– Под нами пустота? – Глеб звучно сглотнул. – Я побаиваюсь высоты… и бездонной глубины тоже…

– О чём ты? – звонко засмеялась Веденея. – Разве ты не зришь всю красоту, открывшуюся взору? Какие чудесные цветы и травы! Как дышит сырой бор!

Он принялся натужно всматриваться в пространство. Из тьмы прорисовались только забавные деревья – их толстый ствол разделялся на две ветви, которые были чуть тоньше, и остроконечную вершину, – которые кутались в белёсую пышную листву. Однако ничего другого не открылось.

– У-у-у, – провыл сзади Игнат, как волк, попавшийся в капкан. – Какая боль!

Скрипя зубами, он стиснул лоб ладонями. На раскрасневшемся лице, на шее взбугрились вены. Стук сердца, отзывавшийся гулким эхом, напоминал толчки при землетрясении. И после каждого толчка существо Игната покрывалось новыми трещинами, осыпаясь, словно сухая штукатурка.

– Ну, что теперь с тобой делать? – едва не заплакал Глеб.

– Нужно под сень дерев! – сказала Веденея. – В бору ему полегчает, там свет целительный!

– Давай сюда! – с этими словами Глеб снова взвалил соседа на спину и понёс, кряхтя, в лесной чертог.

Белизна, проистекающая от коры и листьев, помогла различить траву, столь же светлую, немного золотящуюся. Веденея смело вела за собой, не раздумывая о том, какое лучше выбрать направление.

– Нужна поляна! – молвила она, словно заранее догадалась о непроизнесённом вопросе: «Куда мы идём?».

И вот поляна отыскалась – идеально круглая, как бабушкино блюдо, которым Глеб часто любовался в детстве, укрытая растениями, припавшими в почтительном поклоне. Тут же горел большущий костёр, чьё пламя воистину взметнулось выше крон самых высоких древ. Возле костра сидели молодцы – невольно в памяти всплыла сказка о двенадцати месяцах, тем более что количество совпадало. Они не обратили никакого внимания на прибывшую троицу.

– Поближе к дереву клади, – посоветовала Веденея. – Его силы будет подпитывать ствол. По стволу течёт живительная сила.

Глеб выполнил указания, уложил, как следует, Игната, чей разум помрачился, и не смог сдержать себя, чтобы не подойти к звезде. Она стояла чуть вдалеке, смотрела на пламя и спины молчаливых мужчин, среди которых всякий имел густую бороду и был одет в меховую шапку, шубу, рукавицы и сапоги, а один из них сжимал в руках увесистый посох с тяжёлым круглым набалдашником.

– Веда, – тихонько обратился Глеб, и в то же мгновение почудилось, будто в горле застрял ком.

Звёздочка полуобернулось.

– Кто эти люди?

Она догадалась, поняла, что это совсем не то, о чём он страстно хотел спросить, но вымолвила, снова отвернувшись:

– На Звёздном небе, где мы расположились ныне, нет людей. – Помолчав пять-шесть секунд, заметила: – Ты что-то желаешь узнать, Глеб…

Томление – превращалось в невыносимую муку. Глеб подошёл ближе и тронул Веденею за плечико. Тот факт, что сейчас она его впервые за всё время путешествия назвала по имени, пьянил и обжигал. Он сделал глубокий вдох – она была идеальна, слишком идеальна, что не могло не пугать. Но стоит ли бояться, зайдя столь далеко от дома, минуя тысячи миров сквозь удивительные измерения и, в том числе, минуя черноту, то есть само чистилище?

– Веда, – проговорил он, содрогаясь от собственной беспомощности, что порождала несвойственную наглость. – Ты – путеводная звезда. Твой свет олицетворяет для меня надежду. Ты прекрасна! Недаром же лишь я один сумел разглядеть твоё падение на берег, твой хрупкий стан в той мутной луже? Недаром же, неправда ли? Благодаря тебе, и лишь тебе, я смог прозреть и очароваться Вселенной… Вселенной, которую пронзил волшебный луч. Ты – чудо, Веденея! Ты – божество!

И он, припавши на колени, примкнул губами к тоненькой ладошке и целовал, словно преданный рыцарь. По её безмолвному жесту поднялся, однако не осмелился дотронуться ни до щеки, ни до изящных уст, так и продолжил крепко сжимать ладонь.

– Ах, Веденея… – обессилено выдохнул Глеб.

Звезда еле заметно отстранилась, хотя при этом смотрела прямо в глаза, не моргая, широко распахнув ресницы. Сказала мягко и настойчиво:

– Послушай. Ты всё ещё пока что человек, хотя и светлым стал при помощи Алхимика. Но ни Потомок богов, ни бог не в состоянии вытравить из тебя нынешнюю основу твоего существования. А я не человек! И не была им ни в тот момент, когда упала вниз, на Землю, не рассчитав полёта, ни в тот момент, когда ты обнаружил меня. Я – дитя шестого неба, я не могу стать человеком, как ты не способен в этой жизни стать звездой.

– А как же… поход?

Ненадолго задумавшись, Веденея ответила:

– Признаюсь, в начале и помыслить не осмелилась, что ты взберёшься настолько высоко. Рвение твоё заслуживает похвалы, ибо оно помогло тебе превысить все мыслимые пределы человеческих возможностей. Ты должен вернуться в свой мир, как я теперь вернулась в свой. И вся твоя любовь ко мне – одна лишь мнимость, хотя чиста и бессознательна. Ты тянешься ко мне от того, что во мне в первой обрёл поддержку и защиту в час духовного прозрения. А теперь боишься отказаться от покровительства, но ты должен, иначе нельзя…

Глеб выпустил её ладонь и нахмурился:

– О чём ты говоришь? Зачем сюда приплетаешь покровительство и прочее? Ты не права!

– Не гневайся, не то погасишь светоч внутри себя и сгинешь, – спокойно, с неким торжеством, словно в подтверждение своих речей, сказала Веденея.

Он отвернулся, с трудом проглатывая обиду отвержения. «Нет, – подумал Глеб, – не достойно! Я как мальчишка, расстроившийся из-за неполученной игрушки! Так нельзя! Неправильно…». Хотел что-то произнести вслух, однако не потребовалось. Не потребовалось потому, что на поляну наполз непроглядный мрак. И только костёр не позволял чудовищу пройти дальше. Глеб застыл на месте, живо припомнив черноту тёмной нави. Но как Тень Мирового древа очутилась здесь?

Между тем, мрак расползался неисчислимым количеством отростков-щупалец, которые всё больше и больше напоминали плоские змеиные головы. Двенадцать богатырей поднялись, выхватили по горящей ветке и принялись прижигать многоликую гадину.

– Тьмуглавый змеище, – пробасил самый старый из двенадцати и воздел посох.

Мрак издал неприятное шипение, на мгновение отступил. Тогда же, воспользовавшись ситуацией, богатыри стали кучнее и неожиданно разом прыгнули в пламя костра. Глеб едва не вскрикнул от увиденного. Из огня же вышел настоящий исполин – высоченный, сильный, с ясным пронзительным взором, с вьющимися кудрями, с русой бородой. Человек ему ростом доставал бы до колена. Посох тоже «переплавился» – напоминал теперь одновременно и увесистую палицу, и острое копьё.

Змеище встрепенулся, гневливо шикнул и ринулся в новую атаку. Исполин, со всех сторон окружённый чудищем, отбивался с холодной уверенностью, рассчитывая каждое действие. Двигался он неуловимо быстро, даже, наверное, бессознательно, выполняя давно отточенные приёмы. Отрубленные, проткнутые и раздробленные головы падали на траву, в ту же секунду испарялись, не оставляя следа. Через некоторое время змей оттянулся назад, за пределы серебряного леса и там, собравшись с силами, встал в полный рост, взметнувшись выше крон. Веденея и Глеб непроизвольно задрали головы, но не увидели ничего, кроме туши и тысячи гибких вытянутых шей. Океан мрака застыл над ними… а затем обрушился смертельной лавиной или цунами…

Богатырь выставил своё оружие острым концом и упёрся ногами в землю, точно его сейчас будут стараться завалить. Глеб зажмурился, до боли стиснув челюсти. Невозможно было смотреть на происходящее без примитивного животного ужаса, без судорог от перенапряжения, без спазмов… Веденея оглушительно хохотала, могло показаться, что её голос заполнил собою поляну. Глеб открыл глаза – повсюду летали рваные ошмётки мрака, источающие ледяной холод; устоявший исполин отряхивался, Игнат по-прежнему неподвижно лежал, звезда – ликовала.

– Отец Месяц! – поклоном в пояс приветствовала Веденея могучего богатыря. Тот ответил коротким кивком и встал, опершись о посох.