– Откуда ты прибыла, ясносветлая? – спросил исполин.

– Из сумерек Яви! Матерь-луна протянула мне бережно луч, приведший сюда.

– Добро! Воротись на луга, гуляй и радуйся, пой, пляши! Ты достаточно сделала.

Исполин развернулся и побрёл сквозь чащобу. Люди, явившиеся вослед за звездой, его не волновали. Костёр же продолжал ровно гореть и потрескивать.

– Почему ты кручинишься? – задала вопрос Веденея.

Глеб смотрел вокруг каким-то потерянным, разочарованным взглядом.

– Отправляясь сюда, я желал только одного – обрести гармонию, чтобы моё тело вернулось к моему духу. Но я не нашёл ничего… Напрасный поход.

– Я предупреждала, – с лёгким укором заметила Веденея. – Дух – вне времени и пространства. А вся Вселенная состоит из времени и пространства. Ты – человек, хотя бы и просвещённый. Человек не может вот так вот взять и порвать связь с материальным миром – для этого требуется закалка, для этого разработаны различные техники самосовершенствования. Люди тратят годы, чаще всего несколько жизней, чтобы в один прекрасный миг ощутить безграничную свободу. Свободу, простирающуюся Вовне.

– Что такое Вовне? – Глеб уцепился за новый термин.

– Вовне, иначе ещё называют Косм Ось.

– Космос?

– Нет. Косм Ось. Космами называются бесплотные энергии, неподверженные ни времени, ни веществу.

– Мне надо туда! – оживился Глеб, вызвав улыбку Веденеи.

– Это за пределами седьмого, Солнечного, неба!

– И что?

– А то, что на седьмое небо даже я никогда не поднималась. Там светит Истинное солнце, единственное и неповторимое, а все остальные солнца лишь его невзрачные копии. Сияние его лучей притягательно, но оно губит неподготовленных точно так же, как дарит живительную силу всему мирозданию. Если я взойду на седьмое небо прежде, чем от меня это потребуется, то – погибну, растворюсь в лучах Истинного солнца. Что уж говорить о тебе?

– Ты уже предостерегала меня, – Глеб оставался непоколебим в принятом решении. – Укажи лучше дорогу!

– Нет! – в глазах и в голосе Веденеи отразился страх.

– Скажи! – потребовал он, прихватив звезду за локоть.

«Что, собственно, я теряю? – вдруг рассудила Веденея. – Сгинет этот тщеславный человек – ничего особенного не случится. Всяк во Вселенной умирает и перерождается. Бытие подобно колесу, которое бесконечно вращается. Он жаждет за пределы колеса? Пусть попробует и узнает бессмысленность собственной затеи».

– Хорошо, – сказала она. – Ступай по солнечному лучу, так будет надёжней. Взойди на холм да посмотри наверх – дождись утренней зари, Дивы, и в час, когда она расстелет красный шёлк, хватайся за бахрому.

– А что с Игнатом?

– Как только он придёт в себя, я отыщу способ вернуть его обратно.

– Благодарю!

Глаза Глеба увлажнились, он поцеловал её пальцы, сжатые в кулачок, и без каких-либо сомнений зашагал на указанный взгорок, который вздыбился посреди серебряного леса. Холм утопал в маленькой кучерявой траве, отливающей молочной белизной, отчего напоминал верблюжий горб, покрытый шерстью.

Глеб, ни разу не обернувшись, встал на вершине и полностью превратился в само ожидание.

Мать

Явление, случившееся через какой-то промежуток времени, потрясло его. Сначала ничего не происходило, но после – у подножия возникла человекоподобная фигура. Ни лица, ни каких-то тонкостей разглядеть было нельзя – просто размытый образ. Однако Глебу показалось, что странное существо носит вывернутую наружу мехом шкуру… или то – не накидка, а природная звериная внешность? Полусогнутое, это существо имело три руки, третья – росла из груди и была несколько тоньше и слабее. Золотистая кожа еле заметно искрилась. Оно простёрло к небесам длани, на одной из которых, на центральной, оказалось намалёвано око. В «нормальных» руках существо держало бубен и колотушку.

Неожиданно рядом с Глебом очутилась Веденея.

– Ты весь трепещешь, – промолвила она. – Быть может, поворотишь?

Он отрицательно покачал головой. Спросил:

– Кто это?

– Крылатый Со-ман, ипостась Оракула.

– Крылатый? Со-ман? – переспросил недоумевающий Глеб.

– Со-ман – это титул, он означает «Властитель разума». Так понятно?

– А почему «крылатый»?

Веденея тяжело вздохнула:

– Ты на Звёздном небе слепнешь, зришь через раз, а на седьмом, Солнечном, небе и подавно растворишься! Вон – крылья у Со-мана!

Глеб напряг зрение настолько, что даже свет, наполняющий его плоть, задрожал. Единственное, что удалось разобрать, – неясный голубоватый поток не то энергии, не то собранных в пучок лучей, который исходил от плеча странного существа.

– Вижу только одно крыло, – признался юноша.

– И то уже неплохо для тебя, – Веденея не убавила скепсиса.

Загремела магическая музыка, Со-ман стал кружиться да изламываться в дикой первобытной пляске, а звуки, вырывающиеся из его горла, хриплые и гортанные, вдруг напомнили Глебу старинные индийские мантры, которые ему посчастливилось несколько раз слышать в аудиозаписи. Но в исполнении Крылатого это было нечто неописуемое – пространство встрепенулось, ожило, заколыхалось под напором чудотворных слогов.

Непроглядность, что распростёрлась над головою, стала понемногу рассеиваться, как будто в чёрные краски плеснули воды – и они размылись. Глебу открылось невиданное доселе: вот вокруг леса, в котором лежал Игнат, и вокруг холма, на котором стояли они с Веденеей, показалась речка с белою водицей, вынырнули из ниоткуда долины, плавно переходящие в тундры, далеко за горизонтом неровными линиями вычерчены синие горы. Каждая травинка дышала своим неповторимым особым дыханием, нежась в росах, благодаря чему уподоблялась драгоценному камушку. Глеб смотрел сверху на бескрайнюю ширь, и ему чудилось, что весь простор – одна большая россыпь бриллиантов. Он млел, пребывая в блаженстве, и напитывался повсеместной белизной, точно прильнувший к сосцу младенец насыщается материнским молоком. Даже здешний воздух, будучи чище и сладостнее земного, казался белым, но при этом кристальным. Мир утопал в кудрявой завивающейся дымке…

В сей же миг безликую высь над головой резким наскоком захватила розовая пелена, которую словно кто-то накинул сверху, желая застелить и приукрасить серость. И этот кто-то был величественным и сравнимым с богами – столп алого пламени вспыхнул в небесах шестого уровня бытия, преобразился в женщину, покрытую красным платом. Со-ман изогнулся всем телом, вскинул все три руки в приветственном жесте, а сверху в него ударил ослепительно яркий луч – Крылатый отверз уста и поглотил даяние. А затем золотые, алые, кроваво-рубиновые ручьи света низринулись сквозь глубину измерений, пронзая мироздание, протекли ручьями по Мировому древу и сквозь него, по поверхности Пресущной горы и внутри неё. И в ручьях тех роились великие множества разнообразных живых существ – ясных душ, светозарных птиц, солнечных зайчиков…

Загудела Вселенная, и с седьмого неба, вниз, по направлению скатывающихся лучей, помчался огнекудрый всадник на коне, дышащем жаром. Всё пело, все пели: «Гой! День! Гой, День!».

– Хватайся за бахрому! – Веденея подтолкнула в спину.

Глеб не мог пошевелиться – мозг пульсировал, загипнотизированный божественными ритмами. Взяв волю в кулак, он заставил себя оторваться от зрелища и, набравшись смелости, что было мочи, подпрыгнул, ухватился за тоненькую ниточку, которая протянулась от розового покрывала Дивы, утренней зари. Она была матерью и глашатаем Дня-деньского – оповестила бытие, отмерила новый цикл, подарила новые знания Вселенскому Вещуну, пришедшему в образе Крылатого Со-мана, да отправилась обратно, в Солнечный терем, ткать новое полотно. Глеб держался за красную ниточку и ощущал себя безропотной букашкой, не способной ни на что повлиять. Розовое покрывало свёртывалось, комкалось, складывалось – и человечек бултыхался в нём, ворочался, кувыркался, маленький и ничтожный перед такой мощью. Это чем-то напоминало нахождение в бесконечном белом мареве, в которое его отправил Алхимик, дав выпить напиток с растворённой звездой.