– Спасибо, доктор. Я провожу вас.

Мужчины вышли из комнаты. Тут же вошла горничная и села на стульчике рядом с кроватью. Полина открыла глаза. Увидев это, девушка охнула и выбежала из комнаты с криком:

– Барин! Очнулась!

Послышались шаги. В комнату вошёл Дмитрий. Он придвинул стул поближе к кровати, сел на него. Пристально посмотрел Полине в глаза. Она задохнулась от этого взгляда. Такого родного, нежного. Юля понимала, почему в нём, кроме озабоченности, сквозит удивление, хотела прогнать его, всё объяснить, но не могла.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Дмитрий.

– Спасибо, хорошо.

Он поправил сползшее одеяло. Она машинально схватила его за руку. Он замер, неотрывно глядя на неё.

– Ты поживёшь пока здесь. О тебе позаботятся.

– Спасибо.

– Не стоит благодарности. Я чувствую свою ответственность за тебя. Я обещал твоей матери.

Он замолчал. Всё так же смотрел ей в глаза, пытаясь разгадать секрет, мучивший его.

– Мне нужно идти. Я пришлю горничную.

Он резко встал. Ей пришлось отпустить его руку.

– Я ещё увижу тебя? – то ли его, то ли судьбу спросила Юлия.

– Конечно, ты же в моём доме. Поправляйся.

Он вышел из комнаты. Через некоторое время туда почти вбежала Маша с подносом еды. Чинно выставив тарелки на столик, она кинулась к Полине.

– Ты представляешь, хозяин отсылает свою сестрицу! Из-за тебя! Да все слуги за это готовы на руках тебя носить!

– Маша, мне нужно принять ванну. Как я это могу сделать?

– Кушай, я сейчас всё устрою.

Пока Полина ела, в комнату занесли большое корыто, наполнили водой. Маша принесла мыло и полотенца.

Потом в комнату вошла Антонина.

– Рада, что тебе лучше, – она положила на кровать тонкую сорочку и нежно-зелёное платье, отделанное кружевом. – Хозяин просил передать. Это из гардероба его матушки.

Когда за Антониной закрылась дверь, Маша взвизгнула:

– Ух, ты! Какое платье! Вот это да! Что это барин? Он даже сестре не разрешал трогать вещи, которые принадлежали покойной матушке.

– Маша, потом будешь восторгаться. Помоги лучше одеться, – сказала Полина, выбираясь из неудобного корыта, в котором, тем не менее, умудрилась вымыть голову.

– Ой, прости, – Маша оторвалась от платья. – Я совсем тебе не помогла.

– Я справилась. Давай рубашку и помоги надеть это платье, с ним-то уж мне одной не справиться.

– Ты что, барин сказал, не беспокоить тебя, ты должна лежать.

– Зачем? Я прекрасно себя чувствую. Если в ближайшее время порка мне не грозит, я могу работать.

– А вот это не получится. Приказано освободить тебя от всех работ, обращаться как с госпожой и… э… как он там сказал… «за состояние этой девушки отвечаете (мы, слуги) головой». Так что, госпожа, тебе велено лежать и ничего не делать. А мне ухаживать за тобой и исполнять все капризы. Приказывай…те, госпожа!

Маша склонила голову в шутливом поклоне.

– Прекрати дурачиться. Мне не нужен твой уход, я не больная. И мне лежать здесь скучно.

– Ну, Полечка, ты только Антонине это не скажи, а то она меня на кухню отошлёт. Лучше уж я побуду пока твоей горничной. Ладно?

– Хорошо, если не хочешь на кухню, помоги застегнуть платье и выбраться из этой комнаты.

– Ох, теперь меня накажет не экономка, а хозяин, что не уследила за тобой. И где тут меньшее зло – не знаю!

– С хозяином я сама как-нибудь разберусь. Давай платье!

Маша помогла Полине надеть платье, которое оказалось тесным в груди и длинным. Видимо, мама Дмитрия была очень худой и высокой женщиной. Тем не менее, платье великолепное. Сшито из лёгкой хлопковой ткани, с отделкой из тончайшего кружева. Похожим кружевом украшена и нижняя сорочка.

Маша расчесала влажные волосы Полины, хотела заплести косу, но подруга не дала, перехватив их сзади лентой. Юлия никак не могла налюбоваться своими (или Полины?) лёгкими локонами цвета спелой пшеницы.

– Как скажешь. Ты теперь госпожа! – сказала Маша, удивившись желанию подруги выйти с такой причёской.

А Полине не терпелось выйти из комнаты. Точнее, не терпелось Юлии. Кто знает, сколько ей ещё позволено оставаться здесь. Она уже третьи сутки находится за пределами своего времени, и в любой миг её могут позвать обратно, тем более желание «видеть» уже исполнено. Она не намерена терять драгоценное время, если есть хоть малейшая возможность снова видеть того, ради которого очутилась здесь.

Юля решила пройти по дому в надежде встретить Дмитрия, а заодно рассмотреть обстановку и устройство.

Второй этаж, где находилась комната Полины, был отведён под спальни. Судя по закрытым дверям, выходящим в длинный коридор, их было семь или восемь. Открывать двери Юлия не посмела, да и вряд ли хозяин в такое время находился бы в спальне. Она спустилась на первый этаж по широкой деревянной лестнице. Здесь всё относительно знакомо. Огромный холл, украшенный гобеленами с изображениями охоты, направо из него вход в гостиную, которую слуги называли «голубой», так как стены в ней обиты бледно-голубой шёлковой тканью. В гостиной зеркала, диваны и кресла с изящно изогнутыми ножками и подлокотниками, обтянутые тоже голубой тканью, но более насыщенного цвета. Стены здесь украшены портретами дам и кавалеров в пышных нарядах.

Из гостиной дверь ведёт в столовую, которую можно назвать белой, так как обеденная мебель молочно-кремового оттенка, а стены выкрашены ослепительно белой краской. Украшены так же картинами, но здесь преобладают пейзажи и натюрморты. «Что вполне логично, подумала Юлия, не очень-то способствуют аппетиту взгляды далёких предков, хоть и нарисованных».

Далее из столовой шла дверь в комнату, служащую скорее для отделения места принятия пищи от места её приготовления (чтобы не оскорблять обоняние хозяев и гостей запахами кухни). Эта комната хорошо знакома Юлии, здесь она стояла с подносом, в ожидании, когда наступит её очередь нести блюдо.

Полина зашла на кухню. Тут вовсю кипит работа. Спросила у Марфы (главной кухарки), чем может помочь, но та только замахала на неё руками и посоветовала не мешать, отдыхать, выздоравливать и вообще, убираться подобру-поздорову.

Пройдя обратно анфиладу комнат, Юля снова очутилась в холле. Здесь две горничные натирали лестницу. Она хотела к ним присоединиться, но девушки смущённо пробормотали «не велено» и, с пожеланиями выздоравливать, прогнали прочь.

Юлия направилась в левое крыло. Первая комната тоже гостиная, очень похожая на ту, что справа, только в золотых оттенках. Её называли «музыкальной», так как у стены стоял рояль. Эта комната очень большая, её, наверное, использовали для проведения каких-то торжеств: балов или приёмов.

Далее какая-то промежуточная комната, непонятно для чего предназначенная, так как из неё ведут сразу три двери. Одна в музыкальную гостиную, другая в оранжерею или зимний сад, как называли слуги, и третья в кабинет хозяина. Кабинет – единственная непроходная комната на первом этаже. Полы везде, кроме оранжереи и, конечно, кухни, покрыты коврами или ковровыми дорожками.

Несдержанность слов

Полина так и не встретила Дмитрия, а спрашивать о нём было верхом неприличия даже для современной Юлии. Прослонявшись по дому целый час, она вошла в хозяйский кабинет и остановилась в нерешительности. Полина подсказывала, что это недопустимо, но так хотелось узнать больше о его жизни, о том, как он справляется с таким огромным хозяйством. Юля взглянула на корешки книг, которыми уставлена вся полка, полистала «Историю государства Российского» Карамзина, лежащую открытой на столе. Сейчас её больше интересовали не книги, а бухгалтерские журналы, исписанные знакомым аккуратным почерком, на которые она обратила внимание ещё во время уборки.

Юлия уселась в кресло за хозяйский стол и погрузилась в их изучение. Оказалось, что это поместье у него не единственное, что он довольно успешно занимается разведением скаковых пород лошадей, отдавая предпочтение орловской. Также в больших объёмах выращивает зерновые. У него имеется молочная ферма, овчарня и птичник, но это небольших масштабов, по сравнению с лошадьми, скорее для внутреннего пользования. По крайне мере, Юля всё это поняла из бумаг, где велись учёты доходов и расходов.