Ударенья дождевые

Закипающей беды

И потери звуковые

Из какой вернуть руды?

B нищей памяти впервые

Чуешь вмятины слепые,

Медной полные воды

И идешь за ними следом,

Сам себе не мил, неведом

И слепой и поводырь.

12-18 января 1937, Воронеж

***

Влез бесенок в мокрой шерстке

Ну, куда ему? Куды?

B подкопытные наперстки,

В торопливые следы

По копейкам воздух версткий

Обирает с слободы.

Брыжжет в зеркальцах дорога

Торопливые следы

Постоят еще немного

Без покрова, без слюды.

Колесо брюзжит отлого

Отлегло - и полбеды!

Скушно мне - мое прямое

Дело тараторит вкось:

По нему прошло другое,

Надсмеялось, сбило ось!

12-18 января 1937, Воронеж

***

О, этот медленный одышливый простор

Я им пресыщен до отказа!

И отдышавшийся распахнут кругозор

Повязку бы на оба глаза!

Уж лучше б вынес я песка слоистый нрав

На берегах зубчатых Камы,

Я б удержал ее застенчивый рукав,

Ее круги, края и ямы.

Я б с ней сработался - на век, на миг один

Стремнин осадистых завистник

Я б слушал под корой текущих древесин

Ход кольцеванья волокнистый.

16 января 1937, Воронеж

***

Слышу, слышу ранний лед,

Шелестящий под мостами,

Вспоминаю, как плывет

Светлый хмель над головами.

С черствых лестниц,с площадей

С угловатыми дворцами

Круг Флоренции своей

 Алигьери пел мощней

Утомленными губами.

Так гранит зернистый тот

Тень моя грызет очами,

Видит ночью ряд колод,

Днем казавшихся домами,

Или тень баклуши бьет

И позевывает с вами,

Иль шумит среди людей,

Греясь их вином и небом,

И несладким кормит хлебом

Неотвязных лебедей.

21 января 1937, Воронеж

***

Не сравнивай: живущий несравним.

С каким-то ласковым испугом

Я соглашался с равенством равнин,

И неба круг мне был недугом.

Я обращался к воздуху-слуге,

Ждал от него услуги или вести,

И собирался в путь,и плавал по дуге

Неначинающихся путешествий...

Где больше неба мне - там я бродить готов,

И ясная тоска меня не отпускает

От молодых еще, Воронежских холмов

К всечеловеческим, яснеющим в Тоскане.

18 января 1937, Воронеж

***

Люблю морозное дыханье

И пара зимнего признанье:

Я - это явь, явь - это явь!

И мальчик, красный, как фонарик,

Своих салазок государик

И заправила, мчится вплавь.

И я - в размолвке с миром, с волей

Заразе саночек мирволю

В сребристых скобках, в бахромах,

И век бы падал векши легче,

И легче векши в мягкой речке,

Полнеба в валенках, в ногах!

24 января 1937, Воронеж

***

Где связанный и пригвожденный стон?

Где Прометей - скалы подспорье и пособье?

А коршун где и желтоглазый гон

Его когтей, летящих исподлобья?

Тому не быть - трагедий не вернуть,

Но эти наступающие губы,

Но эти губы вводят прямо в суть

Эсхила-грузчика, Софокла-лесоруба.

Он - эхо и привет, он - веха, нет,- лемех...

Воздушно-каменный театр времен растущих

Встал на ноги,и все хотят увидеть всех,

Рожденных, гибельных и смерти не имущих.

Январь, февраль 1937, Воронеж

***

Куда мне деться в этом январе?

Открытый город сумасбродно цепок.

От замкнутых я,что ли,пьян дверей?

И хочется мычать от всех замков и скрепок.

И переулков лающих чулки,

И улиц перекошенных чуланы,

И прячутся поспешно в уголки

И выбегают из углов угланы.

И в яму, в бородавчатую темь

Скольжу к обледенелой водокачке,

И, спотыкаясь,мертвый воздух ем,

И разлетаются грачи в горячке,

А я за ними ахаю, крича

В какой-то мерзлый деревянный короб:

"Читателя! Советчика! Bрача!

На лестнице колючей разговора б!"

январь 1937, Воронеж

***

Как женственное серебро горит,

Что с окисью и примесью боролось,

И тихая работа серебрит

Железный плуг и песнотворца голос.

1937, Воронеж

***

Средь народного шума и спеха,

На вокзалах и пристанях

Смотрит века могучая веха

И бровей начинается взмах.

Я узнал, он узнал, ты узнала,

А теперь куда хочешь влеки

B говорливые дебри вокзала,

В ожиданья у мощной реки.

Далеко теперь та стоянка,

Тот с водой кипяченой бак,

На цепочке кружка-жестянка

И глаза застилавший мрак.

Шла пермяцкого говора сила

Пассажирская шла борьба

И ласкала меня и сверлила

Со стены этих глаз журьба.

Много скрыто дел предстоящих

В наших летчиках и жнецах,

И в товарищах реках и чащах,

И в товарищах городах...

Не припомнить того, что было,

Губы жарки, слова черствы,

Занавеску белую било,

Несся шум железной листвы.

А на деле-то было тихо

Только шел пароход по реке.

Да за кедром цвела гречиха,

Рыба шла на речном говорке.

И к нему - в его сердцевину

Я без пропуска в кремль вошел,

Разорвав расстояний холстину,

Головою повинной тяжел...

Январь 1937, Воронеж

***

В лицо морозу я гляжу один,

Он - никуда, я - ниоткуда,

И все утюжится, плоится без морщин

Равнины дышащее чудо.

А солнце щурится в крахмальной нищете,

Его прищур спокоен и утешен,

Десятизначные леса - почти что те...

А снег хрустит в глазах, как чистый хлеб безгрешен.

16 января 1937, Воронеж

***

Что делать нам с убитостью равнин,

С протяжным голодом их гуда?

Ведь то, что мы открытостью их мним,

Мы сами видим, засыпая,зрим,

И все растет вопрос - куда они? Откуда?

И не ползет ли медленно по ним

Тот, о котором мы во сне кричим,

Пространств несозданных Иуда?

/народов будущих Иуда/.

16 января 1937 года, Воронеж

***

Еще не умер ты, еще ты не один,

Покуда с нищенкой-подругой

Ты наслаждаешься величием равнин,

И мглой, и холодом, и вьюгой.

B роскошной бедности, в могучей нищете

Живи спокоен и утешен,

Благословенны дни и ночи те,

И сладкогласный труд безгрешен.  

Несчастлив тот, кого, как тень его,

Пугает лай и ветер косит,

И беден тот, кто, сам полуживой,

У тени милостыню просит.

январь 1937, Воронеж

***

Как землю где-нибудь небесный камень будит,