Старый повернулся к ним спиной и медленно зашагал на восток, минуя Град нерукотворный. Не смея более задерживать его расспросами, Арина с Глебом взглядом провожали вестника Вселенной. И по слову оного, начало лишь солнце медленно угасать на западе, от верескового поля пришли понурые и нелюдимые души. В грязных, пачкающих одеждах, сирые и серые, несчастные – они уселись у городских ворот и стали попрошайничать. Жители Града твердили им – зайдите внутрь, для каждого найдётся кров, тепло и пища, здесь нет обиженных и обездоленных. Но попрошайки не внимали любезным приглашениям, покуда к ним с той же просьбой не подошли сами создатели сего местечка. Лишь после уговоров Глеба и Арины они зашли в Град и согласились остановиться на постой у добросердечных горожан.

– Пока что под одной крышей поживёте, а после и вам воздвигнем хоромы, – сказал Глеб. – Не унывайте, горемыки, не жалобьтесь, всем миром вам поможем!

С того момента так и прицепилось к новоявленным прозвище «горемыки», которое полностью отражало их суть – ведь были они угрюмы, беспрестанно скулили о кознях судьбы, сетовали на плохое устройство жизни, чистоты не соблюдали, ленились что-либо делать и быстро раздражались, впадая в гнев.

Никто их приходу не придал бы особого значения, никто не стал бы столь пристально присматриваться к ним, но, начиная с того самого вечера, всё чаще и больше являлось горемык с вересковых полей в час заката. И если первые из них вели себя смирно, боясь верить кому-то, кроме Глеба или Арины, то следующие – не скрывали наглости и алчности, корыстолюбия и жёстко предъявляли требования, чтобы их накормили, обогрели, выдали новую одежду, обувь. Потом горемыки выгнали одного горожанина, приютившего их, из дому, лишив крыши над головой и всякого имущества.

Через некоторое время число пострадавших от пришельцев обитателей Града увеличилось – они стали собираться на площади возле фонтана и рассказывали друг другу о своих неприятностях. Рассказы эти переросли в ропот, ропот – в шум толпы, шум перерос в призывы. К обиженным присоединились их друзья и соседи, огромною гурьбою они направились к терему хозяев Града, которые, не скрываясь, тут же вышли навстречу и выслушали недовольства.

– Надо прекратить пускать горемык, – шепнула на ухо Арина.

– Мы закроем ворота и выставим стражу, пока не разберёмся со всеми внутренними неурядицами, – после недолгого совещания промолвил Глеб. – Тем же, кто был подло предан за своё мягкосердечие, я разрешаю силой вернуть утраченное, чтобы никому другому неповадно было.

Горожане надеялись, что хозяин Града сам разрешит возникшие разногласия, однако Глеб, дозволив действовать так, как посчитают необходимым, ушёл в терем и попытался призвать Старого Со-мана. Однако никто не ответил ему. Арина тоже попробовала обратиться к вестникам Вселенной, но также безуспешно. Они остались одни.

– Почему Со-ман не отвечает?! – в сердцах воскликнул Глеб.

В окно заглянул находящийся рядом стрибожич.

– Прости, господин, я проходил мимо и услышал твои слова. Хочу сказать тебе, Со-ман вовеки безучастен, он не откликнется, когда просят его о помощи, но придёт, когда посчитает возможным дать какой-то совет.

– Что ж, – глубоко вздохнул Глеб. – Получается, даже на подсказку я не вправе рассчитывать сейчас…

– Если желаете, я мог бы поделиться своими соображениями, – сказал стрибожич.

– Говори.

– Присоединитесь к горожанам, они любят вас и будут слушаться. Нам следовало бы изгнать всех горемык – от них только грязь, разрушения, смута. Вы с госпожою не заметили, а по переулкам крысы шмыгают, и маленькие улочки сплошь утонули в нечистотах. Посмотрите, во что превратился наш Град за минувшие тридцать дней.

Глеб с Ариной послушались стрибожича – обошли свои владения и изумились тому, как исказился облик города, в какое страшное увядание пришли парки и сады, на какие бесформенные развалины походили здания и постройки. Только в центре и прилегающих к нему районах сохранялся прежний вид, таивший былое великолепие. Но и тут сверкающая красота первоначального замысла блекла из-за разыгравшегося противостояния между горожанами и горемыками, не желавшими возвращать бесчестно отнятое имущество. Глеб не мог оставаться в стороне – вначале он постарался успокоить враждующие стороны, но горемык было не унять. Они напоминали серую волну, накатывающую на берег. Вскоре обитатели Града во главе с его хозяином оказались вынуждены защищать свои жизни, так как в них полетели камни и палки.

– Стойте! Стойте! – кричала Арина, которую Глеб оставил поодаль под защитой стрибожича.

Но её крики тонули в оглушительном гуле. Горемыки ожесточились, сбились в кровожадные стайки, глаза их полыхали багровым пламенем, гнилозубые рты кривились, исторгая проклятия и ругательства, сморщенные лица выражали ничем нескрываемую ненависть. Желая оградить себя и сгрудившихся за спиной горожан, Глеб произносил заклинание, используемое для расчистки пространства от всяческого проявления грязи и для защиты от сущностей низшего плана:

«Элизобарра-Торр!». Только это несколько сдерживало натиск. Однако силы его были небезграничными – в какой-то момент защитный купол прорвало, и булыжник от мостовой проломил голову одному из горожан. Такое происшествие разожгло ярость в сердцах тех, кто отступал и предпочитал пятиться.

– Давай! – прокричали горячие головы. – Зараза! Давайте посмотрим, кто смелее! Бей чужаков! Вперёд, ребята!

Едва не плача, ослабленный Глеб всхлипнул и опустил голову. Случилось самое страшное, то, чего он боялся больше всего – горожане потеряли самообладание и поддались на провокацию, теперь нельзя что-либо предотвратить, остаётся только схватка. Но даже в повсеместном грохоте он слышал, как тихо плачет Арина, закрыв лицо руками. Собравшись с духом, Глеб ринулся в самую гущу потасовки. От него лучился белый свет, будто от крохотной звёздочки, и сияние это вызывало у горемык ожоги и пузырящиеся язвы.

Горожане воспрянули, возликовали, усилили давление на чужаков. В яростном порыве все позабыли о том, что нужно сторожить ворота, возле которых уже скопилось немало пришельцев с вересковых полей. Какой-то горемыка вытащил затворы и распахнул врата, впустив ничтожных бродяг. Положение дел изменилось: горожане смутились, замедлили наступление, дали неприятелю почувствовать слабину, за что и поплатились. Горемыки начали контрнаступление – и вот уже кто-то из защитников Града пустился наутёк, позорно показав спину, деморализовав товарищей и предав друзей. Глебу также пришлось отступить вместе со всеми – в одиночку он не выстоял бы против многоликой толпы. И напрасно он твердил без конца заклинание, напрасно возводил обережный купол, напрасно пробовал ещё ярче возжечь в себе свет… – силы покинули его.

Вместе с несколькими стрибожичами и душами-горожанами, те, кого величали «высокой четой», покинули Град. Они лишились дара речи, когда увидели вместо лугов и полей, гор и рощ, чистейших водоёмов – бескрайнюю пустыню, в которую в мгновенье ока превратилась вся их цветущая земля. Вновь обратившись к Граду, увидели, как его белокаменные стены тускнеют и покрываются серым налётом, как теряют краски чудесные строения, как быстро ветшают они и приходят в упадок. Был Град – стало захолустье. А потом за стеною случился пожар, пожравший в одночасье практически всё.

– Что ты стоишь! – Арина не смогла сдержать истерику, она подскочила к недвижимому Глебу и стала бить его кулачками по плечу. – Что ты стоишь?! Почему ты ничего не делаешь?! Почему ты ничего не делаешь?!

Горожане и горемыки, будучи на треть воплотившимися душами, вновь потеряли физические признаки и вперемешку со стрибожичами потекли длинными вереницами на запад, на юг, на север и на восток.

– Сделай что-нибудь! – плакала Арина.

Глеб наклонился, горстями собрал ещё тёплые угли и приложил волевое усилие, чтобы перенаправить свою силу в эти головешки. На секунду показалось, что ему удалось задуманное и из тлеющих обломков восстановилось здание – маленькая уютная беседка, но то был всего лишь мираж, который через пару мгновений рассеялся, как дым. Глеб устало отстранился. Хотелось обратиться тенью и не ловить на себе прожигающие взгляды.