— Ах, вот как?— взвизгнула Дорис, резко наклоняясь вперед и сбрасывая маску нежной женственности. Тогда послушайте меня, мистер умник. Вам-то тоже не поздоровится. Не знаю, чем вы занимались в тот вечер, но тут не все чисто, это как пить дать. И сколько бы вы ни прикидывались, что вы были в том доме, я точно знаю, что вас там не было.

— И кто тебе поверит?—презрительно бросил Кросс. — Ну кто поверит в эту идиотскую историю, даже ес­ли ты осмелишься ее рассказать? Хотел бы я послушать, как ты будешь докладывать суду, чем занималась ночью в разрушенном доме на пару с американским солдатом.

— Подумаешь!—сказала Дорис—Все этим занима­ются. Конечно, мне не так уж улыбается об этом рас­сказывать, но я считаю, что это мой долг.

Кросс хрипло хохотнул.

— Твой долг! Не смеши людей. Никто тебя и слу­шать не будет.

— А это мы посмотрим,— сказала Дорис, вставая.— По-моему, полиция очень даже навострит ушки.

Кросс задохнулся. Перед ним словно разверзлась пропасть. Он видел только два выхода из положения, но первый таил в себе слишком большую опасность. Как он избавится от трупа? Придется поиграть с ней в поддавки,

— Слушай,— примирительно сказал он,— ну зачем нам ссориться? Я уверен, что тут какая-то ошибка. Хо­чешь выпить? Виски, джин?

— Вот это другой разговор. Джин с апельсиновым соком. Соку поменьше.

Она опять села и поддернула юбку чуть повыше ко­лена.— Я так и знала, что мы в конце концов догово­римся.

— Само собой,— отозвался Кросс.— Будь здорова!

— Поехали!

Она залпом выпила джин.

— Вот и прекрасно,— сказал Кросс.— Еще по одной?

— Хи-хи, вы что, напоить меня хотите? Учтите, это не так-то просто.

Они выпили еще по одной, расположившись в крес­лах как два добрых собутыльника.

— Если так,— сказал Кросс,— тогда скажи, где, по-твоему, я был в тот вечер. Выкладывай карты на стол.

— Откуда мне знать?—ответила Дорис—Но раз вас там не было, значит, вы что-то скрываете. Я не сы­щик, но все-таки в тот вечер убили вашего дядю.

— Ты считаешь, что я убил дядю?

— Ну, так я не думаю. Это уж слишком.

Дорис вся содрогнулась от такого предположения, но быстро поправилась.

— А вообще-то, может и так. Иначе зачем бы вам врать?

— Скажи, а что об этом думает твой Сай?

— А, он про это ничего не знает. Он уехал рано утром — до того как вышли газеты. Его демобилизовали.

— А как его фамилия?

— Смит. Он говорит, что в Америке полно Смитов, так же как и здесь. Может быть и так. Его полное имя — Сайрус. Чудное имя, правда?

— Типичное американское имя.— Кросс старался задавать эти важные вопросы с небрежным видом— А где он живет, он тебе не сказал?

— Сказал — в Чикаго. И что не может дать мне ад­рес, потому что не знает, где поселится. Но он обещал написать.

— Думаешь, напишет?

— Конечно, напишет!— воскликнула Дорис. И, заме­тив скептическое выражение на лице Кросса, добавила: — А если и нет, что с того? Больно он мне нужен.

Она погладила ногу в нейлоновом чулке.

— Таких, как он, на мой век хватит.

— Ты очень четко выражаешь свои мысли,— заме­тил Кросс.— Конечно, все твои подозрения насчет ме­ня — вздор. Что бы ты ни говорила, я действительно стучал в тот дом. По мне — иди, пожалуйста, в полицию или куда там тебе хочется, только не хотелось бы, что­бы все это началось по новой.

— Само собой,— сказала Дорис с сочувствием в го­лосе.—Конечно, такое хочется поскорей забыть.

— Вот именно! Ну так что, может, поможешь мне забыть? Твой парень уехал в Америку, а у меня нет де­вушки. Может, попробуем? Тебе со мной будет непло­хо. Деньги у меня есть, скучать не будешь.

— Да уж, денег у вас куча,— с жадным блеском в глазах сказала Дорис.— Я читала, какое наследство вы получили.

— Понятно, иначе бы ты сюда не пришла.

— У Кросса даже пальцы свело от желания задушить её на месте. Какая стерва!

— Чего вы злитесь? Все путем. Если вы будете со мной по-хорошему, то и я буду помалкивать. Только вот не люблю жадных. Хотите, останусь у вас на ночь?

Кросс окинул ее взглядом: крашеные волосы, куд­ряшки на лбу, задорно торчащие груди, розовая кожа ляжек там, где кончаются чулки, бордовый маникюр, туфли на острых каблуках — и внутренне содрогнулся. Может быть, при других обстоятельствах...

— Я сегодня очень устал,— сказал он.— Иди лучше

домой.

— Ну и чудной же вы,— воскликнула Дорис. — Ну как хотите. Погодите, еще просить будете. Так когда мы завтра увидимся? И где?

— Хочешь, пойдем в ресторан? Отвезу тебя на ма­шине в центр, найдем тихий ресторанчик...

— Зачем же тихий?— спросила Дорис.— Со скуки умрешь. Я люблю потанцевать, или посмотреть бокс. Обожаю бокс. Вы скоро узнаете мои вкусы.

— Давай все-таки для начала пойдем в тихий ресто­ранчик. Надо поговорить, познакомиться получше,— сказал Кросс просительным тоном.

— Ну ладно. Но я освобожусь не раньше семи — я же на работе.— Она улыбнулась.— Хотя зачем мне те­перь работать, верно?

Кросс подал ей шубку. Она толкнула его задом и хи­хикнула. Кросс положил ей руки на плечи, сдвинул их ближе к шее. Но тут же, подумав об освещенной лест­нице и привратнике внизу, отошел от нее и, чтобы ус­покоить зуд в пальцах, плеснул себе еще виски.

— Жадина!— сказала Дорис.— А мне? На дорожку?

— Побольше?

— Да не виски, джину! Она подняла рюмку.

— За нас! Теперь мы с вами повеселимся!

Она ущипнула Кросса за щеку, и он заставил себя Улыбнуться.

— Жди меня завтра в семь часов на кругу.

Дорис вышла, он запер за ней дверь и слышал, как пришел лифт.

Затем он вернулся в комнату и устало опустился в кресло. Вот это, называется, влип!

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

В ту ночь Кросс почти не спал, ломая голову, как быть. Чем больше он обдумывал создавшееся положение, тем хуже оно ему представлялась. Ё конечном итоге, инс­пектор оказался прав. Убийство — штука непредска­зуемая: только ты решил, что все обошлось, тут-то и начинаются осложнения.

Одно дело — сказать Дорис, что полиция ей не по­верит — как можно верить дешевой потаскушке, когда два солидных свидетеля утверждают противоположное? Но Дорис права: полиция очень даже заинтересуется ее рассказом. Может быть, им и понадобится время, чтобы размотать клубок его хитросплетений, но дай им только кончик нитки в руки — они уж его не выпустят. Кросс ни секунды не сомневался, что инспектор Джемс с величайшим рвением начнет заново копаться в обсто­ятельствах дела. Он отлично представлял себе, как ин­спектор будет разговаривать с Дорис и какие мысли ее рассказ посеет у него в голове. Все это .время Джемс пытался как-нибудь расшатать его алиби. И Дорис ему в этом поможет. Отталкиваясь от ее показаний, инспек­тор наверняка снова возьмется за свидетелей в Буэнос-Айресе. Он станет допытываться, откуда у них возник­ла уверенность, что они находятся возле разбомблен­ного дома. Им придется признаться, что самого дома они не видели, что машина стояла довольно далеко от него и что их показания основывались, по сути говоря, на словах и поведении самого Кросса, и, конечно, на уличной табличке.

Вставал вопрос: сможет ли инспектор додуматься до того, как Кросс подделал алиби? Догадается ли он, что Кросс подменил уличную табличку? Что ж, у инспекто­ра Джемса достаточно живое воображение — если Кросс сумел это придумать, то он сумеет разгадать его уловку.

К тому же если появится свидетель, хотя бы и с та­кой сомнительной репутацией как у Дорис, заявляющий под присягой, что Кросса в разбомбленном доме никогда не было, не поколеблет ли это уверенность его собст­венных свидетелей? Если к тому же Джемс подаст им идею фальшивого алиби? Да и присяжные могут заду­маться: в самом деле, стоял густой туман, ошибиться было легко. Кросс представил себе, как речистый прокурор бросает тень сомнения на показания его свиде­телей.

Вот тогда все остальные улики против Кросса вста­нут на место. Инспектор расскажет, как Кросс дважды подбирал на кругу пассажиров — и оба раза в четверг и в туманный вечер он обратит внимание присяжных на то, что Кросс отсутствовал целых пять минут — доста­точно для того, чтобы совершить убийство; он объяс­нит, что телефонный звонок врачу был нужен только человеку с фальшивым алиби, и что Кроссу было необ­ходимо изменить во время этого разговора голос, пото­му что позднее он мог встретиться со своим собесед­ником в качестве члена семьи убитого; он докажет, что страничку с записями Джеффри мог подсунуть под уби­того только человек, хорошо знавший обстановку в доме; не забудет он и следы крови на пальто Кросса, которые тот так поспешно постарался свести; упомя­нет, что Кросс что-то сжег в камине; доберется и до шаткого финансового положения подозреваемого и до­кажет, что наследство было для него большим соблаз­ном. Когда проинструктированный Джемсом обвини­тель изложит это все присяжным, уложив каждый ку­сочек головоломки на свое место, положение Кросса будет незавидным. Какое решение вынесут присяжные, предсказать было невозможно. Но Кросс знал, что смертные приговоры выносились на основании и куда менее убедительных косвенных улик. Его несомненно арестуют; ему придется предстать перед судом; это займет недели, может быть, месяцы. При самом лучшем исходе он еще очень долго не сможет уехать за грани­цу, а за это время, глядишь, всплывут убийственные факты его лагерной биографии — и это уже будет ко­нец. Нет, никак нельзя допустить, чтобы Дорис пошла со своей историей в полицию.