— Там будет видно, мистер Кросс. Мне бы хотелось задать вам один вопрос в лоб. Как обстоят ваши финансовые дела?
— Бывает и хуже. Джемс поднял брови.
— Никаких денежных затруднений?
— Разве я обязан вам отчитываться в своем финансовом положении?
— Мое дело спросить,— сказал Джемс,— а вы можете не отвечать.
— Я получаю от фирмы жалованье две тысячи фунтов в год, а также приличную сумму на представительские расходы.
— А сколько вы тратите?
— Кросс усмехнулся.
— Около двух тысяч и также представительские. Я не люблю копить деньги на черный день.
— У вас есть крупные долги?
— К сожалению, нет. Никто не дает в долг без обеспечения, а у меня практически нет недвижимого имущества. Лагерь для военнопленных — не то место, где можно сколотить капитал.
— И сколько у вас сейчас на счету?
— Любопытно, что вы об этом заговорили, инспектор. По правде говоря, я немного перебрал сверх кредита. Фунтов семьдесят или восемьдесят. Ничего страшного.
— При отсутствии обеспечения это не так-то мало. Ну и как банк, требует уплаты?
— Да нет, нельзя сказать, что требует. Несколько дней тому назад управляющий прислал мне вежливое напоминание — но он же знает, что у меня хорошее жалованье.
Джемс окинул комнату задумчивым взглядом.
— Видно, что хорошее. Вы неплохо обставили квартиру. Позавидуешь. Что ж, спасибо за исчерпывающую информацию.
— Вы бы все равно получили ее от управляющего банком. Больше у вас нет вопросов?
— Еще один. Я хотел вас расспросить подробнее о том разрушенном доме. Вы не откажетесь еще раз рассказать, как там все получилось.
Кросс вздохнул.
— Опять толочь воду в ступе. Было темно и стоял сильный туман. Так что красочных деталей я вам сообщить не могу.
— Просто расскажите мне, что вы делали, видели, слышали, ощущали. Что тут трудного?
Кросс откинулся в кресле, сложил пальцы крышечкой, закрыл глаза и заговорил, сохраняя на лице саркастическую усмешку:
— Я открыл калитку. На ней была обычная задвижка. Пошел по бетонированной дорожке. Дошел до крыльца. Нащупал рукой молоток. Громко постучал. Два раза. Потом понял, что дверь открыта. Позвал: «Кто-нибудь есть тут?» Присмотревшись, увидел, что дверь висит на одной петле. Тогда меня осенило, что дом, наверно, разрушен бомбой. Отступил от двери и споткнулся обо что-то. Упал и порезал руку. Было очень больно, и я почувствовал, что рана сильно кровоточит. Замотал руку носовым платком. Меня подташнивало. Постоял минуту-две и пошел назад к машине.
— Мы не нашли около дома никаких следов крови,— сказал Джемс.— А вы так сильно поранили руку, что запачкали пальто кровью.
— Раз кровь попала на пальто, значит она не попала на землю.
— Возможно. Ничего другого не остается думать.
— Все, инспектор?
— Да.
— Тогда позвольте мне задать вам вопрос.
— Задавайте. Другое дело, отвечу ли я на него.
— Со времени убийства дяди прошло двое суток. Как идет следствие? Приблизились ли вы к разгадке? Мне казалось, что преступление — довольно обычное, и полиция шла по горячему следу. Мне, естественно, хочется, чтобы вы поскорее нашли убийцу. По крайней мере, вы тогда перестанете бросать косые взгляды на меня.
— Если я, как вы выражаетесь, бросаю на вас косые взгляды,— сказал инспектор,— то это потому, что по многим показателям вы подходите на роль убийцы. У вас был мотив — деньги. Вы знали порядки в доме. Ваш дядя повернулся бы к вам спиной и пошел бы в комнату, ожидая, что вы последуете за ним. Вам пришлось бы изменить голос, говоря по телефону. Вам необходимо было позвонить, чтобы утвердить свое алиби. Ваше пальто было запачкано кровью, и вы постарались отчистить ее прежде чем полиция отправила пальто на анализ. Вы жгли что-то у себя в камине вместо того, чтобы спешить к дяде, куда вы сильно опаздывали. Короче говоря, мистер Кросс, если бы не ваше алиби, которое мне не удается опровергнуть, я бы арестовал вас уже вчера.
Кросс побледнел.
— В таком случае, как удачно, что у меня есть алиби. А то бы вы того и гляди арестовали невиновного.
— Очень удачно для вас,— ответил инспектор.— Я вынужден считать, что вы не совершали убийства. Что же тогда остается? У меня нет никаких улик кроме вашего странного поведения. Вы говорите, что полиция шла по горячему следу. Какому следу? Никакого следа нет. Против обыкновения, убийца, кажется, не совершил ни одной ошибки.
— Тогда как же вы надеетесь его найти?
— Дело в том,— сказал Джемс, зажав в зубах чубук трубки,— что такая ситуация возникает довольно часто. Кажется, что все безнадежно. На коронерском дознании ничего не проясняется, жертву хоронят, соседи находят себе новую тему для разговоров, и убийца считает, что вышел сухим из воды. И вот когда о преступлении, казалось бы, забыли, вдруг что-то происходит. Вам никогда не приходилось нечаянно столкнуть ногой камень на склоне горы? Заметили, сколько он всего успевает наделать, пока катится вниз? Так и убийство. Начинают происходить разные вещи. Изменяются отношения людей. Меняется сам убийца. Иногда в нем просыпается совесть. Иногда в нем упорно сидит страх. Иногда он начинает разговаривать во сне. Он считает, что достиг желаемого, но это желаемое не всегда его удовлетворяет. Так или иначе, в конце концов он почти всегда попадается.
— Да вы философ, инспектор, но мне кажется, вы себя обманываете. Вы не справились со своей задачей, но пытаетесь притвориться, что это не так. Хотел бы я послушать, как отнесется к вашему монологу ваш начальник! По-моему, вы зашли в тупик, и расследование по сути дела закончено. Разве не так, инспектор?
Инспектор встал. Лицо его было непроницаемо.
— Расследование будет закончено тогда, когда мы с вами услышим, как староста присяжных объявляет вердикт: «Виновен!» И не раньше. Доброй ночи, мистер Кросс.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
— Не очень-то вы удачно предсказываете погоду,— сказала Памела в воскресенье днем, забираясь в машину Джеффри. Дул сильный порывистый ветер, и по небу неслись мелкие белые облачка. На Памеле были серые брюки, свитер и зеленый замшевый жакет.— Нас просто сдует с яхты.
— Ничего, в каюте тепло,— ответил Джеффри,— Если замерзнем, можно зажечь керосиновый обогреватель. Мы превесело проведем время.
— Вы меня покатаете на яхте?
— Почему бы и нет? Вы тепло одеты.
Джеффри поглядел на Памелу. Она смотрела прямо перед собой, и у нее на губах играла еле заметная улыбка. Щека, обращенная в сторону Джеффри, горела румянцем. Рука Памелы лежала на сиденье между ними, и Джеффри положил сверху свою.
— Я совсем помешался от любви, Памела,— сказал он.— Со мной никогда не было ничего подобного.
Памела мягко отняла руку.
— Пожалуйста, ведите себя благоразумно,—попросила она.— Мне вовсе не хочется потерять голову.
— Это уже признание,— радостно подхватил Джеффри.
— Нет, это — предостережение. Дайте мне время. Я вас совсем не знаю. Давайте не будем спешить. А пока что я настроилась посмотреть яхту, послушать ваши объяснения и увидеть, как ловко вы с ней управляетесь. Вы уверяете, что вы старый морской волк, а сами только и можете что объясняться в любви.
— Одно другого не исключает,— ответил Джеффри.— Ну вот мы и приехали. Вон «Беглянка». А вот наш ялик. Подождите минутку. Я положу доску. Вообще-то сюда лучше надевать резиновые сапоги.
Джеффри помог Памеле перебраться через грязь и залезть в ялик, затем оттолкнул ялик от берега. Было как раз время между приливом и отливом, и грести было легко, хотя ветер забрасывал брызги им в лицо.
— В такую погоду меня как-то не тянет в море,— заметила Памела.— «Беглянка» — симпатичное суденышко, но хотелось бы, чтобы она была побольше.
— Да, в море ее порядочно качает. Но в общем-то вы не поверите, какая у нее отличная остойчивость. Ладно, я полезу вперед. Смотрите, не упадите в воду. А плавать-то вы умеете?
— Разумеется. Я как-то проплыла под водой всю длину дорожки и обратно. А вы так можете?