– Зачем в свой первый раз ты, рискуя раствориться и никогда не возродиться, настырно следовал за Веденеей? – спросила Арина.

Вдвоём они расположились на зелёной лужайке, под сенью могучего дуба, напротив городской стены. Стоит сказать, что и стена эта, и весь Град по совокупности присущих черт являлись воплощённой фантазией и потому представали в средневековом антураже. Белокаменные палаты, многоглавые бревенчатые хоромы с остроконечными крышами, расписные ставни окон, резные крылечки, терема с разукрашенными вертушками, с башенками. Стена вокруг Града была всего лишь частью общей композиции, несла скорее эстетическое, нежели практическое значение – белая, с зубцами, невысокая, придавшая городу образ некой затейливой игрушечки.

– Я почувствовал близость духа и стал одержимым, мне страстно желалось вернуться к нему.

– А что такое дух? – вновь задала вопрос Арина.

– Ты не подумай, – мягко ответил Глеб, – когда я говорю «дух», я имею ввиду не стрибожичей, или ясносветлых звёзд, или привидений. Когда я говорю «дух», я подразумеваю Вселенскую душу. Всякое живое существо, наделённое душой, восходит к Вселенской Соборной душе.

– То есть Соборная душа – это все души во Вселенной, Сверхдуша? – уточнила Арина.

– Я думаю, что это так.

– Но ведь получается, что это по определению Бог? – поразилась девушка.

– Понимаешь, – тут Глеб смутился, – само понимание Бога сильно исказилось на Земле, люди перестали понимать, многое искажают. Такое ведь не поддаётся никакому определению, даже вот ты сказала: «Сверхдуша», а это только часть истины.

– И что же, ты сумел достичь цели?

Глеб усмехнулся:

– Нет, я не нашёл того, что искал, в полной мере. Дух оказался настолько велик и непостигаем, что, поднявшись на самую крышу мироздания, я не смог рассмотреть Его, а Он увидел меня и улыбнулся… и промолчал.

– Почему же ты не разглядел Его?

– Лицом к лицу лица не увидать. Большое видится на расстоянии, – ответил Глеб.

Они немного помолчали, любуясь облаками.

– К тому же ты сама слышала, что сказал Со-ман. Вселенная в вечном движении и преображении. Чтобы понять её, был создан космос, упорядоченное пространство, как тренажёр для роста неокрепших душ.

– Но если все души – всего лишь осколки Сверхдуши, то выходит, что это так упражняется сама Сверхдуша, – сделала вывод Арина.

– Множество в единстве и единство во множестве, вполне себе представимая картина, если посмотреть вокруг себя достаточно внимательным взглядом. Единственное, что я понял, – это как соприкоснуться с духом, не взбираясь на крышу мироздания.

– Как же?

– Через творчество. Разве ты сама не почувствовала, как тебя переполняет неведомая благостная сила, когда с головой погружалась в творчество нашего городка с его окрестностями? Когда мы создавали наш с тобой мирок, мы соприкоснулись со Сверхдушой, ведь без её содействия мы никогда бы ничего не сделали, тем более целый город. Да, Со-ман сказал, что есть Потомки богов, которые созидают огромные миры, чтобы заселить их тысячью народов, а мы всего лишь сотворили какой-то закуток. Но миг соприкосновенья с духом – сделал наш закуток для меня больше, чем целая галактика.

– Да, я почувствовала нечто, но не знала, как это объяснить. Теперь знаю, спасибо тебе. Если бы не ты, мне не довелось бы пережить подобного.

– Нет, – возразил Глеб. – Лишь вместе мы творим действительность. Со-ман никогда не совершал бессмысленного. Он забрал нас двоих, это потому, что без тебя я не сделал бы ничего толкового.

– А наши физические тела живут самостоятельно в прежнем мире, – улыбнулась Арина, до конца не веря в сказанные слова.

– Не живут, а существуют. И пускай, там слишком много тех, кто существует, без цели, без смысла.

– А что делаем мы? Как можно назвать то, что мы делаем сейчас?

– А мы в походе, – весело ответил Глеб. – Поход во Вселенную.

Он встал и, всматриваясь в вечернюю зарю, выразил речами то, что клокотало внутри:

Арина встала рядом с ним, нежно поцеловала в щёку, прильнула.

– Но ведь любой поход когда-нибудь кончается, – заметила она.

– Не бойся, мы в самом начале пути.

– Правда?

– Разумеется.

– Почему же ты так решил?

– Ведь мы же отправились с тобой во Вселенную. А ты попробуй-ка её пройти от и до!

– И впрямь, задача, которая по силам только богам.

– Надо ставить самые высокие задачи, чтобы достичь хоть чего-то.

– Значит, наш поход, как минимум, никогда не закончится.

– А может ли закончиться Вселенная?

От лугов, где сочная зелень звенела росой по утрам и где заканчивались границы сотворённой локации, шагая по воздуху, прибыл Со-ман. На очах его, как и прежде, покоилась чёрная повязка, плотно прилегающая к смеженным векам, а в руках корявая необструганная палка изображала страннический посох. Русые и прямые длинные волосы развевал слабенький ветерок, ласково трепля из стороны в сторону тёмные одежды. Бескровные розоватые губы, немного отливающие фиолетовым цветом, были плотно сжаты, и всё лицо Старого Со-мана – чуть вытянутое, имеющее квадратную форму – выражало сдержанность и непоколебимость.

Глеб и Арина повстречали его на подступах к Граду, обрадовались и поприветствовали, как хорошего друга. Старый был отстранён и несколько безучастен к происходящему.

– Я – вестник Вселенной, – скрипучим голосом повторил он затёртую фразу. – Моё дело – предупреждать и наблюдать.

– Что же, – улыбнулся Глеб. – Предупреждай.

– С запада, где вересковое поле расстилается без конца и без края, придут новые поселенцы, – промолвил Со-ман.

– Мы рады гостям, – беззаботно сказала Арина. – В Граде найдётся место любому.

– Я знаю, как вас чествуют в Граде, – Со-ман повернул голову в сторону девушки, будто мог рассмотреть её в мельчайших подробностях, невзирая на плотную повязку. – Высокая чета, достославный господин и его благолепная супруга, светоносные созидатели и прочие высокопарные прозвища. Не загордились?

– Жители Града сами решают, как им приветствовать нас, – без тени смущения и возмущения ответил Глеб. – Никто никогда не принуждал их и не принудит. Каждый волен сказать то, что думает.

– Восхитительно, – саркастично усмехнулся Со-ман.

– Ты мне не веришь? – Глеб изумлённо изогнул бровь.

– Нет, я тобой восхищаюсь, – вполне серьёзно промолвил Со-ман.

– При тебе всегда висел барабан! Где он теперь? – спросила Арина.

Со-ман вытянул вперёд левую руку с крепко сжатым кулаком, медленно разжал пальцы – на ладони появился рот с такими же тонкими губами. Губы шевельнулись, причмокнули, а потом раздался голос:

– Не время для подобной музыки!

Арина не смогла сдержать прорывающегося наружу смеха, смеха, который не был выражением веселья или какой-то эмоции. Издревле смех служил человеку тем, что выявлял любую двусмысленность, ибо именно от двусмысленности исходит угроза расщепления сознания. Смех служит универсальным выходом из тупиковой ситуации, потому что находится ровно посередине между двумя сигнальными системами – жестом и словом. Не являясь жестом в полном понятии, смех ещё не становится окончательно словом – из-за этого он так же двусмыслен и не определён, клин клином вышибают, как говорится.