— Я слышала про Гудвинз - там всегда что-нибудь случается. На прошлой неделе два раза сообщали про судно, севшее там на мель.

— Это дальше к югу. Рассказывают такой случай? судно село там на мель во время шторма. Когда нас­тупил отлив, обнажились песчаные отмели и команда этого судна ходила по ним посуху. Их видели люди с прибрежных скал. Матросы были живы и в полном здравии, и вместе с тем они практически были мертвы. Шторм был такой, что не было никакой возможности отправить за ними спасательные лодки. А в следую­щий прилив их всех смыло в море.

— Какой ужас!

— Да, страшная история. Может быть, это и выдумка. Но на этих отмелях кто-нибудь вечно попадает в беду. Тьма тьмущая обломков погибших судов — некоторое торчат из воды при отливе уже лет пятьдесят, а может быть и больше. Но если знать, где мели, то в хорошую погоду там плавать очень интересно. Но нужна лодка очень мелкой осадки.

— Вот уж никогда не думала, что Эстуарий полон отмелей. На карте он весь закрашен голубым.

— Сейчас я вам покажу карту — увидите, что дно там очень неровное. Где она?

Джеффри взял с полки над головой книгу, обошел стол и сел рядом с Памелой.

— Это не настоящая морская карта, но и по ней можно составить представление. Смотрите: заштрихо­ванные места — это отмели. Большинство из них в отлив обнажается. Во всяком случае, они мелеют до такой сте­пени, что большое судно здесь не пройдет.

— Как интересно,— воскликнула Памела, накло­нившись над книгой.— А как быть, если сядешь на мель? Даже на небольшой лодке? Это опасно?

— Все зависит от силы ветра, погоды и прилив это или отлив. Если прилив, то лодка по всей вероятности всплывет. Если отлив — то можно застрять на нес­колько часов. А в плохую погоду волны то и дело подни­мают лодку, а потом швыряют ее вниз на плотный пе­сок. Через некоторое время она начинает трещать и разваливаться. Звук, скажу вам, жуткий.

— С вами такое случалось?

— Чтобы лодка совсем развалилась — такого не бы­ло, а то бы мы вряд ли сейчас с вами разговаривали. Но близок к этому я бывал.

— Ив такое место вы зовете меня?

— Моя дорогая, там, где вы, всегда будет светить солнце, а море всегда будет синее и гладкое, как стекло.

— Давайте-ка вымоем посуду,— сказала Памела, закрывая книгу.— Доскажете мне про Эстуарий в дру­гой раз. У нас как раз хватит горячей воды.

— Ох, как не хочется уходить,— лениво проговорил Джеффри.— Так уютно, и свет от лампы так красиво ос­вещает ваши волосы. Но время, наверно, уже позднее.

— А мистер Кросс часто пользуется яхтой?

— Иногда. Он не так уж любит море. По-моему, за эти полгода он был на яхте всего раза два. Но зимой на нее и меня не слишком тянет. Кстати, кому она те­перь принадлежит? Видно, нам придется об этом дого­вариваться. Дьявол!— опять вернулись к папиной смер­ти. Подумать только — я о ней забыл на целые три часа!

— Вот пройдет коронерское дознание — и станет легче,— сказала Памела.— Пожалуйста, оставайтесь ве­селым.

Но вернуть атмосферу безмятежности Памеле уже не удалось. С сосредоточенным видом, не разговаривая, Джеффри прибирал яхту, закрывал иллюминаторы. Закрепив чехол, он спустился в ялик. Стоя в лодке, он помог спуститься Памеле. Было совсем темно. Ее лицо матово белело рядом.

— Милая,— тихо сказал Джеффри. Порыв ветра бросил прядь ее волос ему в лицо. Он порывисто схва­тил ее в объятия и прильнул к ее губам. Сначала Па­мела не сопротивлялась, потом стала высвобождаться из его рук, и он отпустил ее. Она молчала, а Джеффри, пошатываясь, словно пьяный, прошел на нос, сел и стал грести. Он все еще ощущал вкус ее мягких губ. Памела молчала, когда они причалили к берегу и он по­мог ей выйти, молчала, пока он вытаскивал ялик на бе­рег и привязывал его к колышку.

— Вы сердитесь?— виновато спросил Джеффри, ког­да они шли к автомобилю. Памела туже затянула шарф, повязанный поверх ее пышных волос.

— Вы что-то сказали?— спросил Джеффри.

— Нет,— отозвалась Памела из темноты,— я только покачала головой.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Зал, где происходило коронерское дознание по делу об убийстве Чарльза Холлисона, был переполнен. Все местные газеты опубликовали сообщение о нем на вид­ном месте. Холлисона хорошо знали и уважали в округе; кроме того, зверское убийство столь безобидного чело­века и отсутствие каких бы то ни было улик разожгли всеобщее любопытство.

Коронер знал свое дело и вел дознание быстро и умело. Показания Джеффри, Кросса, Памелы и миссис Армстронг содержали только всем известные факты; полиция, со своей стороны, не сообщила ничего нового, а в ответ на прямой вопрос коронера следователю пришлось признать, что они мало продвинулись в рассле­довании этого дела. Был вынесен неизбежный вердикт: «преднамеренное убийство одним или несколькими не­известными лицами», и коронер принес официальное со­болезнование сыну и племяннику покойного. Репорте­ры ушли писать заметки в свои газеты, а публика ра­зошлась, с жаром обсуждая загадочные обстоятельства убийства.

После дознания Кросс сказал Джеффри и Памеле, что, пожалуй, поедет на фабрику. Джеффри повез Па­мелу и миссис Армстронг домой на своем «Моррисе». Вид у него был мрачный. Памела молчала. Миссис Арм­стронг громко выражала возмущение.

— И это называется правопорядок! Кто после этого может спокойно спать в своей постели? Я боюсь быть одна дома, просто боюсь. Куда мы все катимся? Что се­бе думает полиция? Посмотрите на этого инспектора — такое выражение на лице, будто он что-то знает да не скажет — да я и сама могу напустить на себя такой же вид. А что вы обо всем этом думаете, мистер Джеф­фри?

Джеффри пожал плечами.

— Дело, видимо, сложное. Собственно говоря, мы все знаем столько же, сколько и инспектор, и понятия не имеем, кто убил папу.

— Безобразие, и все!—-Миссис Армстронг твердо держалась своей точки зрения.— Им за то и платят, чтобы они находили убийц — вот пусть и находят.

— Нет, вы вспомните показания, которые мы слы­шали. Только и остается считать, что убийства вообще не было. Мог бы убить я, но я знаю, что я этого не де­лал. Артур не мог убить, потому что был в это время в другом месте. Миссис Амстронг не могла убить, пото­му что была в Илинге...

— Скажете тоже! — негодующе воскликнула миссис Армстронг.

—...а Памела не могла убить, потому что у нее прос­то не хватило бы на это сил. Больше никого нет. Пос­торонний не мог убить по тысяче причин.

— И однако бедняжка лежал на полу с раскроен­ным черепом. Какое зверство, какое зверство! Если бог есть, он накажет этого человека. Он его найдет и нака­жет — попомните мои слова.

С этими словами миссис Армстронг спустила на зем­лю сначала одну ногу, потом другую и вылезла из ма­шины.

Джеффри проехал с Памелой на соседнюю улицу, остановил машину напротив ее дома и выключил мотор.

— Ну вот все и закончилось,— сказал он. — Ощуще­ние премерзкое, правда?

Памела кивнула.

Он навалился грудью на рулевое колесо.

— Хоть бы они нашли убийцу! Я просто не представ­ляю, как это можно сделать. Мы уже сто раз перебрали каждый шаг. Откуда теперь взяться новым уликам? Эта неопределенность гложет мне душу.

— Не надо об этом все время думать, Джеффри. Старайтесь отвлечься.

— Легко сказать! Я так на всю жизнь и останусь под подозрением. Может, я стал мнительным, но когда судья выражал нам соболезнование, мне показалось, что один из присяжных как-то странно на меня посмотрел; дескать, как бы там ни было, мистер, но вы свободно могли это сделать. Наверняка половина людей в зале сейчас решают ту же простую задачу: если отбросить невозможное, то кто остается?

— Что вы хотите сказать?

— Четверо подозреваемых. По тем или иным при­чинам трое отпадают. Остается один — значит, он и есть убийца. Ничего другого не придумаешь.

— Господи, Джеффри...— несчастным голосом вос­кликнула Памела.— Никто ничего подобного не думает. Если бы я сидела в зале, я бы уж скорей заподозрила Кросса.