– Ты начал про Хорса, – напомнила Арина.

– День – малый цикл, а есть большой цикл – год. Точно так же, с каждым временем года Солнце старится и вновь преображается. Вначале оно – пылкий юноша Ярило, бог любви, силы, ярости, способный взбудоражить природу, растревожить её, пробудить после зимы. Потом, в летний и осенний период – это энергичный мужчина, крепкий хозяин, Даждьбог, который сеет урожаи и собирает их, создавая и запасаясь на зиму. Затем же Солнце превращается в старца, оно уже не греет, как Даждьбог, и уж тем более не пышет жаром, как Ярило, оно только лишь светит и потому называется Хорс.

– Как интересно! – Арина о чём-то задумалась, наморщила лобик, а после задала вопрос: – А постоянное имя у него есть?

– Есть. Световит. Но это не столько относится к тому светилу, что мы видим отсюда. Наше солнышко лишь отражение того, великого Солнца.

– Где же то великое Солнце?

– За шестью небесами отсюда.

Зябко поёжившись, они вернулись в комнату. Через полминуты раздался привычный щелчок – стали пить сладкий чай с бутербродами. Почти два месяца молодые люди снимали эту однокомнатную квартиру. На оплату уходила большая часть заработанных денег, но это ничуть не волновало их – материальные блага казались пустыми и несущественными по сравнению с тем сладостным покоем, который обретал каждый из них, находясь вместе. Глеб постоянно смотрел на Арину каким-то заворожённым взглядом – на деле же не мог оторваться от света искры, который отражался в каждой клеточке её тела, в каждом волосе. И такая же искра теперь сияла в его груди и насыщала душу какой-то новой силой. Когда они впервые поцеловались, Глеб понял сокрытый смысл слова «поцелуй» – единение, слияние, становление двух одним целым… наверное, в тот самый миг в нём зажглась искорка, выгнавшая вящую пустоту. «Благословление Лады», – прошептал он, удалившись сознанием в тот миг, когда отправлялся за седьмое небо.

– Что? – спросила Арина.

– Ничего… это я просто.

– Какую книгу ты сейчас читаешь?

– Про значение древних символов, про украшения, в общем.

– Тебя затягивает эта тема, правда? Про всякие древности и про первобытные культуры…

– Я тебе уже рассказывал о том, как мне порой видится Вселенная.

– Это весьма необычно, – кивнула Арина. – Откуда только подобное берётся в твоей голове?

– Жаль, я не могу тебе показать.

– О чём ты?

Глеб вдруг подумал, что стоит попробовать пробудить её сознание, как это удалось Веденее проделать с ним. Неземной блеск ясносветлой звезды заставил его мозг встрепенуться и изменить вибрации, из-за чего истинная зрячесть стала доступной и открылась полуявь. У него, конечно, нет звёздного сияния, и негде добыть его, но есть сверкание искр, что само по себе уже немало.

Он взял её ладонь в свою. Так они и сидели, глядя друг другу глаза в глаза.

– Тебе когда-нибудь случалось чувствовать, что ты не одна в пустом помещении, что рядом обитает кто-то невидимый? – спросил Глеб.

Арина коротко кивнула.

– Ночью чувства особенно обостряются, а безликие силуэты чаще мерещатся в неосвещённых лампой углах… с наступлением темноты всё больше неопределённых звуков: кто-то стукнет в окно, и ты списываешь это на случайную птицу, шорох у плиты – на шуршание целлофановых пакетов, едва прорывающиеся откуда-то голоса – на шум в вентиляционном отверстии или стук в батареях. Но это не так… это рокочет полуявь.

Глеб говорил лишь для того, чтобы отвлечь, рассеять внимание Арины, а сам превращал сиянье двух искорок в единый световой поток, который захлёстывал их обоих. В ладонях зарождалось ярое пламя, распускающееся лепестками лотоса. Ни юноша, ни девушка не могли шелохнуться в тот момент, не могли даже повернуть головы или отвести взгляд в сторону. Благодаря универсальной зрячести, Глеб недвижимым взором наблюдал за тем, как золотистый поток, который вначале соединился в центре их сомкнутых дланей, теперь разбегался в обратные стороны и всецело заполнял телесные оболочки.

Ослепительный блеск не исчезал ещё две-три минуты, а в какое-то мгновение разросся настолько, что затопил кухню, из-за чего домовой, вначале просто прикрывавшийся рукой, не вытерпел натиска золотого свечения и спрятался за плитой, растворившись в стене. Потом всё успокоилось и пришло в привычное состояние. Арина встрепенулась, удивлённо посмотрела Глебу в лицо – тот разжал крепкую ладонь. Девушка поднялась, мир казался теперь каким-то другим, более пёстрым, насыщенным неведомыми доселе красками…

– Ух ты! – промолвила Арина, не в силах понять произошедшие с ней перемены. Плоть, никогда не знавшая столь мощных потоков энергии, пылала огнём, череп как будто перестраивался, как будто разломился, высвобождая мозг из заточения.

– Всё хорошо? – обеспокоился Глеб.

– Да, – еле слышно ответила она. – Пойду, прилягу…

Арина медленно, шатаясь, прошла в комнату, легла на диван, свернулась калачиком и провалилась в чёрную бездну без сновидений.

Полдень

…Игнат замолчал, испытывая трепетное волнение, и выжидающе замер, глядя на собеседницу. Напротив него сидела молодая женщина тридцати – тридцати трёх лет в строгом деловом костюме. Крашеные светлые волосы – до плеч – были убраны назад, полностью обнажая круглый выпуклый лоб, что свидетельствовало об упорстве и богатой фантазии. Нос – с небольшой горбинкой, кончик задран так, что иногда некрасиво выделялись ноздри. Тонкие губы накрашены едва заметной бледной помадой. Особенно на лице выделялся выпирающий массивный подбородок. Строение её фигуры портили широкие плечи, не слишком вписывающиеся в современные представления о женской красоте. Из-за плеч и подбородка складывалось общее впечатление о некой мужеподобности… и ещё из-за взгляда. О, этот взгляд! Холодный, пронзающий, словно стальной наконечник боевого копья!

Шторы в кабинете плотно задёрнуты, горела только настольная лампа на рабочем деревянном столе. Тяжёлые шкафы, набитые книгами и разного рода макулатурой, отнимали пространство и сужали свободную площадь, от чего становилось не по себе. Теснота будила в Игнате какой-то страх, приобретённый ещё в детстве. Он уже начал сомневаться в том, для чего пришёл сюда.

– Итак, – ровным, даже скучающим, голосом произнесла женщина. – Вы описали мне свои детские страхи, неурядицы с отцом, но не проще ли было обратиться к специалисту в данной области? Вы же наверняка знаете род моей деятельности.

– Мне как раз посоветовали обратиться именно к Вам, Ольга, к Вам, как к профессионалу, если так можно выразиться.

– Пока что из Вашего рассказа я не могу выделить ничего того, что входит в сферу моей деятельности, – её ледяное спокойствие и обескураживало, и пугало.

– О, нет! – в глазах Игната промелькнуло безумство. – Нет. Я знаю, что Вы не просто очередной экстрасенс-шарлатан! У Вас есть настоящие способности! Уж это я могу определить!

– Каким образом? – ни нотки удивления, ни единого движения мускулом. Ольга напоминала сфинкса, стерегущего путников в узком ущелье.

– Я уже говорил о том, что постоянно вижу неких существ, как и мой сосед, который их называет полуявью.

– Почему полуявью? – она криво усмехнулась, обнажив белые клыки.

– Потому что эти существа вроде бы настоящие, явные, а вроде бы и нет, вроде бы только игра воображения.

– Вот я Вам и советую обратиться к психиатру или медиуму, – повторила Ольга.

– Нет! – отрезал Игнат. – Я знаю, что Вы – особенная, Вы умеете управлять своим даром. Для моего отца дар был до самой смерти проклятием. Ему вечно казалось, что он бредит – видит чёртиков и всякую прочую нечисть, якобы она его преследовала. Он часто из-за этого срывался на меня – ведь я тоже всё это видел, общался с этой полуявью. Ох и влетало же мне! Отец порол безжалостно, запирал в комнате, лишь бы отделаться от собственных страхов. А я молился, я назло ему стал просить поддержки у всяких мелких тварей. И они мне помогли, они привели мне того, чья сила велика.