К тому времени, как Змей стал отравлять реку, в ней уже завелась душа. И душа эта в конечном итоге приобрела вид ежа. Что такое ёж? В чём сокрытый смысл данного образа? Здесь возникала загвоздка. И Глеб полностью доверился своему чутью. Ёж, как указано в песне, что-то третье, он отрицает Змея, но с опаской принимает Ворона, своего создателя. Очень уж это напоминает человека.

– Скорее! – поторопил Старый Со-ман. – Твоя свеча быстро тает.

Глеб встрепенулся, он почти забыл о подсвечнике в руках.

– Глаголь! – потребовал Рогатый.

– Ворон – творческое начало, Змей – разрушающее, – выпалил Глеб. – Ворон из пустоты, буквально из камня, извлёк живительную энергию, сравнимую с молоком, ведь именно молоком вскармливает мать своё дитя.

– Неплохо, – казалось, Рогатый пребывал в замешательстве. – Продолжай.

– В потоке энергии зародилась душа, но она не успела облечься в ту оболочку, которая была изначально задумана, потому что змеиный яд попал в реку. Ворон и Змей вступили в противоборство, которое длится, наверное, целую вечность, и никак уже не может прекратиться. Из реки вышел ёж – тот, за кого борются и Ворон, и Змей. Только ёж на всех фырчит, колется и не может до конца понять, что испортил его Змей, а Ворон способен исцелить.

В чуме наступило молчание, только лишь успокоившийся огонь тихонько шумел – как будто зверь насытился и теперь негромко всхрапывает.

– Созрел! – пронёсся шепоток среди Со-манов. – Созрел! Созрел!

Длань поднял Рогатый. Все стихли.

– Созрел! – громыхнул его голос.

Поначалу Глеб не понял до конца особого значения этого простого слова, которое нередко употреблялось в повседневной жизни самыми простыми людьми. Но стоило лишь заострить на возникшем вопросе внимание, приложить некое мыслительное усилие – и тут же прорезался образ, или, как говорили Со-маны, сделалось понятным, в чём вся соль. Приставка «со», обозначающая единение многого, и корень «зреть», то есть видеть, смотреть. Созревание – процесс формирования, в ходе которого человек (возможно, не только человек) учится видеть Вселенную не раздробленной, а единой во множестве её парадоксальных и противоречащих, на первый взгляд, проявлений. Созреть – видеть во множестве, видеть все грани, понимать единство мироздания. Сейчас произошло признание, медиаторы бытия согласились разговаривать с ним на равных.

– О тебе помнят, – промолвил Старый. – Помнят о том, как ты шагнул за седьмое небо, куда даже звёзды не вхожи.

– Ну, с кем не бывает… – почувствовав неловкость, Глеб передёрнул плечами.

– Такие, как ты, не сидят на месте, они повторяют либо продолжают начатое. Мы ждали часа, когда ты вновь прорвёшься сквозь Явь и полуявь.

– Вот он я…

– Зачем ты вновь вышел из своего привычного состояния? Что ищешь на сей раз?

– Просто… – Глеб не знал, что ответить и чем обосновать свой поступок. Арина попросила его показать те волшебные дали, в которых он побывал с Веденеей… и только ради этого обыкновенного, даже где-то глупого, человеческого «хочу!» они всё и затеяли, все обряды и гадание.

– Тебе известна троичная структура людского существа – дух, душа, плоть?

– Известна.

– Мы можем предложить тебе и твоей возлюбленной покинуть плоть, дабы продолжить жизнь иначе, – сказал Рогатый.

– Н-но, – Глеб запнулся от неожиданности. – Это же будет означать физическую смерть!

– Для окружающего материального мира – да, но не для вас.

Глеб глубоко задумался. Брови нахмурены, сморщен лоб, сердце отбойным молотком хочет раздробить грудную клетку и вырваться наружу…

– Свеча! – мягко напомнил Старый.

– Нет, – ответил Глеб. – Я так не могу. Я несу ответственность перед родителями и близкими…

– Только перед собой ты несёшь ответственность, – возрази Рогатый. – Выбирай живее!

– За себя я готов сделать выбор, а как же Арина? Её-то здесь нет.

– Она будет с тобой, так или иначе.

– Я не могу лишить её права на физическое тело! Это жестокий выбор!

– Твоё слово?

– Нет, я не стану обрывать ничью жизнь.

Всеобщее безмолвие.

Рогатый Со-ман поднялся на ноги, глаза его полыхнули голубым пламенем.

– Правильно мыслишь, – одобрил он. – Можно сделать так, чтобы тела ваши жили, как живут, но сами вы, ваши души, будут осваивать уровни Вселенной, свободно и безвредно. Такое предложение устраивает?

– Да, – кивнул Глеб. – Но для чего вы мне помогаете?

– Не тебе. Мы – дети Вселенной. Мы поддерживаем порядок, каждый должен быть на своём месте, и никак по-другому. Ты заставил прозреть Арину, хотя прозрение должно было прийти к ней позже. Теперь ты рвёшься за пределы вещественного и уже не преобразуешь, а коверкаешь окружающую действительность, пора тебя перемещать.

– Понял. Без Арины я не…

– Никто без Арины тебя и не забирает. Лишь вместе вы сияете подобно ясносветлой звезде, лишь вместе вы способны на нечто большое.

– Хорошо, – кивнул Глеб. – Что нужно?

– Пока что вернись в своё жилище. Позже вас оповестит Старый Со-ман.

Глеб вышел из чума и вместе с зеркалицей по той тропе вернулся к двойной двери, пройдя сквозь которую, вновь очутился в знакомой комнате. Арина сидела всё так же и в той же позе на полу. Он сел рядом и поглядел на часы – не более пяти минут заняло общение с Со-манами.

– Ты это видел? – девушка вдруг отмерла и вцепилась ему в плечо.

– Что?

– Свечение! Зеркало ярко-ярко светилось! И там было чьё-то лицо.

– Это зеркалица! – засмеялись барабашки.

– Видел, – улыбнулся Глеб. – И не только зеркалицу…

Плотность

Кокон Гасителя звёзд обволакивал со всех сторон, отгораживая от всего сущего. При этом Ольге казалось, что её завернули в мешок и бросили с крыши небоскрёба, ибо не покидало безграничное чувство непрерывного падения. В голове у неё возникал образ красивой грациозной птицы, поднявшейся высоко-высоко, а потом сложившей крылья и камнем низринувшейся вниз, в самые непроглядные бездны. Она упивалась своей обречённостью, ощущение которой пронизывало всё существо до самого основания. И ощущение это было сравнимо с приобретением умения летать, изящно кружиться подобно холодной снежинке на жутком зимнем ветру. Посмотри – оцени мою прелесть, восхищайся мной, восторгайся! – и плевать, что через минуту я окажусь на грязном сером асфальте, чтобы мгновенно растаять…

– Почему ты не можешь воплотиться в Яви? – полюбопытствовала Ольга, чтобы немного отвлечься от чувств, захвативших её.

– Я из миров Праха, моя материя тяжелее человеческой, – бесстрастно проинформировал Гаситель. – В таком обличии мне было бы неудобно выполнять то, ради чего я пришёл.

– Что такое Прах?

– Это совокупность тёмных миров. Прах ещё называется Навью, но было бы неправильно отождествлять два этих понятия. Прах – это всего лишь одна составляющая Нави. Навь перетекает в Новь, Новь становится Правью, Правь – Явью. Древние люди были в разы грамотнее ныне живущих – они без труда усваивали такие элементарные понятия.

– Ну, уж извините! – усмехнулась Ольга.

– Да-да, – ухмыльнулся в ответ Гаситель. – То, что человечество, да и не только человечество, тупеет, забывает своё истинное родство и предназначение – это заслуга принадлежит нам, тёмным служителям. Так что – грех жаловаться самим на себя.

– Куда мы направляемся? – сквозь матовую оболочку кокона Ольга попробовала рассмотреть окружающую реальность и пришла к выводу, что полночь уже миновала, уступив место утреннему солнцу.

– Я возлагаю на тебя особые надежды. Чтобы ты смогла их оправдать, нужно тебя подготовить. Дитя, которое будет во чреве твоём, сравнимо со мной. Просто так тебе его не выносить, нужно уплотнить материю, нужно твоё причащение.

Объяснения Гасителя представлялись туманными и запутанными, не несущими никакой ясности в происходящее. Ольга решила не переспрашивать его и не уточнять, боясь выглядеть чересчур навязчивой и глупой. Её пугала мысль о том, что она может быть прогнана им, отвергнута, что она может в одночасье лишиться всех тех удивительных открытий, которые даже вообразить невозможно.