В усыпленьи и рабстве молчит.

И морщинистых лестниц уступки

В площадь льющихся лестничных рек,

Чтоб звучали шаги, как поступки,

Поднял медленный Рим-человек,

А не для искалеченных нег,

Как морские ленивые губки.

Ямы форума заново вырыты,

И раскрыты ворота для Ирода,

И над Римом диктатора - выродка

Подбородок тяжелый висит.

16 марта 1937

***

Заблудился я в небе, - что делать?

Тот, кому оно близко, ответь!

Легче было вам, Дантовых девять

Атлетических дисков, звенеть.

Не разнять меня с жизнью, - ей снится

Убивать и сейчас же ласкать,

Чтобы в уши, в глаза и в глазницы

Флорентийская била тоска.

Не кладите же мне, не кладите

Остроласковый лавр на виски,

Лучше сердце мое разорвите

Вы на синего звона куски!

И когда я умру, отслуживши,

Всех живущих прижизненный друг,

Чтоб раздался и шире и выше

Отклик неба во всю мою грудь!

19 марта 1937

1.

Как соловей сиротствующий славит

Своих пернатых близких, ночью синей,

И деревенское молчанье плавит

По-над холмами или в котловине,

И всю-то ночь щекочит и муравит,

И провожает он один,отныне,

Меня, меня: силки и сети ставит

И нудит помнить смертный пот богини.

О радужная оболочка страха!

Эфир, очей, глядевших в глубь эфира,

Взяла земля в слепую люльку праха.

Исполнилось твое желанье, пряха,

И, плачучи, твержу - вся прелесть мира

Ресничного недолговечней взмаха.

ноябрь 1933