Лахути молча докурил, затушил сигарету в пепельнице и, подняв на Джин глаза, спросил:
— А что все-таки тебе нужно было в палате Эбаде?
Джин вздохнула и, секунду помедлив, с вызовом ответила:
— Хорошо, скажу, так и быть. Я взяла с подушки бедняги Эбаде его зараженные полонием волосы и отправила их на экспертизу в одну авторитетную международную организацию. Действовала в одиночку, самостоятельно и по собственным каналам, никого из окружающих в свои дела не посвящая и не вовлекая. Образцы волос уже подвергнуты тщательной и всесторонней экспертизе, так что твоим тегеранским начальникам, Шахриар, в ближайшее время придется объясняться с мировым сообществом с высокой трибуны ООН. Или, для начала, объяснить экспертам МАГАТЭ цель промышленного производства полония на территории Ирана. Ведь не для местных же фотолюбителей, желая скрасить им хобби, вы производите полоний в таких больших количествах? И уж явно не для лечения онкологических больных, число которых теперь, в связи с аварией на секретном заводе, неизмеримо возрастет? Особенно после того как зараженных радиацией людей, уничтоженных сегодня утром сотрудниками вашего министерства, похоронят, ради сохранения секретности, без соблюдения каких бы то ни было мер предосторожности… — Почувствовав слабость в ногах, Джин шагнула от окна к креслу, чтобы присесть, но комната, как и в прошлый раз, вдруг закачалась перед глазами, грозя вот-вот опрокинуться потолком вниз. Пошатнувшись, Джин быстро ухватилась одной рукой за подоконник.
— Аматула, что с тобой?! — вихрем рванул к ней Лахути, чудом не сбив пепельницу со стола. Подбежал, обхватил за плечи, проворчал беззлобно: — Говорил же тебе, чтобы лекарство сначала приняла…
— Помоги мне сесть, пожалуйста, — слабым голосом попросила Джин. — И позови Марьям с доктором Маньером… Скорее.
— Сейчас, сейчас, держись…
Осторожно опустив Джин в кресло, Шахриар одним прыжком подскочил к двери, распахнул её настежь и крикнул сперва по-персидски, а потом и по-английски:
— Док! Сестра! Скорее сюда! Госпоже Байян плохо!
— Ханум, ханум, что с вами? — Марьям пронеслась мимо Лахути быстрая и невесомая как стрекоза, опустилась на колени перед Джин. — Что с вами, ханум? Не молчите, а?
Следом вбежал доктор Маньер с лекарствами и перевязочным материалом.
— А я ведь предупреждал вас, Аматула, что нельзя пренебрегать лечением, — не преминул он пожурить Джин, растворяя антидот в ампуле с физраствором. И скомандовал: — Марьям, готовьте шприц!
— Шахриар, — повернула Джин бледное, без кровинки, лицо к капитану Лахути, — передайте своему полковнику мой отрицательный ответ. Мои действия согласованы с главной штаб-квартирой в Женеве и соответствуют уставу нашей организации. Ни Али Агдаши, ни его мать, ни доктор Нассири не будут выданы вам без соответствующих распоряжений из Женевы, ибо все трое обратились к нам с просьбой о предоставлении им убежища в связи с угрожающими их жизням преследованиями властей. Всякое же насильственное вторжение на территорию миссии Красного Креста будет расценено мною и всем мировым сообществом как незаконное вторжение на территорию независимого государства Швейцария, обладающего, как вам известно, нейтралитетом и находящимся под покровительством ООН. Так что пусть Тегеран ведет переговоры с Женевой, я выполняю приказы только своего руководства.
— Вам всё ясно, капитан Лахути? — повысил голос доктор Франсуа Маньер, взяв у Марьям шприц с лекарством. — Ступайте к своим коллегам и передайте им ответ мадам Байян. Когда мадам станет лучше, возможно, я разрешу вам навестить её.
— Желаю вам скорейшего выздоровления, госпожа, — чуть склонил голову Шахриар и, одернув мундир, стремительно покинул помещение.
— Мадам, вы столь легкомысленно относитесь к собственному здоровью и лечению, что так недалеко и до трагедии, — снова недовольно занудил Франсуа.
— Не ворчите, док, прошу вас, — Джин шутливо шлепнула его по плечу здоровой ладонью.
— Аматула, я ввожу вам лекарство, а вы хулиганите! — возмутился всегда серьезный Франсуа. — Не надо меня сердить.
— Хорошо, хорошо, больше не буду, — примирительно улыбнулась Джин.
— И еще я очень надеюсь, — обиженно продолжил доктор Маньер, — что вы наконец разглядите во мне человека, тоже способного совершать поступки и принимать решения. Пусть я всего лишь ваш подчиненный, но я тоже хорошо знаю, для чего здесь нахожусь, и вполне могу защитить наших иранских подопечных от происков местных властей.
— Я это учту, Франсуа, обязательно. Не обижайтесь, пожалуйста.
Сделав укол, заметно подобревший Франсуа помог Джин добраться до постели и с помощью Марьям начал делать ей перевязку. За окном было тихо.
— Марьям, посмотри, пожалуйста, машины уехали? — попросила Джин медсестру, когда с перевязкой было покончено.
Марьям приблизилась к окну, чуть приподняла жалюзи.
— Нет, ханум, всё еще стоят, — доложила негромко. — Хотя нет… Кажется, уже уезжают. Вот, первая машина сдвинулась с места, разворачивается…
— Капитан Лахути уехал?
— Нет, остался, — сообщила Марьям. — Как раз сейчас возвращается обратно в миссию…
— Франсуа, — обратилась Джин к доктору, собиравшему остатки перевязочного материала в белый саквояж с красным крестом, — благодарю вас за помощь и простите, что оторвала от больных. Возвращайтесь к ним. И заодно выясните, пожалуйста, как прошел сеанс гемодиализа у Агдаши.
— Я сделаю всё, о чем вы попросите, Аматула, — важно изрек доктор, поправив очки, — но все-таки позвольте мне еще раз напомнить вам о соблюдении постельного режима и регулярном приеме лекарств. У вас серьезное заболевание, Аматула, и если его не пресечь в самом начале, оно может перейти в хроническое, причем с непредвиденными и крайне плачевными последствиями…
— Вы правы, Франсуа, — послушно кивнула Джин, — я больше не буду с вами спорить. И постараюсь быть прилежной пациенткой…
— Аматула! Что случилось?! Вам стало плохо? — ворвался в комнату взволнованный доктор Нассири.
— Успокойтесь, Сухраб, мне уже лучше, — улыбнулась Джин. — Просто меня отвлек ваш соотечественник, капитан Лахути, и я не приняла вовремя лекарство. Как, кстати, прошла сегодняшняя процедура гемодиализа? Улучшения наблюдаются?
— Все показатели в норме, ханум, — просиял Нассири. — Последние данные наглядно свидетельствуют, что функция правой почки постепенно восстанавливается! Так что, я думаю, потребуется еще две-три процедуры, не более, и организм пациента сможет вернуться к нормальной жизнедеятельности.
— Отрадное известие, — удовлетворенно качнула головой Джин. — Мы не допустили уремии и своевременно избежали некроза. С одной почкой, если она восстановится полностью, организм вполне сможет функционировать как с двумя, вы правы. Даже если вторая не восстановится и её придется удалить, оставшаяся почка, как правило, всегда справляется с возросшим объемом работы. Но пока об этом говорить еще рано, надо попытаться сохранить и вторую почку. Поэтому проводимую терапию не только не прекращаем, но даже, напротив, усиливаем. Пока не наступили необратимые изменения, необходимо добиться восстановления проходимости лоханочно-мочеточникового соустья и полного объема кровотока. Франсуа, займитесь этим прямо сейчас, — попросила она французского коллегу, — посмотрите вместе с Сухрабом все последние анализы Али Агдаши и выработайте стратегию его лечения на ближайшие дни. А мне пока надо срочно связаться с Женевой. Марьям, подай мне телефон, пожалуйста.
Марьям протянула трубку, Джин бодро приподнялась на локте.
— А что сказал Лахути? — тревожно осведомился Нассири.
Джин хорошо понимала его резонную тревогу за свое будущее, потому уходить от прямого ответа не стала.
— Он передал слова своих начальников: те протестуют против укрывательства граждан Ирана в здании нашей миссии и требуют их выдачи. Вас ведь это не удивляет, Сухраб? Собственно, подобной реакции властей мы с вами и ожидали.