Жадным зеленым пламенем вспыхнули злые глаза Калмыкова. Он осклабился.

— Стрелять, стрелять, стрелять! К слову сказать, на Пятом Уссурийском круге нашлись доброхоты, — и, к слову сказать, я с ними уже расправился по заслугам! — которые задавали мне каверзные вопросы насчет расстрелов. Я им прямо отчеканил: «Если мне в руки попадались враги родины и германские шпионы, я их расстреливал, расстреливаю сейчас и буду расстреливать впредь! О своих действиях готов отдать полный отчет Учредительному собранию…»

— Правильно сказано. Надо отдать должное, великолепно справляется с задачей очищения края от германобольшевистских элементов и атаман Семенов. Вы, наверно, слышали, какой подарок он прислал в Читу большевикам? Опломбированный вагон с трупами расстрелянных им членов Маньчжурского Совета…

— Знаю! — угрюмо и завистливо буркнул атаман.

— Мы одобряем сильные меры. Под корень! Именно под корень рубить малейшее проявление симпатий к большевизму! — Полковник плотоядно обнажил рот с золотыми зубами. — И вам советую не знать пощады. Карать. Карать. И только карать! Ясно? Такова директива генерала Оой!

— Слушаю! — покорно, как школяр на уроке сердитого учителя, склонил голову Калмыков и отвернулся от стола: строй остро отточенных карандашей в подставке раздражал его. «Расселся, как дома. Карандашей настрогал, запасливый, на десяток лет». Проснулось забытое, давно пропитое чувство протеста; его возмущал бесцеремонный тон заморского командира. «Хозяин. Мы сами с усами, дай только срок…»

Мебель и все убранство кабинета резали ему глаза. Массивный дубовый стол с темно-зеленым полем; богатый письменный прибор из серого, с зелеными прожилками мрамора, отделанный серебром. Ковры. Кожаная мебель. Драпировки. «Лучшие здания позанимали. Кто эта раскосая макака? Ни пола, ни возраста не узнаешь у этой мартышки. Почему он так точно осведомлен всегда о событиях?»

— Ну хорошо! — прервал его мысли японец. — Перейдем ближе к делу, по которому я вызвал вас. Вы, конечно, не в курсе всех тайн закулисной политической кухни. Мне предложено посвятить вас в подробности происходящих событий и тех, которые должны произойти в… самое ближайшее время. Тогда вам будет ясна международная ситуация и… ваша линия.

Вам известно, что прибывший во Владивосток глава Временного правительства Западной Сибири эсер Вологодский добился соглашения с генералом Хорватом о ликвидации бесполезного и безавторитетного правительства Дербера? Окончательно был решен вопрос о слиянии временного сибирского правительства с правительством Хорвата. Генерал Хорват оставался, согласно этой договоренности, наместником на Дальнем Востоке. Часть лиц из его делового кабинета входила в состав сибирского правительства. Нас это устраивало: с генералом Хорватом мы издавна поддерживаем… э… э… добрососедские отношения. Мы помогали ему при формировании воинских частей, мы оказали ему существенную материальную поддержку. Мы нашли с ним э… э… э… общий язык. Но в ночь с семнадцатого на восемнадцатое ноября белые русские части в Омске, при содействии английских войск под командованием генерала Нокса и полковника Уорда, вопреки решительному нежеланию японского императорского правительства, вопреки интересам Японии, произвели переворот и свергли Директорию. Верховным правителем провозглашен адмирал Колчак, всемерно поддерживаемый… э… э… э… в неблаговидных… корыстных целях американцами и англичанами.

— Я всегда говорил, что все американцы — жиды… тоже бы следовало их хорошенько потрясти! — ожесточась, глухо буркнул Калмыков. — Везде свой нос суют, до всего им дело.

— Не вздумайте пока заводить с ними ссоры. И так уже есть случаи столкновения. В настоящий момент не разрешаю, — сказал, как отрезал, японец.

— Слушаю! — багровея, ответил Калмыков.

— Колчак может расстроить планы нашего правительства. Я имею копию телеграммы нашего министра иностранных дел Като, посланную им в Читу, атаману Семенову. Она гласит следующее: «Японское общественное мнение не одобряет Колчака. Вы протестуйте ему». То же приказано сделать и вам. По нашему настоянию Семенов послал Вологодскому, Хорвату, Дутову телеграммы, что он не признает Колчака как верховного правителя и поэтому намерен объявить Дальний Восток самостоятельным. На эти телеграммы Колчак ответил контрмерой — отрешил Семенова от должности командира Пятого отдельного приамурского корпуса. Пришлось менять тактику. Мы порекомендовали Семенову внешне подчиниться Колчаку, но продолжать разработку планов на обособление Дальнего Востока и создание на его территории самостоятельного независимого правительства. Мы свои люди, господин Калмыков. Будем откровенны: карт мы не раскрываем! Наши американские друзья в правительстве тоже не открывают перед миром карт: делают вид, что переворот в Омске не их рук дело — они непричастны, Колчак не их ставленник и его пребывание у власти не несет им выгод. Значит, читай все наоборот. Мои люди… э… э… э… как бы это сказать? — воспользовались случаем ознакомиться с частной перепиской командующего экспедиционными американскими войсками в Сибири генерала Грэвса…

Полковник взял папку, лежавшую на столе, и достал объемистую тетрадь.

— Вот послушайте, господин Калмыков. «Я сомневаюсь, чтобы непредубежденный человек мог утверждать, что Соединенные Штаты не вмешивались во внутренние дела России». Ясно?

— Ясно! — буркнул Калмыков. — Ясно и то, что этого Грэвса следовало бы основательно прощупать!

— О нем уже имеются донесения, — и у американцев есть люди, которым Грэвс с его либеральничаньем претит, — американское правительство недовольно им. Но сейчас вопрос не в нем, всему свой час. Я хочу одного — ознакомить вас с дальнейшим, а выводы — дело ваше. Тут есть строки неодобрительные в отношении нас и наших друзей. Американцы хотят ухватить жирный кусок, но оглядываются — боятся. А оправдывая свою либеральную бездеятельность, ставят нам палки в колеса и злословят, как старые девы. Но мы с нашими высокими целями и задачами стоим выше поношения и хулы! Итак, слушайте: «Солдаты Семенова и Калмыкова, — японец злорадно подчеркнул имя атамана, повторил медленно: — Солдаты Семенова и Калмыкова, находясь под защитой японских войск, наводняли страну, подобно диким животным, убивали и грабили народ, тогда как японцы при желании могли бы в любой момент прекратить эти убийства». Достопочтенный джентльмен генерал Грэвс в соответствующем духе и информирует свое правительство, не стесняясь инсинуациями, искажающими благородные цели страны Восходящего Солнца…

— А он не жид, случаем, этот Грэвс? Сдается мне, и его надо прощупать. Я знаю, американские солдаты якшаются с обывателями Хабаровска, ходят по домам, раздают ребятам шоколадные плитки, какое-то тряпье, жвачную резинку — обрабатывают на свой лад!

— Видимость, видимость, господин Калмыков! Мы — хорошие, а Калмыков и японцы — корень зла. Далеко идущие цели хитрого дядюшки Сэма!

— Потрясти! Потрясти их надо, америкашек! Красным потакают! — давился злобой Калмыков. — Их тоже надо к ногтю…

— Повторяю: пока ссоры с ними не заводите! Вернемся к вопросу обособления Дальнего Востока как цели первостепенно неотложной. Для достижения этой цели императорское правительство не останавливается ни перед какими материальными затратами. Да, кстати, ваше обращение к Японии о финансировании разрешено положительно. Японская военная комиссия будет продолжать оказывать вам финансовую поддержку, будет и впредь снабжать ваши части вооружением, техникой, обмундированием…

Теперь самое главное, господин Калмыков! Вам можно доверить… Вы знаете, что мы ввели свои войска в Забайкалье. И если нам удастся образовать буферное государство во главе с атаманом Семеновым, то вам будет поручена… Да что с вами? — спросил японский офицер, глянув в его побагровевшее, разъяренное лицо.

Судорожно вцепившись пальцами в нагайку, округлив хищные, покрасневшие от гнева глаза, Калмыков угрюмо буркнул:

— Понятно! Теперь все понятно! — Бешено взорвался, задыхаясь от злобы, прохрипел яростно: — Значит, Япония делает ставку на Семенова? А я что? Пешка? Рабочая скотинка? Буду жар выгребать голыми руками для Семенова?