— А вы, ханум? Что вы ему ответили, ханум? — голос Нассири предательски дрогнул.

— Пойду-ка я лучше к больному, — вздохнул доктор Франсуа, давая понять, что всё остальное он уже слышал. — Догоняйте, Сухраб.

— Всенепременно, доктор Маньер, — пообещал Нассири, не оборачиваясь. — Скоро подойду…

— Попросила Шахриара передать своим начальникам, — продолжила Джин, как только дверь за Франсуа закрылась, — что мы действуем в соответствии с Женевской конвенцией и правилами, установленными ООН, а также уставными положениями нашей организации. Объяснила, что на территории нашей миссии мы предоставили убежище не террористам или каким-то другим преступникам, а тяжело больному человеку вместе с его матерью и лечащим врачом. Подчеркнула, что мы ни в чем не превысили полномочий и действуем в рамках международного закона. Предупредила также, что все наши действия согласованы с Женевой, что подчиняемся мы только Женеве и что выполняем приказы, поступающие только из Женевы. Посему посоветовала им связаться напрямую с Женевой. Так что не переживайте, Сухраб, Женева нас в обиду не даст, — ободряюще улыбнулась доктору Нассири Джин. — К тому же не забывайте, что если даже иранские власти предоставят нашему руководству в Женеве гарантии вашей безопасности, вы, как люди, уже получившие убежище на территории миссии, вправе не возвращаться в Иран, а рассчитывать на статус политического беженца на Западе. Достаточно вашего желания и согласия — и мы поможем получить такой статус и вам со всей семьей, и Али с Самаз. Поэтому, Сухраб, — она сделала многозначительную паузу, — настоятельно рекомендую вам не доверять псевдо-обещаниям и лже-гарантиям правительства Ирана. Ведь в случае вашего возвращения в Иран мы уже не сможем проверить, выполнены эти гарантии или нет. Сами понимаете: Иран — страна закрытая. Сюда с трудом пробиваются даже инспекторы МАГАТЭ, а уж о западных правозащитниках и говорить нечего…

— А вы уверены, что Женева осмелится спорить с рахбаром и муллами? — спросил Нассири с опаской.

— Осмелится?! — рассмеялась Джин. — Вы меня удивляете, Сухраб! Во время Второй мировой войны сопредседатель Международного комитета Красного Креста леди Клементина Черчилль «осмеливалась» не только спорить, но и требовать от лидеров разных армий исполнения Женевской конвенции! В том числе от столь одиозных личностей, как Сталин и Гитлер. И всегда, заметьте, добивалась успеха. Впоследствии Красный Крест боролся против бесчеловечных преступлений Хо Ши Мина во Вьетнаме, потом — с проводимым красными кхмерами в Камбодже геноцидом против собственного народа. За многолетний вклад в дело отстаивания прав человека Красный Крест получил три нобелевские премии мира, множество других наград, и с успехом продолжает свою деятельность до сих пор. И в практике Красного Креста еще не было случая, чтобы главная штаб-квартира не поддержала действий своих миссий, где бы те ни находились — в Южной Америке, Африке или здесь, на Востоке. Я уверена, Сухраб, — заключила она, — что и мои нынешние действия встретят в Женеве понимание и поддержку. Я же сдержала свое обещание укрыть ваше семейство в посольстве Франции? — Нассири кивнул. — Правильно, сдержала. Так что поводов для беспокойства нет, Сухраб. Идите пока лучше к Франсуа, а я сейчас попробую дозвониться до Женевы.

— Спасибо вам, Аматула, — растроганно произнес Нассири. — Даже не знаю, как бы я жил дальше, если бы не встретил вас. Наверное, для меня действительно настал момент выбора, и вы помогли мне совершить поступок, которым я буду гордиться до конца жизни. И до конца дней своих буду благодарить Аллаха за то, что он подарил мне встречу с вами и дал сил и смелости увезти Али из госпиталя. Этим поступком я оправдал свою юношескую клятву спасать людей от смерти при любых обстоятельствах…

— Я понимаю ваши чувства, Сухраб, и очень рада за вас, — проникновенно сказала Джин и наградила доктора Нассири взглядом, преисполненным искреннего уважения.

— Ханум, а это правда, — неожиданно вмешалась в разговор примостившаяся на краешке кровати Джин и молчавшая доселе Марьям, — что иранские женщины одевались когда-то так же, как вы сейчас здесь, в миссии? Что тоже могли носить разные красивые вещи и распускать волосы? Неужели такие времена действительно были?

— Да, Марьям, были такие времена, — грустно улыбнулась Джин. — Почти тридцать лет назад, еще до твоего рождения. А ты хочешь, чтобы они снова вернулись? — Марьям с готовностью кивнула. — Я тоже хочу. Но, к сожалению, это зависит от многих обстоятельств, в том числе от людей. Даже от тебя, Марьям, зависит…

В этот момент телефон в руке Джин защелкал, прервав её затянувшуюся «политинформацию». На дисплее высветился длинный международный номер.

— Ну, вот, — подмигнула собеседникам Джин, — если мы не звоним в Женеву, Женева сама звонит нам. А вы, Сухраб, переживали, что нас там забудут и бросят на произвол судьбы. Ошиблись, как видите. — Нажав сенсорную кнопку, проговорила в трубку: — Доктор Аматула Байян слушает.

— Здравствуйте, Аматула, — раздался в ответ голос матери, и от него сладко заныло сердце.

— Одну минуту… — Джин прикрыла телефонную мембрану рукой и попросила собеседников: — Сухраб, идите пока вместе с Марьям к Франсуа, помогите ему с Али. Я расскажу вам потом о своем разговоре с Женевой.

— Хорошо, ханум.

— Слушаюсь, госпожа.

Доктор и медсестра на цыпочках удалились, и, как только дверь за ними закрылась, Джин, подавив волнение, повторила в трубку:

— Я слушаю, доктор.

— МИД Ирана в лице его официального представителя Хамида Асефи заявил нам протест, — без долгих предисловий поведала ей мать. — Поводом послужил случай якобы похищения из военного госпиталя больного с тяжелым врожденным расстройством почек, а также его матери и лечащего врача. Все трое были похищены сотрудниками миссии Красного Креста якобы с целью провокации.

— С врожденным расстройством? — не без ехидства переспросила Джин. — Да у этого больного острый радиационный нефрит, доктор! Нефрит, вызванный радиоактивным облучением во время аварии на секретном заводе, занимающемся обработкой урана и атомным производством. Я подчеркнула это обстоятельство в своем сегодняшнем отчете, отправленном вам два часа назад.

— Уже прочитан, — подтвердила Натали факт получения отчета.

— Помимо Али Агдаши во время той же аварии пострадали еще тридцать девять человек, — продолжила Джин. — Хотя бы половину из них, я уверена, можно было спасти, но к настоящему времени все эти люди, согласно заявлению официальных представителей Тегерана, скоропостижно скончались. На самом же деле со слов людей, своевременно покинувших иранский госпиталь и скрывающихся сейчас у нас в миссии, мне известно, что все остальные облученные пациенты были умерщвлены насильственно. Доказать это, к сожалению, практически невозможно, — вздохнула Джин, — поскольку вряд ли иранцы предоставят нам на экспертизу трупы, зараженные радиацией. А сами мы даже не знаем, где и с какими мерами предосторожности они захоронены.

— Мы это узнаем, — пообещала Натали. — Потому что уже заручились поддержкой ЮНЕП, комиссии ООН по экологии и комиссии по правам человека. Так что потребуем провести скрупулезное расследование, поскольку захоронение радиоактивных тел ненадлежащим образом угрожает здоровью жителей соседних государств. А на ноту протеста иранского МИДа мы ответили, что не имеем оснований не доверять рапорту нашего комиссара в Исфахане, то есть вашему рапорту, Аматула, и поэтому не выдадим находящихся в миссии людей до окончательного выздоровления больного. Дальнейшая же участь этих людей будет определена исключительно их собственными пожеланиями.

— А могут иранцы потребовать срочной эвакуации нашей миссии из Исфахана? — спросила Джин.

— Могли бы. Однако теперь, в связи с грядущим расследованием ЮНЕП, у них это уже вряд ли получится. Если иранцы не хотят еще большего скандала, им придется впустить на территорию своей страны и представителей ООН, и расширенную делегацию МАГАТЭ, призванную дотошно изучить последствия аварии на объекте, который, кстати, не фигурировал доселе ни в одном документе и ни на одной карте Ирана. Так что наша миссия, — добавила Натали после паузы, — может послужить для представителей этих организаций своеобразным опорным пунктом, поэтому они наверняка настоят на её сохранении. Тем более что вы, Аматула, и ваши подопечные были непосредственными свидетелями творимых в Иране безобразий.