В моих руках его письма, а в памяти - рассказы, в которых я вижу его главный подвиг - безмерную верность Родине и своему народу. [172]

Под крылом Восточная Померания

Между тем бои в Восточной Померании, куда устремились войска 2-го Белорусского фронта, приобретали все более ожесточенный характер. Динамичное развертывание фронтовой операции постоянно требовало поддержки с воздуха. Вырвавшиеся далеко вперед подвижные соединения фронта, особенно 3-й гвардейский танковый корпус под командованием генерала Панфилова и кавалеристы генерала Осликовского, находились под угрозой фланговых ударов противника. Вначале эта угроза исходила со стороны Нойштеттина, где сосредоточилась крупная группировка врага, а затем со стороны Руммельсбурга, откуда в первых числах марта последовал сильный контрудар с очевидной задачей прорвать фронт наступающих советских войск и соединиться с отошедшими на запад, к Одеру, дивизиями группы армий «Висла».

В этот период наш полк выполнял задачи по уничтожению резервов противника, разрушению мостов, коммуникаций, срыву маневра войск и ведению воздушной разведки. Помню, в те дни в условиях постоянного движения крупных войсковых соединений чрезвычайно важная роль отводилась разведке.

Погода была неустойчивой. Над Восточной Померанией начиналась весна. Целыми днями стояла низкая облачность, из которой сыпались то дождь, то мокрый снег. В низинах и поймах рек надолго задерживался туман, и местность из-за этого приобретала тот пестрый грязно-серый цвет, который так затрудняет воздушную разведку. Иногда Балтика обрушивала на равнину и сильные снежные бураны, затрудняя и без того сложную работу авиации. И все же ценой больших усилий нам удавалось снабжать наземные войска достаточно полной информацией о противнике.

Одной из ярких страниц Восточно-Померанской операции стал рейд танкистов генерала Панфилова. 5 марта после двухдневной осады они взяли город Кезлин, и таким [173] образом был замкнут фронт окружения всей восточной группировки противника.

После взятия Кезлина 3-й гвардейский танковый корпус развернулся на восток и устремился к крупному узлу сопротивления немцев - городу Штольцу, чтобы, овладев им, ударить с севера и запада по мощной крепости и военно-морской базе Гдыня.

Невиданное дело! Главные силы фронта наступали не на запад, а на восток, безбоязненно оставляя у себя в тылу крупные группировки противника. 3-й гвардейский танковый корпус как бы замыкал гигантский полукруг, с боями в распутицу пройдя по незнакомой местности сотни километров…

Однако неправильно было бы думать, что верховное руководство рейха безучастно смотрело на разворачивающиеся роковые события. Отчаяние обреченных находило выход в ожесточенном сопротивлении нашему наступлению. Так, например, Данцигский район, по предварительным данным разведки, обороняли около 20 дивизий. Можно было ожидать, что оборону сухопутных войск противника активно поддержит военно-морской флот, включающий несколько десятков кораблей, в том числе тяжелых крейсеров. Эти сведения предстояло еще уточнить. Хотя мы и без того видели по обстановке, что нашему авиаполку предстоит работать в районе, примыкающем к Данцигской бухте и косе Фрише-Нерунг. Не снималась с нас и задача поддержки войск 3-го Белорусского фронта, ведущих тяжелые бои по окружению и взятию крепостей Кенигсберг, Пиллау, Эльбинг.

Однажды, примерно в середине марта, в помещении, отведенном под лазарет, я тренировал раненую ногу, и вдруг передо мной появился пилот Гриша Ельсуков. Как всегда, он был хмур, чем-то озабочен и с ходу приступил к делу:

- Слушай, Борис, в полку сейчас нет свободных штурманов, - начал он. - Все, как говорят, при исполнении. - Гриша косился на мои бинты, запятнанные кровью. - Из опытных один ты в резерве. А тут, видишь, срочное задание - на разведку надо слетать. Как смотришь на это дело? Сможешь? Понимаю, из госпиталя, врач Воронков возражает…

- Когда лететь?

- Сейчас.

- Буду готов через двадцать минут, - ответил я.

Ельсуков вдруг заколебался: видно, его смутили кровавые бинты. Озабоченный взгляд Гриши потеплел, и он тихо сказал: [174]

- Не знал, что у тебя так серьезно…

Я пожал плечами.

- А может, другого штурмана поискать? Есть тут один. Нога-то у тебя не гнется, в кровище вся. Сможешь ли?

Пришла моя очередь хмуриться.

- Гриша, ты что, барышню пришел уговаривать? Сказал - через двадцать минут буду готов. Я лучше знаю, что у меня гнется, а что не гнется.

- Извини, я пошел…

Работа предстояла сложная: разведать войска и сфотографировать оборону противника в районе Гдыни и Данцига, по возможности, выявить и места сосредоточения кораблей немецкого флота. Но самолет у Ельсукова позволял вести разведку с полной гарантией, «Бостон» последней модификации - А-20И - был с удобной кабиной штурмана, увеличенным обзором, более совершенными аэронавигационными приборами. На самолете стоял широкоугольный фотоаппарат с размером кадра 20X20 сантиметров. А еще здесь был чудо-прибор, мечта штурмана - усовершенствованный автоматический радиокомпас с выносным индикатором. Я знал, что эта машина обладала повышенной скоростью, на ней была усилена бронезащита. Словом, все располагало к успешной работе.

Стараясь не причинить боли, через двадцать минут меня затолкали в кабину, и мы взлетели. Земля едва проглядывала сквозь разрывы низких облаков. Обширные участки, покрытые снегом, чередовались с серыми пятнами лесов, частых населенных пунктов, множеством дорог и рек, наполовину еще скованных льдом. Чужая, насторожившаяся земля…

После взлета Ельсуков убрал шасси и сразу же перевел самолет в набор высоты. Тут же, как приведения, словно возникнув из пустоты, появились две пары истребителей «Аэрокобра» с подвешенными на консолях дополнительными баками. Истребителям сопровождать нас весь полет, охраняя от атак противника. Невольно подумалось: «Четыре истребителя на одного разведчика?… Удивительная щедрость начальства! В январе, когда погибли три наших экипажа, на всю эскадрилью приходилась лишь пара «маленьких». Впрочем, такой эскорт к чему-то обязывает», - решил я. В штабах ждут от нашего полета серьезных результатов…

На цель мы решили зайти с севера. Для этого надо было углубиться в море километров на 30-40, развернуться и на большой скорости появиться внезапно над портом и городом Гдыней. «Особое внимание обратить на район Сопота. [175] Непременно сфотографировать там систему обороны…» - такие указания дал нам уже перед самым взлетом начштаба Шестаков. Я посмотрел на карту: Сопот как Сопот - вот он, маленький городишко на берегу моря между Гдыней и Данцигом. Его не обойти, лежит точно по маршруту. И тут мы вдруг поняли дерзкий замысел командующего фронтом: стало быть, нашим войскам предстояло нанести рассекающий удар двумя армиями по Данцигскому оборонительному району, разорвать оперативно-тактическую связь между крепостями и уничтожить их по одной!… Стала понятна и экстренная срочность вылета, и то, что разведку эту поручили не рядовому летчику, а опытнейшему Ельсукову.

…Высота 6000 метров. Холодно. У кислородной маски белым пухом намерз иней. Особенно мерзнет раненая нога. Первыми не выдерживают молчаливые истребители:

- Бомбер, хватит карабкаться вверх! Что там делать?… Ельсуков ухмыльнулся:

- Слыхал, штурман? Курочки наши с яичками замерзли. Вниз хочется…

- Гриша, они правы. И нам такая высота над целью ни к чему.

- Добро, штурман…

Внизу в разрывах облаков проплыл плавный изгиб Вислы. Значит, прошли Холм. Река теперь останется справа. Она впадает в Данцигскую бухту в тридцати километрах восточнее города, но к нему прорыт широкий канал. На всякий случай запоминаю, как он выглядит по карте, да так увлекся расчетами, что прозевал появление моря.

- Чего молчишь? - спросил Ельсуков. - Смотри - море!

Под самолетом проплывала широкая желтоватая полоса пляжа, а за нею, сливаясь с серым горизонтом, раскинулась тусклая, пропадающая вдали равнина Балтийского моря. Я почему-то представлял все моря неизменно голубыми, густо-синими, на худой конец зеленоватыми, но никак не желто-серым, бьющим о пустынный грязноватый берег. Мрачную картину дополнили два разбитых полузатопленных корабля, выброшенных на берег.