60-е годы были еще более богаты внешними и внутренними событиями: в 67 г. сенат был вынужден принять крайние меры для борьбы с пиратами, которые парализовали плавание по Средиземному морю, подвоз хлеба в Италию и даже стали появляться в устье Тибра. Скрепя сердце, сенат поручил единоличное командование все тому же Помпею, который блестяще выполнил свою задачу, закончив войну с пиратами в несколько месяцев. Уже в следующем году война с Митридатом приняла угрожающий оборот, так что и на нее пришлось, несмотря на сопротивление многих сенаторов из старого нобилитета, отправить опять-таки Помпея, снабдив его неограниченными полномочиями. Наконец, в 63 г. республиканскому строю и в первую очередь сенату едва не был нанесен жестокий удар заговором Катилины.
Вопрос о руководителях, причинах и ходе развития этого заговора чрезвычайно сложен; по-видимому, начавшись в среде разорившихся нобилей, во главе которых встал Луций Сергий Катилина, принадлежавший и сам к этой группе, движение стало быстро разрастаться, захватывая все более широкие слои населения; к нему стали примыкать как крестьяне, утратившие свою землю, так и ветераны Суллы, получившие земельные наделы, но не сумевшие вести хозяйство; вопрос о привлечении беглых рабов в войско Катилины не вполне ясен; однако самый факт, что можно говорить о «войске» Катилины, что против него были посланы войска под началом консула Гая Антония и претора Квинта Метелла Целера и что битва под Писторией в январе 62 г., закончившаяся истреблением войска Катилины и гибелью его самого, была упорной и жестокой — все это свидетельствует о том, что движение вышло за пределы «заговора».
Для Цицерона 60-е годы были самым блестящим периодом его жизни: в 66 г. он был претором и произнес свою первую чисто политическую речь в пользу предоставления Помпею верховного командования в войне с Митридатом. В этой речи он восхваляет Помпея, его военный талант, его честность и скромность и подчеркивает, что Помпей — только римский всадник, а не нобиль; с большим искусством он указывает и на то, что неудача в войне с Митридатом грозит разорением не только откупщикам, вложившим в восточные провинции большие денежные средства, но и сенаторам. В 64 г. Цицерон был избран в консулы на 63 г. Получив эту высшую государственную магистратуру, он достиг предела своих желаний и показал себя ярым противником всяких попыток изменить, а тем более ниспровергнуть существующий государственный строй; едва вступив в должность, он резко воспротивился проекту земельной реформы, внесенному трибуном Публием Сервилием Руллом; вскоре он выступил в защиту некоего Гая Рабирия, обвиненного, правда, по прошествии долгого срока, в убийстве народного трибуна Сатурнина в 100 г.; наконец, в своей борьбе с Катилиной он совершил деяние, которое он в течение многих лет восхвалял как свой величайший подвиг, как «спасение государства»: казнил без формального суда пятерых римских граждан, главных участников заговора Катилины.
Вопрос о том, имел ли Цицерон право так поступить, не раз обсуждался и в римском сенате и в последующей литературе о Цицероне; сенат не имел судебной власти, и Цицерон, если бы положение не было угрожающим, был бы обязан предать заговорщиков суду; но сенат имел право выносить — и в данном случае вынес — senatus consultum ultimum, т. е. объявил чрезвычайное положение и предоставил консулам право жизни и смерти; вся ответственность в таких случаях падала на консула, против него впоследствии мог быть возбужден процесс, причем сенат не мог его защитить. Это и произошло с Цицероном, который в течение 60-х годов все более прочно связывал свою судьбу с сенатом. Ораторский талант Цицерона в эти годы был в полном расцвете; как его судебные речи (речь по уголовному делу Клуенция), так и политические выступления (речи об аграрном законе и против Катилины) являются образцами красноречия и в то же время изобилуют примерами ораторской находчивости; в речи в защиту Мурены, обвиненного в подкупе избирателей, талант Цицерона раскрывается еще и с другой стороны, которую он проявляет обычно в своих письмах; это шутливость и остроумие; дело в том, что Мурена был одним из помощников Цицерона при раскрытии и подавлении заговора Катилины; он был уже избран в консулы на 62 г., когда его соперник, потерпевший неудачу, обвинил его в подкупе избирателей (de ambitu); для Цицерона было очень важно закрепить на следующий год одно консульское место за своим сторонником, но дело Мурены было, по-видимому, настолько сомнительным, что Цицерону пришлось не столько доказывать слушателям невиновность Мурены, сколько ошеломлять их блеском своих аргументов; речь вызвала неодобрение строгого Катона, но Мурена был оправдан.
Нападки на Цицерона за его расправу с заговорщиками начались немедленно по окончании его консульства; теперь, когда опасность миновала, даже и сенат поддерживал его недостаточно энергично, а народный трибун Метелл Непот не дал ему произнести обычную «прощальную» речь. В дальнейшем положение Цицерона стало все более ухудшаться; начался ряд дел против его единомышленников; Цицерон по-прежнему выступал в их защиту и все чаще упоминал о собственных заслугах перед государством.
50-е годы не принесли успокоения, напротив, в течение всего этого десятилетия борьба между политическими группировками становилась все острее и постепенно принимала форму уличных боев. В 60 г. Цезарь, Помпей и Красс объединились для совместной борьбы против сената (так называемый Первый триумвират); назревала новая гражданская война — между Помпеем, ставшим теперь на сторону сената, и Цезарем, который в эти годы «жаждал великой власти, командования войском, новой войны, где могла бы заблистать его доблесть» (Саллюстий, «Катилина», 54, 4).
Хотя главные силы Катилины были разбиты и он сам погиб, в Риме — к несчастью для Цицерона — осталось немало его приверженцев; их возглавил Публий Клодий, ярый враг Цицерона.
Публий Клодий Пульхр происходил из патрицианского рода Клавдиев. Уже в молодости, служа в войске Лукулла, Клодий затеял мятеж; вернувшись в Рим, он не только стал поражать благонамеренных граждан шумными и скандальными любовными похождениями, но и пытался играть политическую роль своей резкой оппозицией сенату. В заговоре Катилины он, по-видимому, лично не участвовал, так как на это ни в письмах, ни в речах Цицерона намеков нет; но зато тем чаще и охотнее возвращается Цицерон к «нечестию» Клодия, который в 61 г. прокрался в дом Юлия Цезаря, одетый в женское платье, в день жертвоприношения Доброй богине, к которому допускались одни только женщины; против Клодия было возбуждено судебное преследование, но ему удалось путем подкупа судей добиться оправдательного приговора. С этого времени вражда между ним и Цицероном разгорелась с особенной силой. Однако Клодий как патриций был лишен возможности предпринимать решительные шаги против сената, не выходя за рамки законности, а неудача Катилины показала, что сенат еще достаточно силен. Поэтому Клодий постарался перейти путем усыновления в плебейский род Фонтеев, что ему удалось в 59 г.; в том же году он был избран в народные трибуны на 58 г. и повел открытую атаку против сената вообще и в особенности против Цицерона. В 58 г. Цицерон, опасаясь худшего исхода, добровольно удалился в изгнание, после чего, по предложению Клодия, был принят закон, осуждавший его на изгнание за казнь сторонников Катилины; его дом в Риме и усадьбы были разрушены, имущество взято в казну. Сенат, надевший траур в знак скорби о Цицероне, защитить его не сумел, а Помпей, запуганный Клодием и боявшийся резни в городе, то упорно скрывался от Цицерона, то ограничивался успокоительными отговорками.
Свое изгнание Цицерон провел в Греции и переносил чрезвычайно тяжело; оно продолжалось около полутора лет. Законом, предложенным консулом 57 г. Публием Корнелием Лентулом Спинтером, Цицерону было разрешено вернуться в Рим. Он был возвращен с почетом, но когда остыла первая радость по поводу возвращения на родину и свидания с семьей и друзьями, Цицерону пришлось перенести немало неприятностей в связи с хлопотами о возвращении ему его имущества. Клодий был еще достаточно силен и Цицерону лишь с большими трудностями удалось получить обратно дом и усадьбы и восстановить дом на государственный счет (см. речи «О своем доме» и «Об ответах гаруспиков»). Еще больше, чем эти затруднения материального характера, беспокоила Цицерона политическая обстановка; он увидел, насколько запутанной стала она за время его изгнания; последовательно придерживаться избранной им линии, направленной на сплочение нобилитета и всадников и оправдавшей себя в минуту острой опасности со стороны Катилины, теперь уже было невозможно; пришлось лавировать между двумя соперниками, Помпеем и Цезарем, отношения между которыми были еще не враждебными, но уже неустойчивыми. Цицерон склонялся более к Помпею, который в это время решил более крепко связать свою судьбу с сенатом; но после того как Цицерон выступил в сенате против проекта Цезаря о распределении кампанских земель, Помпей и Цезарь, встретившись в Луке в 56 г., согласовали спорные вопросы, и Цицерону пришлось произнести в сенате речь «О консульских провинциях», в которой он высказался за продление наместничества Цезаря в Галлии. Но с 54 г. отношения между Помпеем и Цезарем снова ухудшились, и Цицерону, только что завязавшему мнимую дружбу с Цезарем через своего брата Квинта, который был легатом Цезаря, опять пришлось решать, на чью сторону ему встать.