2
Проигрыш тоже приехал в Тельвисочное по совету своей молодой жены Хариесты:
– Съездил бы ты в Тельвиску-то... Мой отец сказывал (он на минутку заезжал сегодня,
когда ты уехал капканы свои осматривать)... Сказывал, что сегодня со всех четырёх тундр
ненцы собираются на какой-то большой съезд... Не наболтал ли чего Степан про смерть
своей матери?.. А чтобы не заподозрили тебя в чём-нибудь, зайди сначала в «Кочевник», сдай
шкуры песцов да лисиц, которые успел опромыслить... После этого уж среди приезжих
потолкайся.
Совет жены Проигрыш выполнил в точности. Сдал пушнину, получил за неё несколько
сотен рублей и стал бродить по улице. Он останавливал каждого знакомого кочевника и
задавал одни и те же вопросы:
– Каково промышлял?.. А что за соборка такая нынче будет, на которую со всех тундр
ненцы съехались?..
– А ты зайди сам на нашу соборку – там всё и узнаешь.
– А не выгонят?.. Я ведь не на соборку пришел из тундры, а сдать пушнину – песцовые
да лисьи шкурки.
– Трезвый придешь – не выгонят.
– Нынче я не пью: жена порато1 хорошая попалась.
– Тогда загляни на соборку. Послушаешь, о чём будут люди говорить, а в чум приедешь –
жене своей расскажешь.
– То добро, – соглашается Иван Максимович и ищет других знакомых кочевников, чтобы
поговорить всё о том же.
На ночевку он приехал к едомцу Лагею. Тот встретил его вопросом:
– Правда, что жена твоя умерла и ты другую взял? Ижемку?
– Правда, правда... Хорошая теперь у меня жена... Такая хорошая, что лучше сярки,
которую я любил.
– То опять ладно.
– Вовсе хорошо, – соглашается Проигрыш. – На соборку хотелось бы завтра заглянуть.
Не выгонят?..
Лагей успокоил его:
– Я тоже не делегат, а на соборку пойду. Впервой ведь наш народ со всех тундр на
соборку съезжается. Вместе и пойдём, если хочешь.
– Поспим наперво, – уклоняется Проигрыш от прямого ответа.
– То ты прав: утро вечера мудренее. Поспим наперво.
Ещё вся Тельвиска спала сладким предутренним сном, а Проигрыш был уже на ногах. И
1 Порато – очень.
подняла его на ноги приснившаяся Марина...
Легла будто бы Марина рядом с ним и сказала: «Лагей всё про тебя знает, а сам не
сказывает».
Испуганный Иван Максимович лезет с повети на улицу.
«Умоюсь, – думает, – снежком да и пойду к Лагею. Допытаюсь, что он знает о смерти
Марины».
Обтер снегом лицо, утёрся подолом малицы и тут только заметил: нет огня в избе Лагея.
– Стоит ли будить его? – вслух спрашивает себя Иван Максимович.
В эту минуту раздался звон церковного колокола.
– Пойду в церкву, – решает Проигрыш. – Русским богам свечки поставлю. С попом
говорить попробую о Марине.
В тихой утренней изморози далеко разносятся крики медной глотки колокола. Из домов
вылезают древние старцы и старицы, крестят зевающие рты и шлепают к церкви.
Блеск иконостаса, обилие горящих свечей, театральные выходы попа в переливающихся
огнями одеждах – всё это производит огромное впечатление на Проигрыша. Он покупает
свечи, подходит с ними к иконам, крестится, отбивает поклоны поясные и земные: входит в
роль верующего в православного бога.
Попу только это и нужно. Раз ненец усердно молится – «постричь его так же просто, как
чихнуть после хорошей понюшки». Одновременно с последним возгласом быстро
сбрасывает поп блестящие ризы в пыльный угол алтаря и уже строго «вразумляет заблудшую
овцу»:
– Что же ты, Иван Максимович, бога-то совсем забыл нынче? Нехорошо... Бог накажет.
Да я уж без того слыхал – беда с тобой стряслась: жена умерла.
Проигрыш от смущения ничего сказать не может, только краснеет да жмурится.
Поп видит, что слова его подействовали, и сбавляет тон.
– Все мы грешны, Иванушка, един бог без греха. На него мы, грешники, и уповать
должны. У него просить милости, смягчая гнев божий посильными дарами и
приношениями... Принеси жертву по силе своей, и всё простит господь всемилостивый.
– Какую ли жертву-то как не можно принести? – переминается Проигрыш с ноги на ногу.
– Пыжика три ли, четыре у меня нароком не сданы. Принесу завтра ли, когды ли.
Но от попа ненцу увернуться так же трудно, как песцу от самого ненца, когда он взял
песца на мушку.
– А, может, олешков бы приписал сколько-нибудь церкви?
Проигрыш плохо верит в силу русских богов, и оленей ему жалко. Но слова и голос попа
вызывают в нем суеверную робость, и он, чтобы обезопасить себя от возможных напастей
чужого бога, с болью в сердце соглашается с попом.
– Пошто не можно? Можно и олешков пару-то какую ли пригнать. Да только, как
думаешь, поможет это в моём деле?
– Господь милостив – молись ему.
И поп, отослав Проигрыша к помощнику церковного старосты, спешит «уловить» других
ненцев, замешкавшихся при выходе из церкви.
– Ты, Иван Максимович, смотри, помалкивай про оленей-то, – говорит помощник
старосты, русобородый, плотный, с белой, как пшеничная булка, физиономией. Он
подкулачник, хотя и числится бедняком. – Сам знаешь: нонешна власть не особо хвалит тех,
кто к богу привержен. Узнает – не миновать острога тебе.
– Н-но?! – испуганно вскидывает Проигрыш глаза.
Вспотев от неприятных мыслей, он с трудом ставит свое клеймо в конце записи.
Широкобородый мужик с белой рожей ему становится противным.
– Прощай наперво, – почти сурово бросает он в сторону помощника старосты, неслышно
шагая в мягких пимах к выходу.
НЕБЫВАЛОЕ, ДА И НЕСЛЫХАННОЕ
1
Вышел Иван Максимович из церкви и сам себя ругает:
– Глупый я!.. Вовсе глупый!.. Думал: с русским попом поговорю – про нехороший свой
сон забуду. А вышло... Тьфу! – вот что вышло. Двух олешков русскому богу посулил, а меня
же и припугнули: «Нонешна власть в острог сажает тех, кто к богу привержен»... Тьфу!.. Нет,
надо мне с Лагеем начистоту поговорить, как, бывало, о Марине говорил с ним... Послушать
бы тогда Лагея – не случилось бы того, что случилось... Не снились бы такие нехорошие сны,
как сегодня...
– Садись вместе с нами за стол, пока чай горячий, – пригласил Лагей Ивана
Максимовича, когда тот перешагнул порог. – А я уж думал, не уехал ли ты: на повети не
нашёл тебя. Да олешки твои, вижу, лежат там, где вчера ты их поставил. Где побывал?
– А в церкви... Глупо ведь?
– Сам понимаешь, что глупо, так зачем у меня спрашивать?
– Вот за прямоту твою и уважаю тебя. Проснулся – хотел сразу же к тебе зайти, да
пожалел будить тебя. А тут церковный колокол забухал... Пошел в церковь, штук пяток
свечек русским богам поставил... А помощник старосты меня острогом пугнул. Зачем в
острог сажать того, кто русским богам кланяется? Правду он сказал?
– А сходим вот на соборку – сам узнаешь, можно ли верить церковникам.
Очень хотелось Ивану Максимовичу о себе рассказать всё, да Лагей поторопил его:
– Олешки-то твои больше суток без еды?
– Без еды. Да они у меня хлеб едят. Откроют лавку – куплю им по куску. До следующего
утра потерпят.
– Откроют магазин – откроется и съезд. А у нас не найдётся нескольких кусков? –
спрашивает Лагей у жены.
Куски хлеба нашлись. И, покормив оленей, Иван Максимович и Лагей пошли в школу,
где должен был проходить съезд.
2
Иван Максимович и Евстохий Лагей вошли в переполненный школьный зал как раз в ту
минуту, когда председательствующий тряхнул колокольчиком и сказал:
– Первое слово предоставим, думаю, председателю Комитета Севера при Северном
крайисполкоме товарищу Сапрыгину Николаю Евменьевичу. Он скажет нам о том, чего ради
собрались сегодня оленеводы со всех четырёх тундр. Пожалуйста, товарищ Сапрыгин!
Проигрыш спрашивает у Лагея: