И Александр, купив в магазине триста граммов пряников, стал ждать. Прошло ровно полтора часа, и у почтового ящика остановился «Москвич»-пикап. Водитель, молодая девушка, взяла большую сумку и подошла к ящику. Майский был тут как тут. Он подскочил к девушке, представился и попросил:

— Мы сможем взглянуть на адреса писем, которые вы заберете из этого ящика?

— Если я скажу нет, — улыбнулась девушка, — вы все равно посмотрите.

В ящике оказалось всего три письма. Майский нашел то, на котором стоял обратный адрес Крокета, записал, кому оно адресовано, повертел в руках конверт. Как хотелось ему заглянуть внутрь! Отсюда, конечно, можно извлечь такие факты и фактики, что при других условиях на это и года не хватит. Но что поделаешь! Тайна переписки охраняется законом, и он нехотя бросил письмо в мешок, который держала в руках девушка…

Краб готовится к решительным действиям

Краб понимал, что надо торопиться. Игра в любовь с Борзовой не могла продолжаться долго. Правда, со многими ее странностями можно было до поры до времени мириться. Но вот закавыка! Вдобавок ко всему она оказалась еще и ревнивой. Стала следить за ним, интересовалась каждым его шагом. Попробуй пожить в такой обстановке спокойно, без тревог!

Жора прекрасно видел и разумел, что Люда своей будущей жизни не представляет без него. То ли чувства ее обострились до предела, но в характере своего возлюбленного она стала замечать некую фальшь, отсутствие искренности. Мимо ее внимания не проскользнуло и то немаловажное обстоятельство, что он живет странной, двойной жизнью. И чем чаще Борзова интересовалась, где работает Краб, где живет, с кем водит компанию, кто его родители, тем труднее становилось ему лгать, изворачиваться, ловчить. А в последнее время его сильно волновало и другое: не привык многоопытный потрошитель несгораемых шкафов видеть, чтобы после «дела» следы оставались. Теперь он не сомневался, что стоит ему после кражи, как обычно, смыться, и Людка поднимет такой кипиш, что не возрадуешься — сама в милицию побежит. Здесь надо что-то придумать, рассуждал Краб, нужно пошевелить мозгами. И такое придумать, чтобы сама Борзова на всех перекрестках, если понадобится, вопила, что ее любимый не причастен ни к каким уголовным деяниям.

Сейчас он направился на почтамт. Такие прогулки Краб совершал довольно часто. На почтамте он спокойно предъявлял паспорт на имя Георгия Михайловича Плетнева и изредка получал письма от отца. Больше ни от кого весточек Жора Краб и не ожидал.

Мнимый Клешнев нырнул в здание почтамта и через несколько минут вышел обратно, на ходу заталкивая во внутренний карман пиджака конверт с письмом. Недалеко был центральный стадион города. К нему и зашагал Краб. Вот он уже сидит на скамье в уютном уголке стадионного парка. В эти вечерние часы здесь было совсем тихо: футбольный матч между местной командой высшей лиги и динамовцами Москвы назначался, как гласили афиши, на послезавтрашний день.

Жора осмотрелся по сторонам. Только кое-где на скамьях сидели одинокие посетители парка.

Письмо было от отца. «Вчера отправил, — мысленно заключил Краб, взглянув на почтовый штемпель. — Надо предупредить старика, чтобы не писал на конверте обратный адрес и свою фамилию».

Он вскрыл конверт, достал из него сложенный вдвое листок бумаги и начал читать: «Дорогой сын, здравствуй! Ты уж извиняй, что я тебе пишу, но ты сам мне сказал, если что, то напиши. Не знаю, может, это и мелочь, но чует мое стариковское сердце, что не к добру все это идет. Сегодня ко мне приезжал на мотоцикле работник милиции, сказал, что он из ГАИ. И очень сильно ругался за то, что машину на техосмотр не представил. Сказал, чтобы на следующей неделе, в четверг, машину пригнал на осмотр. Вот я и решил сообщить тебе и посоветоваться, что делать. Жора, мне кажется, что милиция что-то заподозрила, поэтому про машину спрашивали у меня уже несколько раз. Так что ты подумай и скажи, что делать. Если хочешь, зайди или напиши, как тебе будет удобнее. На этом кончаю. До свидания. Жду ответа. Твой отец».

«Да, дела! — подумал Краб. — Час от часу не легче. Что же делать? А может, старик за машину беспокоится? Хочет убедиться, цела ли она. Он не дурак. Знает, если сяду, то машина останется ему. А если отец не врет? Тогда надо решать, что делать. Постой, постой! Да ведь он же сам рассказывал, как объяснял конторе, что машина — в деревне. Пусть и держится этой версии».

Краб достал из кармана блокнот и вырвал из него два листка. На одном написал: «Начальнику ГАИ от гражданина Крокета Василия Рафаиловича. Заявление. В связи с тем, что принадлежащая мне машина до приезда ко мне сына — Крокета Георгия Васильевича — будет находиться в законсервированном состоянии, прошу вашего разрешения в текущем году ее на технический осмотр не предъявлять. С уважением пенсионер Крокет». Затем Краб взял второй листок и написал: «Батя! Не волнуйся. Все будет в порядке. Перепиши своей рукой текст заявления в ГАИ. Всем, кто будет интересоваться машиной, говори, что она в деревне. О доверенности молчи. Жора».

После этого Крокет вышел из парка, купил в киоске конверт и, подписав его, опустил в почтовый ящик…

Клешнева в городе нет

— Адресное? Здравствуйте, девушка! Это Майский из уголовного розыска. Посмотрите, пожалуйста, по картотеке Клешнев Георгий Михайлович. Что? Хорошо, хорошо! Я подожду.

Пока работница адресного бюро проверяла, прописан ли в городе Клешнев, Майский продолжал разговор с Ветровым.

— Клешнев — это, наверное, друг младшего Крокета. Только не пойму, зачем этому Крокету скрываться?

— Ничего, скоро поймешь. В том-то, по-моему, вся суть и заключается.

Майский схватил карандаш:

— Да, да. Я слушаю вас. — И он стал записывать, поставил точку. — Спасибо девушка, дай бог вам жениха, вроде меня.

В ответ невидимая собеседница, очевидно, сказала такое, что Майский положил трубку и смущенно пробормотал:

— Откуда ей известно, какой я жених?

Ветров расхохотался:

— Что? Получил? Будешь знать, как лишнее болтать. — И, уже серьезно, спросил: — Прописан?

— Да. Вот его адрес. Сейчас же еду туда.

— Не еду, а едем, — ворчливо заметил майор и стал надевать плащ. — Пусти тебя одного, так наворотишь.

— Так уж и наворочу! — возразил Александр и тоже начал одеваться.

По его виду нетрудно было догадаться, что он рад возможности побыть вместе с Игорем Николаевичем. Минут сорок спустя они были в домоуправлении. Быстро перелистав домовую книгу, нашли фамилию Клешнева.

Оказалось, что тот жил один. Но бухгалтер, пожилая женщина, огорчила их:

— Вы знаете, — сказала она, — этот человек здесь не проживает.

— Как не проживает? — в один голос удивились Ветров и Майский.

— Он находится в длительной командировке. Срок истекает только через полтора года.

— А кто сейчас живет в его квартире? — спросил Ветров.

— По-моему, никто.

Оперативные работники покинули помещение. Посоветовавшись между собой, они решили поговорить с соседями. Клешнев жил в сорок третьей квартире. Зашли в сорок вторую. Открыла пожилая женщина. Игорь Николаевич попросил разрешения войти.

— Скажите, пожалуйста, в сорок третьей квартире кто-нибудь сейчас проживает?

— Никого нет. Хозяин — геолог. Находится где-то на Севере. Он здесь жил один.

— И никто сюда не приходит?

— Нет. Я знаю, что он сдал квартиру под сигнализацию и она охраняется милицией.

Затем Ветров и Майский зашли в сорок четвертую. В этот момент там находилась только одна девочка лет пятнадцати. Она повторила примерно то же самое, что сказала женщина из сорок второй квартиры.

Майор и старший лейтенант, разочарованные и немного расстроенные, захлопнули дверь подъезда. Шли долго, не разговаривая. Каждый думал об одном и том же: что делать дальше? Даже Ветров, этот бывалый оперативный работник, был озадачен.

Майский, который в мыслях уже видел конец операции, был по-настоящему раздосадован. Не подымая головы, он спросил: