А это, узнаете? Солдатик. Настоящий трудяга этот солдатик. В двадцати сантиметрах от объектива он пытается приподнять какую-то неимоверную тяжесть. В «травяных джунглях» он, наверное, слывет силачом — хоть и полчаса мучился солдатик, но все-таки поднял и донес в своей лагерь вот это зерно…

Как и должно быть в джунглях, не все тут трудятся, не все пьют цветочный нектар и ищут сладкие семена. Есть и кровопийцы. Вот один из таких душегубов. Судя по одежде, в бога верит — носит на спине большой крест. Однако дела у разбойника совсем не божьи. Волосатыми лапами сплел он крепчайший бредень и развесил между былинками. От бредня пару сигнальных веревок протянул кверху. Сам спрятался в скрученных желтых листьях, ждет, держится за веревку.

Сверкают на солнце нежные кружева, дрожит росинка на паутине. А вот и неосторожная муха! С размаху ударилась муха головой о бредень. Задергалась сигнальная веревка, выскочил из темной пещеры разбойник с ножом. Раз!

И уже не трепыхается жертва. Но разбойник не голоден. Скрутил муху веревками и оставил висеть про запас, а сам опять в темный угол. Как же выманить его на солнышко? Навожу аппарат и в место, где паутина погуще, кидаю комара…

Ага, тут пахнет кровью. Разбойник пускает в ход ножик, вяжет узлы. Этого мне и надо. Успеваю два раза щелкнуть…

_{Фото автора. 5 октября 1960 г.}

Трое в лодке

Трое мальчишек сидели на берегу и швыряли в воду камни. Знаете, есть такая забава: швырнешь каменную лепешку, она долго прыгает, оставляет на воде круги — будто рыба плеснула.

Весь байкальский берег состоит из обточенных временем камней. Идешь — шуршат под ногами. Разных цветов, разных размеров — открывай магазин и продавай сувениры.

Мальчишки хватали «сувениры» пригоршнями и считали крути.

— Раз, два… семь, восемь…

Я вздумал посоревноваться, но с позором сел у брошенной на берегу лодки.

Любопытно наблюдать ребятишек. Скоро им надоела забава, они подсели ко мне. У самых ног пенился байкальский прибой, сушилась чья-то сеть и покачивалась лодка.

— Прокатимся?

Ребята переглянулись.

— Нам нельзя, — сказал младший, Витька.

— Нельзя, — подтвердил его брат Пашка.

— Целый месяц нельзя, — сказал самый старший из ребят.

Я подумал, что мальчишки продолжают какую-то известную только им игру. Но тут подъехал рыбак.

— Опять нацелились на лодку? А ну, марш домой!

Трое надели штаны и, вежливо попрощавшись, полезли вверх по песчаному берегу.

…Минут через двадцать я сидел в доме у машиниста Дмитрия Павловича Смирнова. Пашка и Витька — сыновья машиниста. Третий из ребят, Валерка, живет по соседству.

Восемь детей у Смирновых.

— Шесть дочерей и два мужика вот… — Отец повернул голову к чинно сидевшим на лавке Витьке и Пашке.

— Вот я и сказал тогда: неужели судьба — ждал сыновей и вдруг сразу лишиться? Может, Павел, сам расскажешь, как было?

Пашка убил картузом муху и смущенно стал слизывать с пальца варенье.

Маленькую историю, которая случилась за две недели до этого, рассказал сам отец.

…Байкал долго стоит подо льдом. В первых числах июня ветер угнал, наконец, сизые «икры». Трое ребятишек, уже давно ждавшие чистой воды, сели в лодку и, «проложив курс вдоль мыса», стали собирать всякие диковинки, принесенные к берегу.

Ребятишкам по десять лет. Но кто ж удивится, увидев их в лодке, — байкальцы с пеленок на море. Пекло июньское солнце. Ребятишки сняли даже рубашки, чтоб загорать.

К вечеру поднялся ветер. Мореходы взяли курс к берегу. Он был совсем рядом. Но сломалась уключина, с тяжелым веслом даже все трое не могли справиться. Лодку медленно потянуло туда, где в воду только что окунулось солнце. Медленно уплывали огни станции. Никто не слыхал, как трое кричали, как исчезла в холодной темноте лодка. Позже машинист Асташкевич рассказывал, что видел с паровоза мигание огня. Да разве мог догадаться машинист, что это Пашка с Валеркой сигналили карманным фонариком.

А в поселке и не подозревали о беде. Мать стелила постели и поставила горшок молока опоздавшим к ужину «сорванцам».

— Наверное, телевизор пошли глядеть, — сказал отец и включил радио. «…Ветер юго-восточный… Температура у Байкала около нуля», — равнодушно сказал диктор.

Отец вдруг быстро начал натягивать сапоги, а мать уронила тарелку, потому что сразу вдруг вспомнила, как в эту же пору год назад принесло замерзших ребятишек с другого берега…

— Да, в такую ночь и взрослый, чего доброго, богу душу отдаст… В чем одеты? — спросил отец больше для порядка, потому что видел — ребячьи куртки висят на гвозде…

В двенадцать ночи поселок у станции был на ногах. Трещали моторки, в сторону ветра широким веером уходили рыбачьи лодки. Вдоль линии по проводам помчался сигнал: «В море трое детей!» С ближайшего аэродрома готовились к вылету вертолеты… Никто не спал. На берегу толпа. Все молчали. Только слышались всхлипывания двух матерей, и кое-кто вполголоса припоминал прошлогодний случай.

…А трое сидели, прижавшись друг к другу на дне лодки.

— Ты у нас самый маленький, садись в середину, — сказал Пашка, когда уже зуб на зуб не попадал. Он вычерпал пригоршнями ледяную воду со дна лодки и усадил брата. Вместе с Валеркой они прикрыли Витьку спинами. Он перестал плакать и даже чуть задремал.

— Давайте шевелить руками, как на зарядке…

— А нас найдут? — спрашивал Пашка шепотом, чтобы не слыхал Витька.

Двенадцать часов ледяной ветер нес лодку в темноту. Утром с рыбацкого катера в бинокль увидели темный предмет:

— Может, льдина?

— Нет, лодка…

Так их и увидели: сидят, прижавшись друг к другу спинами, руки сложены на груди.

— Я же говорил, что спасут, — улыбнулся Пашка. И у рыбаков отлегло от сердца — живы!

…Мать бросилась в воду навстречу лодке.

Отец подхватил двух очень похожих друг на друга братьев на руки.

— Ремня всыпать, — сказал кто-то сердито.

— За что ремня… Ты, Пашка, плакал?..

— Я чуть-чуть плакал, — признался Витька.

…Дмитрий Павлович пошел проводить меня до вокзала. Дорогой мы говорили о воспитании ребятишек. Я сказал, что мне понравились хорошие товарищеские отношения между отцом и детьми.

— Переживал я, конечно. Но у штанов держать — толку мало. Хлюпиков растить зачем же? Чай, у Байкала живем. На месяц, однако, дал запрет на лодку.

Уже перед отходом поезда я вдруг вспомнил, что не спросил у ребят самого главного. Домик был недалеко. Я оставил у дежурного сумку и побежал к садику, где возились мальчишки.

— Павлик, а про четырех солдат, что в море на барже плыли, ты знаешь?

— Это что сапоги съели? — спросил Пашка и убил картузом муху, севшую брату на спину.

_{Фото автора. Ст. Мысовая, Байкал.}

 _{7 октября 1960 г.}

Плата за выстрел

Осенью лес молчит. Такая тишина! За сто шагов слышно, как убегает мышь по сухим листьям. В предчувствии холодов умолкли птицы.

Ни звука. В такую пору особую радость в лесу приносит рабочая музыка дятла. Кажется, не по дереву, а по тугой струне стучит костяной молоточек.

Я долго шел по ельнику, пока не увидел единственного в безмолвном лесу музыканта. Дятел работал без устали. На заболевшей сосне виднелся узор от его «долота». В бинокль было видно, как длинным языком дятел доставал засевших в древесине личинок. Я спрятался за куст полюбоваться работой. Дятел косился вниз, но продолжал барабанить… В эту минуту случилась история, к сожалению, очень нередкая. С нее мне и хочется начать разговор о человеке с ружьем.