— Отдых и приятное общение, — ответила я.

— Вот как? — воскликнула молодая.

— Накручивай на ус, детка, — ответила та, что постарше.

Молодая подобралась, как кошка перед прыжком, но старшая остановила её жестом. В душе старшей жила помесь гиены, богомола и крысы. Её внутренний зверь смотрел с предвкушением. Младшая успела обзавестись гадюкой, которая обвивалась вокруг её шеи, провоцируя и распаляя злость.

— Среди светских дам не принято сидеть на лавочках, аки моновские монахи. Но Вы при дворе недавно, поэтому не знаете этикета. Вам пока простительно, — сказала старшая.

— Да, провинциальную графиню можно понять, — вторила ей молодая.

— Спасибо за понимание, дамы. Я действительно в столице недавно и многого не знаю. Но пока император прощает мне.

Звери, видимые мне, как выглядывающие из белесых тел наемниц, существа, переглянулись. Я все видела, как под водой. Картинка перед моим взором менялась, живя по своим законам. Образы наемниц то тускнели, то наливались яркими сочными красками, обличающими всю их сущность.

— Да-да, я слышала! Вы теперь — маг императора!

— Тот бал, ах да. Я толком не рассмотрела что и как… Конфуз какой-то вышел.

— Скорее позор, — возразила молодая.

— Смотря для кого, — я устала от них, от их притворства. Их вовсе не было на балу — они повторяют то, что слышали. — Давайте уже, спросите напрямую что хотели.

Они снова переглянулись.

— Что мы хотели?

— Убедиться кто я, или точнее, что я. — ответила я старшей. — Тебе надоела жизнь. Ты ищешь в ней смысл, продолжаешь убивать, но боишься расплаты. Ты веришь в ад, веришь в смерть, но не веришь в жизнь. Ты почти мертва. И убила ты себя сама. Вот тебе ответ на твой вопрос.

— Что?.. Что ты несешь, ведьма? — она вытащила тонкий кинжал с изогнутым лезвием.

— Ищущий найдет. Ты искала — я тебе отвечаю за того, кого ты не слышишь. Ты уже в аду. Ты живешь в аду, который создала для себя сама. Давай, убей меня.

Молодая рванула ко мне, вытаскивая из широкого рукава стилет. Гадюка, обвившая её тело, увеличилась в размерах и распахнула пасть. Действия молодой наемницы были быстры, но у меня был заготовленный на этот случай манёвр.

Оттолкнувшись от лавочки ступнями, я кувыркнулась через голову, и, задев высокую вазу с алыми розами, оказалась на чистой мраморной дорожке. Звук разбитого фарфора слился с руганью.

Порывами жаркого ветра по бокам от меня появились два грифона. Они оставались невидимы на физическом плане. Лишь жар, повысивший температуру воздуха разом до пятидесяти градусов, свидетельствовал об их присутствии и гневе.

Молодая поспешила прыгнуть сверху, но старшая отбросила её в сторону.

— За одни свои пророчества ты должна быть убита, — сказала она, приставив к моему горлу острое лезвие. Голос наемницы теперь больше ей соответствовал — глухой, хриплый, безжалостный. Голова гиены заглянула мне в глаза, скалясь широкой жестокой улыбкой.

Перед глазами все было размыто. Я могла бы приказать грифону слиться своим огненным телом с наемницей. И тогда от горе-убийцы остался бы черный огрызок тела. Мгновенная смерть, без сожалений и без боли.

— Я не буду предлагать тебе компромисс, — ответила я шепотом.

— Я тебя ни о чем не прошу! Убью просто! — сказала она, приблизив свое лицо к моему, пытаясь подавить, запугать, ослабить. — Уйди, Вольха! Я сама.

Настало время решаться. Если убивать, то убивать двоих. Заказчик не должен узнать, как умерли наемницы. Это слишком дорогое и опасное знание, прежде всего для меня. Весомый козырь в моем рукаве, которым я могу воспользоваться с большей пользой.

Но как я могу с уверенностью утверждать, что за углом оранжереи их не дожидается третий. И даже, если они вдвоем, как я буду объяснять два сгоревших трупа?

Молодая отступила.

— Садовник!

Не обратив внимание на предупреждение, старшая всматривалась в мое лицо, в глаза, ослепленные светом. Узкие черные точки в окружении прозрачной желто-коричневой радужки.

— Ты не видишь меня? — у неё мелькнула трусливая мысль этим воспользоваться. Своим обостренным чутьем хищника она предощущала, что ситуация может перевернуться в любую минуту. И дичью станет она — значит, есть повод оставить мне жизнь.

— Но я все равно тебя узнаю.

Её дыхание касалось моего лица. Два начала боролись в ней, сцепившись в тесной грубой схватке. На победу добра над вскормленным зверем я сейчас поставила свою жизнь.

— Зачем?!..

Я молчала. Добро в ней перевешивало, подавляло разрушительное начало вместе с силой воли. Я помогала добру найти дорогу к её сердцу, направляя и усиливая эффект.

— Скорее же! Идет кто-то, быстрей! — крикнула Молодая. Видя, что Старшая продолжает медлить, отпихнула её в сторону и замахнулась стилетом.

Я ударила её в живот, благо для этого не требовалось четкое зрение. Она взвыла, вскочила на ноги и снова прыгнула на меня. Ярость ослепила её почти также, как меня свет.

Стилет проскрежетал по мрамору. Еще взмах — задела мое плечо. Если бы разум её был холодным, если бы боль не стягивала пополам… Я уворачивалась, катаясь туда-сюда, уходя от тонкого длинного лезвия кинжала в подлых миллиметрах. Гадюка ученицы злобно шипела, ругая за нерасторопность свою хозяйку.

Грифоны швыряли в наемниц сгустки горячего воздуха. Моим убийцам приходилось бороться с жарой и слабостью.

— Умри же ты, тварь! Умри! — снова металлический скрежет по камню, и росчерк огня по лопаткам.

Подловив момент, я ударила ступнями ног по злобной девице, попав по лицу и груди. Она опрокинулась навзничь рядом со мной, завыв от досады.

Совсем близко слышался топот солдат с характерным позвякиванием ятагана о железные заклепки брюк. Они бежали от дальнего входа.

— Уходим, идиотка! Уходим! Черт, почему так жарко?!

Наемницы побежали к тем же кустам, откуда пришли изначально. Только на акациях уже не пели жаворонки.

— Как Вы? Кравцов, Мазанец — за ними! — крикнул гвардеец своим, не дожидаясь от меня ответа. — Что с Вами? Ранены? Потерпите, госпожа, сейчас лекаря позовут. Эй, старик, лекаря сюда — мигом! — крикнул во все горло гвардеец.

Он держал меня под мышки, потому как колени мои подгибались и тело, очень тяжелое и непослушное, норовило упасть на дорожку.

— Посади меня на лавочку, — прошептала я. Голос мне не подчинялся.

Придерживая за локоть, стражник все пытался заглянуть мне в лицо.

Я села, обхватила лицо ладонями и сосредоточилась. Путы, мешающие мне видеть, удерживающие между физическим зрением и астрально-ментальным, спали. Я вздохнула с облегчением и, наконец, смогла подвести итог сражения: рана на горле, рана на плече и, судя по жжению, на спине.

— Ну, как? Ничего? — стражник видно опасался, что мне повредили глаза.

— Ничего, — ответила я, как надеялась жизнерадостно, но вышел скрип старой телеги.

Из пореза на шее бежала кровь, впитываясь в горловину платья. Рана на плече вышла глубокая, на спине лишь порез — задеты мышечные ткани.

Грифоны, вцепившись когтями в стволы деревьев, висели надо мной. Градус, исходящей от них жары, понизился до тридцати. Я смогла обойтись без их помощи, смогла выжить, но смотря правде в глаза, я была на волоске от гибели. Поэтому пускай стражи побудут рядом. Так спокойнее.

Вернулись Кравцов и Мазанец, в ответ лишь ругаясь. Прибежал садовник, отрапортовав, что лекарь уже в пути. Судя по тому, что лазарет находится за пределами Карплезира, ждать мне предстояло долго. Время работало против меня. В идеале было бы вызвать Лили-Оркуса, моего верного помощника. Но как это сделать, когда вокруг столько народа? Даже сосредоточиться не дадут.

Кроме того, Лили-Оркус уверен, что скрывать его больше не нужно. Даже если я его попрошу быть паинькой, он может из чувства противоречия выставить себя на всеобщее обозрение.

Остается терпеть и ждать помощи. Что противоречит всем моим принципам.

С лавочки встать не позволяли, всерьез полагая, что я должна вот-вот умереть.