После возвращения из путешествия обо всём случившемся знал только сосед Игнат, побывавший вместе с ним в дальних измерениях. Глеб не хотел рассказывать родителям о случившемся – сочтут за фантазию, выдумки, даже при всём желании вряд ли поймут именно в тех образах и смыслах, которые он придаёт. Проще промолчать, чем быть непонятым, хотя неимоверно хотелось скинуть этот груз, поделиться с кем-нибудь – вместо этого замкнутость и усугубившееся чувство одиночества, которое и раньше бередило душу. Кстати, как ни странно, разглядеть собственную предрасположенность у Глеба не получалось, он не мог распознать в себе ни искреннего, ни носителя воронки, ни «пустышку». Закутавшись в одеяло воспоминаний о Веденее, он постарался оградиться от несовершенного мира, дожидаясь, пока придёт тот, кто излечит покалеченное сознание, покалеченное от собственного бессилья, от невозможности повлиять на сложившийся в мире порядок. Порой хотелось отхлестать по щекам каждого встречного, чтобы в нём пробудилось то чудесное зрение, которым был наделён древний предок и которое ныне унаследовали лишь единицы. Тяжело быть избранником, тяжело нести то, что другим и не снилось. Как их всех встряхнуть, как перевернуть сытый мещанский рай? Как заставить работать головы, как разлепить склеенные вежды? Песня в плеере давала немудрёный и чёткий ответ:

Беда заключалась в том, что Глеб был твёрдо убеждён в том, что он сам для себя и пациент, и доктор. Однако, пребывая ныне в первом состоянии, он никак не мог перейти ко второму, дабы сдвинуться с мёртвой точки. Ему казалось, что он стоит на месте и не может сдвинуться; не покидало пылкое желание вновь ступить на лунную тропу, вновь почувствовать небывалый восторг при виде неземных красот и чертогов, вновь дышать полной грудью среди космических просторов…

По колену кто-то намеренно хлопнул широкой ладонью, заставив вытащить наушники. Это был школьный приятель, Глеб уже полгода с ним не встречался и не созванивался после того, как забрал в качестве памятной реликвии перламутровый плащ, используемый когда-то для постановки в театральном кружке.

– Салют! Куда пропал?

– Привет… дела были… закружился, позабыл обо всём…

– Плохо выглядишь. Чего смурной?

– Да просто… задумался.

– Как со статьями-то? Пишешь ещё?

– Пишу, а толку? В редакциях всё равно принимают с неохотой. А если принимают, то просят переписать больше половины.

– Забей! Ты классно пишешь, поверь мне.

– Угу.

– Давай заходи ко мне в субботу, пообщаемся!

– А что будет в субботу?

– Да просто, решили с ребятами собраться, отдохнуть! Давай и ты подкатывай! Хватит уже хмуриться! Пообещай, что приедешь!

– Не буду обещать, – Глеб изобразил на глинистом лице подобие улыбки.

– Не, так не делается! Приезжай, и точка! Хоть нормально поговорим, как бывало.

– Ладно.

– Ну, вот и славно! О! Моя остановка. Созвонимся ещё!

Глеб попрощался с приятелем. Продолжать слушать музыку он не стал – вскоре выходить. Повседневная деятельность постепенно вытеснила из головы раздумья о вечном, а вечером опять неподъёмной ношей навалились и грусть, и необъяснимое чувство вины, и гнетущее одиночество. Он молился, вернее, вёл монолог с мирозданием, после чего с трудом засыпал.

Сидя за письменным столом перед монитором шумящего вентилятором компьютера, Глеб погрузился в воспоминания, требовательно стараясь выудить нечто важное, способное положительно повлиять на выход из затянувшейся депрессии. На клавиатуру прямо перед ним взобрались два малюсеньких создания, одно из которых было покрыто бурой шерстью, а другое серой. Сами себя они величали барабашками и утверждали то, что обитают у человека в ушах, питаются его волосами с головы и слушают мысли. Также они говорили, что сами рождаются из мысли, живут не более трёх лет, а потом перевоплощаются в каких-то других существ, меняя оболочку, но сохраняя прежнюю суть. Барабашки являлись обитателями полуявного уровня бытия наряду с кикиморами, коргорушами и прочими. По этой причине Глеб нередко их игнорировал. Однако, как выяснилось, напрасно.

Братья-барабашки, кроме цвета шерсти ничем не отличались друг от друга внешне. По какой-то неизвестной человеку причине, они носили сумочки и косы, невесть из чего сделанные. Круглые их глазёнки были абсолютно жёлтыми, походя на крохотные солнышки. Однажды братья заявили, что они уже подросли и называть их надо не барабашками, а барабашами.

– Но ведь Барабаш – это фамилия такая, – улыбнулся Глеб, услышав критичное требование.

– Нет-нет-нет! – покачал головушкой серый барабашка. – Мы разговаривали с книжонком…

– С кем?

– Полуявным воплощением твоей книжной полки, – быстро объяснил барабашка и продолжил:

– Вот, значит, разговаривали с книжонком, и он сказал – мол, в книгах написано, что фамилия вторична к тому слову, которое её породило.

– И от какого же слова происходит фамилия?

– От слова «барабошить»! Понял? Барабошить означает пугать, ерошить, наводить шум, будоражить! То бишь смысл слова «барабошить» полностью отражает смысл существования барабашки!

– Странно, – хмыкнул Глеб, – мне ещё не доводилось слышать вашего шуму.

– Бу-бу-бу! – бурый барабашка замахал лапками, подпрыгивая на месте и корча рожицы.

– Вот и буду звать тебя Будораж, если мне что-то понадобится! – хохотнул Глеб.

– А меня как назовёшь? – тут же поинтересовался второй.

– А тебя – Серым.

– Фу-фу, никакой фантазии! – возмутился барабашка, недовольный полученным прозвищем.

– Ну-ну, как видишь, мне хватило фантазии, чтобы на свет появились вы оба, – улыбнулся Глеб.

С тех пор так и повелось.

Сейчас активными жестами барабашки привлекли к себе внимание и сообщили крайне недовольным тоном:

– Мы больше не можем соседствовать с тобой!

– Это ещё почему? – Самоуверенность малявок заставляла Глеба каждый раз только умиляться.

– У тебя в голове пасмурно, – сказал Будораж. – Нам не нравится промозглость, оставим тебя, так и знай!

– Что же прикажете делать?

– Уныние грешно! – поучительно промолвил Серый, разведя ручонками.

– Не хватало мне вдобавок ко всему ваших нравоучений! – отмахнулся Глеб.

– Постой! Мы с тобой не прекращали разговора! – притопнул Будораж. – Ты что себе возомнил? Вершина эволюции, что ли? Так вот знай – ты так же, как и мы, всего лишь переходное состояние, только мы в начале пути, а ты в середине! Вот и вся разница.

– И что с того?

– А то, что нечего грустить по недоступной Вселенной – придут времена, и ты сделаешься больше, чем эта планета, будешь смотреть на неё свысока и считать всех людей муравьями! А пока – ты мохнатая зелёная гусеница, которой нужно лишь жрать и спать! Обожди – вырастут крылья, и будешь порхать, не торопи события!

– Я тебя когда-нибудь точно прихлопну! – пригрозил Глеб.

– Ага-ага, себя прихлопни! – огрызнулся Будораж. – Давай, возвращайся в нормальное состояние, выходи из транса! Явь тебя заждалась!

– Ладно, завтра развеюсь, – сказал Глеб, памятуя о субботнем приглашении, лишь бы отвязаться от назойливых барабашек.

– Знаешь, тебе не нужно искать зрячих людей с искрами внутри, – сказал Серый, смиренно опуская взор. – Ты ведь жаждешь обрести единомышленников, но сам ещё не определился, каковым являешься. Прекрати поиски, найди себя!