Тут Глеб понял, что пора ему восвояси – Солнцева мать, нежно гладя дитя, подала знак незваному гостю. Ткань зари к тому времени значительно уменьшилась, так что человечек смог самостоятельно несколько раз обернуть ею тело и голову, подпоясаться куском полотна да выйти из-под лавки. Низко поклонился Глеб добродушной радетельной хозяйке в знак глубочайшей своей благодарности, получил в ответ короткий кивок да вышел наружу из терема, прямиком в Ирий-сад.

Постепенно истончающаяся ткань зари нисколько не беспокоила его, Глеб не боялся остаться без защиты – уж слишком много чудесного было в округе, чтобы страшиться. Потрясала каждая мелочь, каждая пылинка, каждая деталь. Седьмой уровень бытия создан из огня, являясь, по сути, абсолютной белизной (не такой, как на шестом небе), растворённой в абсолютном мраке. Иначе выражаясь, абсолютная наполненность в абсолютной пустоте. При этом складывалось убеждение, что нет ничего, кроме того, что есть здесь. Эта уверенность даже превосходила и заглушала ту глубину переживаний, что пребывала в мире ясносветлых духов-звёзд.

Здесь на ветвях дивных деревьев восседали наполовину птицы, наполовину женщины. Одна из них – глашатай богов, которому известно обо всём во Вселенной, – Гамаюн (вероятно, Крылатый Со-ман служил её низшей ипостасью). Две другие полуптицы словно противоположности – Алконост и Сирин. Обе они сладкозвучно воспевают красоту Ирия, безграничное могущество богов и богинь, чаруют рассказами настолько, что простому человеку гибельно слушать их. Обезумев от восторга, смертный не находит покоя и устремляется всеми силами к поиску вожделенной услады. От Алконоста нет зла, хотя голос её заставляет потерять память от восхищения. Сирин – напротив, всегда приводит к несчастью того, кто поддался чарам, вынуждает идти на смерть свою жертву, для которой погибель кажется на тот момент истинным благом.

С трудом оторвав взгляд от полуптиц, Глеб заметил на лужайке веселящихся детишек, их звонкий смех разливался окрест, ребятишки искренне радовались. К ним подходили без страха самые разные звери, тыкались мордами в ладошки, вступали в игру. Чистота и ясность, лёгкость и неограниченность – составляли единое целое. Вместе с детворой кружились и плясали трое: женщина, девушка и юноша. Глеб застыл, без стеснения разглядывая их, пока юноша не обратил на него внимания.

– Смотрите! – воскликнул он, и его спутницы повернули головы в указанном направлении.

Женщина жестом подозвала пришельца к себе. Статью и обликом она напоминала Солнцеву мать, только казалась проще для понимания. Без слов, без знаков Глеб понял, что перед ним богиня Лада вместе с дочерью Лелей и сыном Полелем.

Лада олицетворяла материнскую любовь ко всему сущему, будучи покровительницей браков и красоты. И в старину именем её влюблённые называли друг друга: «Лада моя!». Леля – воплощала любовь иного качества, любовь детскую, беззаветную, торжествующее ликование. Вместе с Ладою их нарекли Хозяйками Небесного свода, то есть властительницами всех семи небес, и вместе с тем прозывали Рожаницами, сёстрами бога Рода. На Земле их воочию можно было увидеть на ночном небосклоне в образе Большой медведицы и Малой медведицы. Полель – жизнерадостный, полный сил юноша с кучерявыми русыми волосами и молодецкой удалью, сын Лады и брат Лели. Он держал лук, из которого, точно пламенными стрелами, осыпал мироздание жгучими искрами, из которых в сердце прорастала страсть, – потому ему нравились пылкие люди с горячею кровью.

– Смотрите! – снова сказал Полель. – Се – человек! Ах, каким жаром томится душа его!

– Он очарован песнею птицы Сирин, – испугалась Леля.

– Нет, – возразила Лада, сверкнув грозными очами. – Если бы Сирин вскружила ему голову, он давно бы погиб.

– Алконост? – предположила Леля.

– Тогда бы он утратил рассудок.

– Но человек помнит, ради чего идёт! – звонко промолвил Полель.

Глеб не смел вмешиваться в разговор высоких сущностей, которые видели его насквозь – чаянья, стремления, всю составляющую…

– Кем же он взволнован? – спросила Леля.

– Собой. – Лада строга и вместе с тем бесконечно добра.

– Куда же ему направиться? – трепетная и заботливая Леля желала помочь и спасти. – Наверное, вниз?

– Куда он захочет.

– Позвольте наградить его! Позвольте! – зазвенел Полель, вскидывая руки.

– Спалишь, – отказала богиня-матерь. – Сей человек и без того горит. Видимо, раньше упала твоя искорка в нижние дали.

Лада указала перстом вверх – Глеб взглянул туда и воочию воззрился на невидимый доселе красный поток энергии, который напоминал нить и, спускаясь, закручивался по спирали. Затем Лада указала вниз, словно предлагала сделать выбор. Глеб, благоговея от одного присутствия божественной троицы, готов был рухнуть на колени, но этого не требовалось. Он ощутил, понял и ответил учтивым поклоном, после чего принял окончательное решение… идти вверх.

Уцепиться за красную нить было нельзя – она казалось ненастоящей, иллюзорной. «Как мне пройти?» – мысленно вопрошал человечек, хотя не получал ответа. Лучи Истинного солнца переплетались с ниточкой – поняв такое взаимодействие, Глеб отважился на безрассудный поступок. Физические законы не действовали на седьмом небе привычным образом, ничто не помешало ему, оттолкнувшись от поверхности, фактически взлететь на солнечную дорожку.

Стопы нестерпимо жгло, обдавало неслыханным жаром, и человечку погрезилось, будто он заживо плавится, растекается, как снеговик весной…

На что же он, неразумный, рассчитывал? Куда намеривался – за седьмое небо? Дозволено лишь выспренним богам туда ходить! Пускай же скиталец горделивый поплатится за тщетные старания! Пускай рассыплется бесчисленным количеством крупиц, каких вовеки не собрать ни одному небожителю!

Глеб чувствовал, что испаряется подобно луже в знойный день… чувствовал, что вскоре от него не останется и мокрого следа, как говорится. Он сделал что мог – шагнул к красной нити. И в этот миг внезапно мощный заряд спасительной любви объял его, взлелеял, обласкал – Хозяйки Небесного свода не смогли оказаться в стороне, ибо любовь не способна принимать нейтралитет, предпочитая безучастность. Благодаря им, Глеб более не подвергался пыткам всесильного Солнца и быстро зашагал наверх. Один, рвущийся в безвестную безмерность, без Веденеи, знаменующей успех и безопасность…

Впереди образовалась незримая препона – он надавил и вырвался Вовне.

Пред ним предстал длинный коридор, сотканный из алого и тёмного свечения, а впереди сияло нечто. Банальная мысль о «свете в конце тоннеля» ввергла в ужас. Но отступать было некуда, позади попросту образовалась непреодолимая стена. Глеб двинулся, как показалось, направо и вверх, по красной нити. Полнейшее беззвучие не вызывало радостных чувств, а каждый незначительный шум сейчас способен был моментально лишить слуха, поэтому он даже не дышал, достигнув невероятного самоотречения. Безликий путник с сохранённой личностью, завёрнутый в розоватую ткань, обутый в искрящуюся энергию любви, – в руках его очутился посох, напоминающий звёздный луч. Как и почему это случилось – трудно растолковать. Но в первую очередь Глеб вспомнил Веденею.

Итак, получив поддержку, он поднимался и не оглядывался назад. Всё кончилось внезапно – красно-чёрный коридор превратился в ровную, безразмерно огромную площадку, которую человеку пройти не в силах. И полное беззвучие… только ветер, давно не ощущаемый им, носился из края в край, не ведая преграды. Глеб застыл в неуверенности, постоял, обозревая бесконечность, пронзённую потоками времени.

Неужели пустота? На крыше мироздания – всего лишь пустота… сюда он стремился, рвал жилы ради этого? Как?!