Видимо, наделенные большой властью военные чиновники поставили интересы воюющей страны, ее защитников неизмеримо ниже, чем возможность получения личной прибыли от участия в спекулятивной операции транспортировки через всю страну и перепродажи такого груза в дальневосточном регионе.

Разумеется, подобные случаи получали огласку и соответствующую реакцию со стороны участников боев.

Нельзя не отметить, что Военное министерство было озабочено складывающимся положением и принимало меры, направленные на повышение престижности воинской службы. Велась такая работа и в отношении Железнодорожных войск.

Первая мера, которая была предпринята с этой целью, сводилась к установлению приказом по Военному министерству 1904 года № 603 особой линии производства капитанов Железнодорожных войск в подполковники, не разделяя на производство «по старшинству и по избранию», что несколько ускоряло продвижение наиболее способных офицеров.

Следующий шаг был сделан Николаем II, который «всемилостивейше соизволил» зачислить себя и цесаревича Алексея в списки 1-го железнодорожного батальона. Такой чести ранее не удостаивалась, например, ни одна часть инженерных войск. Событие вызвало демонстративный прилив верноподданнических чувств. В частности, в адрес батальона была направлена телеграмма следующего содержания: «Чины 4-го железнодорожного батальона приносят своему собрату 1-му батальону свое искреннее поздравление с Высокою честью, оказанною батальону Нашим обожаемым ДЕРЖАВНЫМ ВОЖДЕМ»^[211].

Однако, «собратья» гвардейцы не сочли нужным откликнуться на поздравление своих провинциальных коллег. С горечью констатировали воины 4-го батальона: «Ответа на означенную телеграмму батальон не получил»^[212].

Затем, для закрепления в Железнодорожных войсках хорошо подготовленных офицерских кадров, военным министром был отдан приказ 1908 года № 70, в котором он установил: «Офицеры Железнодорожных войск во время прохождения курса инженерной академии продолжают числиться в своих войсках, и во всех случаях отчисления их, без перевода в военные инженеры, от академии обязательно возвращаются в свои части».

Для обеспечения качественного пополнения Железнодорожных войск офицерскими кадрами до частей соответствующими циркулярами и приказаниями^[213] было доведено указание начальника Генерального штаба, в котором требовалось: «В целях обеспечения офицерам доступа в Железнодорожные войска и соответствующего повышения требований по отделам железнодорожного дела, впредь до учреждения постоянной офицерской школы, ввести программу испытаний на право перевода в Железнодорожные войска по образцу офицерской школы, существовавшей до настоящего времени при Туркестанской железнодорожной бригаде».

Следует отметить, что, к чести офицерских коллективов железнодорожных частей, они тоже многое делали для укрепления дисциплины и воспитания моральных качеств, необходимых офицеру. Так, в 1-м железнодорожном полку существовал обычай — при уходе офицера из полка «подносить ему полковой жетон». Решение об этом принималось закрытым голосованием на общем собрании офицеров. Разумеется, каждый из офицеров, вне зависимости от занимаемой должности, если он хотел получить жетон, должен был относиться и к службе и к сослуживцам так, как того требовал кодекс офицерской чести, ибо офицера, не удостоенного своими товарищами жетона, более чем настороженно встречали на новом месте службы.

Определенную воспитательную роль играл личный пример уважаемых в войсках командиров. Так, много сделавший для Железнодорожных войск генерал Н. П. Левашов завещал свое состояние на стипендии семьям молодых офицеров.

Принимавшиеся меры оказали определенное воздействие, однако ухудшение отношения в обществе к армии в целом и к профессии офицера в частности, оскорбительно низкое денежное содержание, обусловленность успеха в продвижении по службе не личными качествами, знаниями и заслугами, а прежде всего происхождением, крайне медленный служебный рост основной массы офицерского корпуса сделали службу в армии делом, не пользующимся особым уважением, а посему неспособным удовлетворить ни духовных, ни элементарных материальных потребностей тех, кто связал свою жизнь с вооруженными силами Российской империи.

Нелегкой была и служба рядового состава, или, как его тогда называли, нижних чинов. Муштра, унижение человеческого достоинства усугублялись полным политическим бесправием солдатской массы. Вот лишь один из примеров, иллюстрирующих положение нижних чинов в Железнодорожных войсках: в конце ноября 1903 года рядовой Николай Васильев был жестоко избит командиром 5-й роты 2-го железнодорожного батальона поручиком Кинантуйло «за невнимательное отношение к обязанностям казенной прислуги» — то есть денщика. Оскорбленный солдат, в поисках справедливости, обратился к начальнику бригады, от которого, как явствует из приказа от 30 ноября 1903 года № 149, за свое обращение получил 5 суток строгого ареста^[214].

Весьма тяжелым было материальное положение солдат. Жалованье рядового обычно составляло 2 рубля 10 копеек. Обмундирование и белье отпускались такого качества, что для приведения их в надлежащий вид нижним чинам приходилось тратить деньги из своего скудного денежного содержания. Несмотря на то что положение военных железнодорожников было несколько лучше — в тех случаях, когда батальон находился на эксплуатации какой-либо железной дороги, солдатам, непосредственно занятым ее обслуживанием, приплачивалось несколько рублей, да и то значительная часть этих денег, как правило, изымалась в пользу роты; утверждение генерала А. Ф. Редигера, бывшего военным министром в период с 1905 по 1909 год, о том, что вообще без помощи из дома солдат не только бедствовал, но почти не мог существовать^[215], вполне может быть применено и к личному составу Железнодорожных войск.

Однако несмотря на то что Железнодорожные войска были плоть от плоти русской армии и несли в себе все ее сильные и слабые стороны, в некоторых отношениях они существенно отличались от других воинских формирований.

Так, по социальному составу войска на 70% состояли из рабочих^[216], ибо на комплектование Железнодорожных войск поступали преимущественно железнодорожники и работники крупных фабрик и заводов, которые продолжали поддерживать связь со своими товарищами по прежней работе и, как правило, после окончания службы не порывали отношений с войсками. Насколько эти обстоятельства были существенны, можно судить по докладу начальника штаба Туркестанского военного округа генерала Рихтера от 7 октября 1906 года, проводившего инспектирование 5-й роты 2-го Закаспийского железнодорожного батальона и вынужденного, даже на спаде революционного движения, отметить: «Желая ознакомиться с отношением нижних чинов к текущим событиям, просмотрел несколько писем солдатских, взятых на удачу: не мог не заметить разницу в содержании писем поляков и немцев, число которых в роте значительно (до 30%) и русских. Письма первых отличаются трезвым отношением к современным событиям в России и говорят о них как о печальных фактах, нарушающих обычный ход жизни; в письмах русских, особенно бывших солдат, ярко заметно сочувственное отношение к деятелям крамолы»^[217].

Значительно выше, чем в обычных частях, был среди военных железнодорожников процент грамотных. Так, даже в один из довольно неблагоприятных, с точки зрения качественных характеристик молодого пополнения, годов — 1911-й, как о чем-то из ряда вон выходящем в докладной записке по Главному управлению Генерального штаба сообщается, что до 17% новобранцев, поступивших на комплектование Железнодорожных войск, неграмотны^[218]. В других частях русской армии этот процент всегда был значительно выше. Более того, по сведениям военного железнодорожника инженер-полковника М. В. Колобова, в частности на комплектование Заамурской железнодорожной бригады направлялись в большинстве случаев железнодорожники и рабочие, часть из которых была «политически неблагонадежна», а некоторые имели характеристику «убежденный социал-демократ», «митинговый оратор»^[219]. Поэтому вряд ли стоит удивляться, что работа различных революционно настроенных организаций началась в железнодорожных частях задолго до 1905 года.