2. Если мы правильно понимаем, вы негативно относитесь к христианству. Ваша позиция достаточно обоснована, но, во-первых, мы не можем с ней согласиться, а можем поспорить, а во-вторых, на наш взгляд в журнале, во всяком случае в первых номерах, лучше обходить подобные острые углы. Мы бы не стали это именовать конформизмом, скорее, это уважение к читателям, все же христианская религия распространена в наших краях достаточно широко.

3. Хотелось бы, чтобы вы обозначили источники информации, в частности, в статье про альтруизм в тех местах, где вы основываетесь на мнении других авторов.

Скажите, пожалуйста, а альтруизм как какая-то внутренняя детерминанта, в прямом смысле «бескорыстие», вами не рассматривается из вашей позиции, либо вы не считаете подобную точку правомерной?

Так же придется вас огорчить, но от статьи о Ницше, при всем великолепии вашего языка, нам, скорее всего, придется отказаться либо дождаться ее существенной переделки. Причиной тому является малая, если так можно выразиться, «психологичность» текста, который напоминает скорее субъективную биографию известного человека. Мы не видим, к сожалению, эту статью в очерченной концепции журнала, по крайней мере, в нынешнем ее виде.

В целом это общая картина. Это не окончательные наши комментарии, надеемся на диалог и на дальнейшее сотрудничество.

Редколлегия журнала».

«сегодня

Картинки отключены. Показать картинки

Здравствуйте.

Рада, что вам понравилась статья про эгоизм. Я ее несколько переработала в соответствии с вашими указаниями.

По поводу пункта 1 – обилия местоимений «Я» – что ж, теперь их всего 4. Одно из которых просто необходимо и не имеет никакого отношения ко мне лично, остальные же 3 я оставила, поскольку они либо относятся к моему опыту, либо нужны, чтобы четко сформулировать мое мнение. К тому же вся статья написана в форме диалога с читателем – мне не хотелось бы этому стилю изменять. Что касается «преемственности научного знания» – не уверена, что представители этого знания согласятся включить меня в число своих преемников, так что пусть лучше стиль остается слегка неформальным, то есть личностно ориентированным. Если не согласны – пишите.

Пункт второй – моя критика христианства. Лично я считаю себя сторонницей и даже защитницей христианских идей, поэтому такая оценка моей статьи меня сильно удивила. По-моему, я достаточно ясно выразилась в постскриптуме (см. измененную версию статьи). Как вам PS? Или вы считаете, что формат журнала не допускает такие заигрывания с аудиторией? Тогда можно убрать слова «PS» и напечатать последний абзац просто как последний абзац. Решайте сами.

По пункту третьему я сделала все, что смогла – смотрите список исп. лит-ры.

Не могли бы вы, кстати, пояснить свой вопрос: «Скажите, пожалуйста, а альтруизм как какая-то внутренняя детерминанта, в прямом смысле «бескорыстие», вами не рассматривается из вашей позиции, либо вы не считаете подобную точку правомерной?» Я искренне пыталась его понять, но мне это не удалось.

Что касается второй статьи про Ницше – черт с ним, с Ницше. Мне он, если честно, никогда не нравился. Хотя, может, кто-нибудь из вас, психологов, добавит «психологичности» к его портрету? Статья «Безумные в науке» – я бы почитала такую. Тут можно и про «странности» гениев написать. Знаете, что Бетховен и лорд Байрон, согласно воспоминаниям очевидцев, характером были схожи с доктором Хаусом? А Дали и Эйнштейн недалеко ушли от Ницше. Но это просто предложение. Рассматривайте. Жду ответа».

Дополнение в прикрепленном файле было следующего содержания:

«P.S.

Автор осознает, что большинством читателей его позиция будет расценена как богохульство закоренелого эгоиста, призыв к свержению любых ограничений и вседозволенности. Рискуя утратить расположение сторонников последнего и навлечь на себя проклятие Новых Лжемессий, он заявляет, что не имеет ничего общего с их идеями. Тем, кто спешит уличить автора в антихристианской и анархической пропаганде, автор советует еще раз перечитать его статью».

17:44

А дальше было следующее.

Дальше она сидела за большим круглым столом, в ожидании остальных, таких же как она, и рассматривала «Редколлегию». Двух мужчин и двух женщин. Но это слишком громко сказано, поскольку и те, и другие по виду были не намного старше нее. Теперь, когда она вспоминает все это, она не может вспомнить лица тех двух девушек. Зато лица двух молодых мужчин она помнит очень хорошо, будьте уверены. У одного из них были дрэды. Этот был светленький. Такой, типа неформал. Второй был более сознательный. Темненький. Он носил очки и костюмы. Хорошо, что не галстуки. Наверно, понимал, что это будет уже просто смешно. Этот был сдержаннее. Представительнее. Сосредоточеннее. С первым она сразу нашла общий язык.

В два часа пополудни она сидела справа от этих четверых, почти рядом со светленьким, и рассматривала других таких же. Тут были разные. Пара-тройка съежившихся от страха девушек, судя по всему, еще студенток. Тут был один переросток, который сразу заявил, что это для него только приработок, так как официально он работает в «серьезной фирме». Это так он мягко назвал их всех дерьмом. Он сразу развалился на стуле, вероятно, считая всех окружающих обязанными ему уже за то, что они имеют возможность его лицезреть. По мере того как люди прибывали, по мере того как минуты шли, она все чаще спрашивала себя: «А как ты думаешь, какие люди наклеили бы объявление на двери твоего института?» И находила все больше ответов. Но.

Но.

Так далеко она еще ни разу не заходила. В плане собеседований и трудоустройства. Менеджера по чистоте, почтовое отделение и т.д. она не считала. Она никому не была нужна. И поэтому сейчас, сидя за этим огромным столом, оперевшись о локти, она наблюдала за всем и за всеми с интересом зрителя, пришедшего в театр. Это было любопытно. Познавательно.

Подошла какая-то девушка. Позже выяснится, что она специализируется на взятии интервью. Подходили и другие, но они ей не запомнились.

Здесь были приветственные речи. Здесь были представления себя по кругу. Здесь была вступительная речь. Затем обсуждение разделов журнала, где она сразу выбила себе «философскую колонку». Затем было обсуждение статей первого выпуска, почти что заголовков. Теперь, когда она вспоминает свой первый опыт, она даже не может на них сердиться. Она не может сердиться на ее первых профессиональных партнеров, потому что они так старались выглядеть серьезно.

Она помнит, как откинулась на стуле и просто наслаждалась представлением – столкновением множества Эго в одной тесной комнате.

Часа через полтора был объявлен перерыв на кофе.

Кофе пить она не стала. Вместо этого она спросила, где здесь место для курения. Он подошел к ней, когда она только прикуривала. Сам он сигарету так и не достал, в результате чего она заподозрила, что сам он не курит.

Сначала он мялся.

Так мило наблюдать за взрослым мужчиной, который мнется перед полутораметровой девочкой, единственным оружием которой является ее рот (в смысле вылетающие из него слова), а единственным бронежилетом – ярко накрашенные глаза. Действительно мило. Но уже начинает ей надоедать. Приедаться.

В последнее время она ведет счет своим разочарованиям. Кофе, фильмы, музыка, сигареты, книги, даже пища и тем более они.

Удивить ее. Хоть бы что-нибудь, хоть бы кто-нибудь был на это способен.

Сначала он мялся. Сначала он молчал. Она посмотрела на него, предложила ему сигарету, он отказался. Сигареты были НЕ женские. Она молча прикурила. Она видела, как он буквально потянулся к ней. К ней, не к сигаретам. Сделал какое-то движение вперед, но тут же, словно уперевшись о стену, остановился. Она подняла на него глаза. И тогда он заговорил.