же мы выделим на это дело? Нас всего трое. И хотя моя фамилия означает Триединство, божественным могуществом я не обладаю. Выходит, единственный способ — порасспросить людей, которые часто встречаются с Паломбеллой, — вдову Косму, он ее постоялец, и, пожалуй, дона Тарчизио.

Вдова Косма явно испытывала перед своим постояльцем подлинное благоговение.

— Он человек очень воспитанный и не доставляет мне никаких хлопот. Если не идет на рыбалку, остается у себя, сидит и читает. Когда же не читает, то смотрит телевизор. Никогда не выказывает ни малейшего недовольства. Он самый настоящий джентльмен, — заключила вдова Косма, прямо-таки облизав слово «джентльмен».

Брандолин пробурчал что-то насчет страстей женщин в критическом возрасте, но вдова не расслышала, она пылко повторила, что последним дона Паломбеллу навестил синьор из Сорренто, и разговор вроде шел о налогах и о судебных жалобах. А больше никто не приходил.

— Значит, читает?

Брандолин перебирал стопку газет, лежавших внизу, на столике.

— Паломбелла клал газеты прямо со дня приезда сюда?

Вдова с неодобрением поглядела на старшего сержанта и на разбросанные им по столику газеты.

— Раз они тут… — ответила она, удивляясь столь нелепому вопросу.

Брандолин разложил «Гадзеттино» строго по числам. И словно невзначай обронил:

— Паломбелла живет здесь уже три месяца. А собирать газеты начал с… с 30 сентября. Что же стало с остальными, более старыми газетами?

Мариза Косма взглянула на свои ноги в кожаных домашних туфлях, которые начала носить лишь с появлением постояльца. Подумала и решила, что честный ответ никому не повредит — ведь речь идет всего лишь о старых газетах.

— Да, первые несколько недель он позволял использовать их на кухне для растопки. А потом сказал, что газеты ему нужны, и велел оставлять их на столике.

— И началось это 30 сентября?

— Точно день я не помню, — ответила вдова, которой надоела въедливость старшего сержанта.

— За день до этого была попытка ограбления на вилле Сперони, с 30 сентября газеты непрерывно печатали об этом тьму статей, — пояснил Брандолин. — Думаю, вам не понравилось, что ваш постоялец не давал вам прочесть такую интересную уголовную хронику?

— Если меня что интересует, так я сама покупаю газету, — зло ответила вдова и уселась в углу, чтобы проследить за обыском в комнатах ушедшего куда-то Паломбеллы. При этом она запоминала буквально каждое слово старшего сержанта, который разглядывал книги Паломбеллы — почти все на латинском языке. Черт побери, кто бы мог подумать!

— Неужели он их читает? — недоверчиво спросил Брандолин.

— Конечно, читает. Он всегда носит их в кармане, чтобы почитать потом на лавочке. Он ведь целый день один, одинок как собака, — пожалела Паломбеллу вдова Косма.

«Может, из-за этих латинских книг Паломбелла и ходит в церковь, они-то и связывают, так сказать, мафиозо с падре Тарчизио», — подумал Траинито, выслушав рассказ своего начальника. Сама находка стопки старых газет донельзя обрадовала Траинито. Подтверждается его теория, что, казалось бы, совершенно непонятные вещи имеют простейшие, ясные объяснения. И на этот раз он вызвался сам пойти к дону Тарчизио.