– Когда мне понадобится разрешить внутриличностный конфликт, я обязательно вас позову, – сдерживаясь, проговорил Глеб. – А пока что – скройтесь, чтобы я вас не видел!

Будораж, встав вполоборота, сощурил один глаз и презрительно хмыкнул, первым спрыгнул с клавиатуры и взмахом руки позвал брата.

– Тоже мне психологи, блин! – цокнул Глеб, откинувшись в кресле.

В субботу он чуть не опоздал к приятелю к обговорённому часу из-за того, что возле калитки столкнулся с Игнатом. Не выдержав, Глеб поделился с ним своими соображениями в надежде найти понимание.

– Ты же прозрел, как и я…

– Нет, не так, – покачал головой Игнат. – Я никогда в полной мере не видел всей этой – как ты её назвал? – полуяви, да. Мне постоянно видятся размытые силуэты, чьи-то тени преследуют меня. Я слышу голоса.

Глеб почувствовал, как холодок пробежал по спине.

– Но… насколько же тяжело жить с этим!

– Непросто, – согласился Игнат.

Они помолчали, топчась на месте.

– А его… каким ты видел его? – неловко задал вопрос Глеб.

– Кого? – казалось, сосед уже понял, о ком речь, и весь внутренне сжался в комок.

– Гасителя звёзд.

Игнат помрачнел, опустил голову, упершись подбородком в воротник куртки, стиснул челюсти, потом, втянув носом холодный осенний воздух, ответил:

– Он всегда более чем реален…

– Что ты хочешь этим сказать?

– То, что слышал. Гаситель гнёт людей, как силач подковы.

– Ты общался с ним после… ну, после того, как мы спустились по Млечному Пути?

– Оставь ты. Идём на остановку.

– Куда ты собираешься? – спросил Глеб.

– По делам, – неохотно буркнул Игнат.

– Так что с Гасителем?

– Нет его больше в моей жизни. Доволен?

– Послушай…

– Что ещё? – вспыльчиво отреагировал Игнат.

– Когда ты смотришь на людей, ты видишь искры или воронки у них возле сердца? Или там пустота? Или ничего не видишь?

– Вижу-вижу, – более доброжелательно проговорил Игнат. – Меня это раздражает, но ничего не могу поделать с этим.

– А когда смотришь на себя, видишь что-нибудь?

– Не-а.

– Я тоже. Правда, странно?

– Оставь! – отмахнулся Игнат. – Вон мой автобус. До встречи!

Через полчаса Глеб уже звонил по домофону и поднимался в квартиру, где царила беззаботная лёгкая атмосфера дружеского общения и мирного веселья. Среди собравшихся за столом Глеб всех знал – с кем-то периодически общался по телефону и интернету, с кем-то виделся от встречи к встрече, однако с двумя парнями и девушкой он не был знаком – должно быть, чьи-то приятели, которых позвали «за компанию». Всё это время Глеб старался смотреть на мир глазами обывателя и не придавать никакого значения тому, что там у человека возле сердца. Без подобного усилия у него не получилось бы отвлечься от тех раздумий, что не давали покоя последние три-четыре месяца.

Очень скоро все разбились на небольшие группки по два-три человека и разбрелись по квартире – кто-то покурить на балконе, кто-то обсудить последние новости на кухне, кто-то пошептаться на диване. Глеб немного поболтал со старыми друзьями, потом вернулся за стол и вновь оказался один. Налил себе вина из недопитой бутылки и стал потихоньку потягивать, наблюдая сквозь стеклянную дверь, как приятель, позвавший его сюда, на балконе общался с двумя красивыми девушками. Одна из них была их одноклассницей и нравилась Глебову приятелю с тех самых школьных пор, вторую девушку Глеб не знал по имени, но знал, что она является подругой его одноклассницы и пришла вместе с ней.

То ли под воздействием алкоголя, потеряв контроль, то ли по другой неизвестной причине Глеб перестал управлять зрячестью и тут же погрузил свой взор в полуявь. Заскакали повсюду какие-то суетливые маленькие существа, в ушах зазвенели их тоненькие голоса. Сдавив виски, Глеб приказал себе унять разыгравшееся воображение, чтобы не видеть творившуюся рядом свистопляску. Зрячесть до конца не исчезла, хотя притухла – полуявные создания превратились в размытые кляксы, словно помехи на ненастроенном старом телевизоре, издаваемые ими звуки вовсе пропали, но в глаза стали бросаться воронки и пустота… «Паразитов» среди знакомцев Глеб насчитал двоих, а вот остальные – «пустышки». «Я тоже пуст, – с досадой подумал он. – Иначе бы что-то горело или вертелось у меня в груди…».

– Эй! – словно сквозь какую-то пелену к нему прорвался приятный женский голос. – С тобой всё в порядке?

– А? – Глеб повернулся и увидел на соседнем стуле улыбающуюся подругу своей одноклассницы.

– Перебрал, что ли? – девушка широко улыбнулась ему.

– Да нет, всё хорошо, – он улыбнулся в ответ. – Просто задумался…

– А я там явно была лишней, – всё с тем же живым позитивом сказала она, взглядом указывая на балкон.

Глеб усмехнулся:

– У них там пошли разговоры на личные темы?

– Ну да. Будь добр, налей чего-нибудь, если осталось.

Он взял бутылку, повернулся удобнее, чтобы налить вина, и вдруг застыл, не двигаясь. У собеседницы возле сердца сверкала искорка, недоступная взгляду обычного человека. Причём сверкала столь ярко, что он удивился, как не заметил этого света с первого раза. Тут невольно сразу вспомнишь о ясносветлой звезде, о недосягаемой Веденее…

Тихий смешок девушки вернул Глеба в настоящее – он неуклюже встрепенулся, быстро довершил действие, наполнив бокал, подумал, что она решила, будто он пялился на её грудь.

– Меня Глебом зовут, – вымолвил он первое, что пришло в голову.

Подружка одноклассницы продолжала ещё улыбаться, самыми краешками губ, веселясь от нахлынувшего на него стеснения.

– Арина, – представилась она. – Очень приятно.

– Какое… красивое имя, – Глеб говорил медленно, даже заторможено, а в голове табуном проносились мысли о том, что он не может её потерять, потому что всегда хотел иметь среди своего круга «искреннего» человека, потому что она ярче, чем «искренний» человек, потому что она почти, что звёздочка… вот такая вот земная звёздочка.

– А Вам… тебе не хотелось бы прогуляться?

– По-моему, на улице будет холодно, – поморщилась Арина.

– Зато осенью звёзды кажутся ярче и крупнее, как большие блестящие бриллианты!

Она на секунду задумалась, а потом снова улыбнулась:

– Пойдём!

Утро

Холодное ноябрьское солнце втекало в город тягучими потоками мёда, разбавленного осеннею прохладой и ветрами. Казалось, воздух в этот час настолько прозрачен, что резкий звук заставит его звенеть, как изумительно тонкий хрусталь, прельщающий своею хрупкостью. Деревья, воздевая вверх нагие ветви, земле из листьев соткали покрывало, как будто в благодарность, что ранее она питала их. Глеб наблюдал с балкона, с девятого этажа, пустые детские площадки, пустые скверы и дворы. Сейчас, конечно, выходные, и в этакую слякоть никто без надобности не покинет уют отапливаемых квартир, но всё же… Ему подумалось, что будущее наступило – вот прямо здесь и теперь, все живут в эпохе будущего, а потому машины шумят на кухнях и в ванных комнатах, а автомобили, что припаркованы по правилам и с нарушениями, сейчас всего лишь служат обозначением того, что люди не успели выродиться. Когда же эти металлические коробки на колёсах внешне превратятся в ржавые ненужные громады, то это будет означать одно из двух: либо человечество опомнилось, либо же ему настал конец.

«Но ведь они уже сейчас мне напоминают всего лишь горы барахла», – помыслил Глеб, и книжка едва не выскользнула из его рук.

– Опять замечтался? – беззаботно полюбопытствовала Арина, встав рядом с ним. Она закуталась в мохнатый тёплый халат, но всё равно мёрзла. – Куда ты смотришь?

– Просто… в небо…

– И что там?

– Хорс.

– То есть?

– Так называется облик солнца.

– Расскажи? – попросила она, а на лице возникла та самая улыбка, которая выражала всю суть её очарования.

– Солнце каждое утро выходит из своего терема и движется по небосводу. Впереди него мчится День на коне, сотканном из языков пламени, и возглашает о приближении своего господина. Вначале Солнце – маленький мальчик, но с каждым шагом оно стареет, становится вначале юношей, затем мужчиной, а возвращается в терем дряхлым стариком. Но в тереме его всегда ждёт Мать, готовит угощенье, накрывает на стол. Когда Солнце наестся, то ложится спать, а Мать ему расчёсывает кудри гребешком – и от этого ритуала её сын вновь молодеет и становится мальчиком, которым отправлялся в поход.