Понедельник и четверг — обязательные дни учебы. Восемьдесят тысяч ханойцев в эти дни, как бы далеко ни жили от школы, как бы ни устали после работы, садятся за парты.
В Ханое шесть вузов, одиннадцать техникумов, десятки школ. Они работают днем. А вечером молодые преподаватели и сами студенты идут в школы, чтобы отдать другим все, что узнали сами.
В один из вечеров мы побывали в школе. Тысяча привычных велосипедов во дворе, барабан вместо звонка у дверей…
— Тысяча учеников приехали, пятьсот учеников пришли пешком — не успели еще заработать на велосипед, — пошутил молодой директор Хоанг Ченг, провожая нас в классы. Директора в вечерних школах зарплаты не получают. Директорство — партийное поручение. Директор — ровесник многим, кто здесь учится и преподает.
Мы очень стеснялись, проходя по коридорам мимо настежь открытых дверей. Раздавался шепот: «Ленсо» (советские), ученики и преподаватели поднимались с мест и бурно хлопали. Было неловко нарушать школьную тишину. Но директор заставил нас пройти чуть ли не по всем классам («для вдохновения»). От аплодисментов и возгласов «Мо нам!» дрожали пальмы под окнами. Волновались ученики. И нас тоже очень взволновала эта встреча.
Молодежь Вьетнама неутомима в труде.
Представьте класс в шестьдесят человек — по шестеро за партами. Парни и девушки. У многих на груди ордена и боевые значки.
— Посмотрите, — шепчет директор. За партой рядом отец и сын. Дали Де и Дали Чинг. Одному сорок два, другому — семнадцать. Сосредоточенно решают одну задачу. Молодой студент в синем кителе бойко, даже как-то весело, с улыбкой объясняет решение, чертит углы и линии на доске…
Сзади нас за партой сидит женщина. Ей сорок два. У нее трое детей остались в Южном Вьетнаме. Седые волосы, горестные складки на лбу. Вместе со всеми женщина решает задачу. На доске карта… Через пять-шесть лет, когда Вьетнам крепко станет на ноги, когда будет много учебников, эту карту сдадут в музей. Карта полушарий нарисована на черной доске цветными мелками. Трудно сказать, сколько времени потратил классный художник, но все есть: синие моря, желтые горы, столицы, обозначены бухты и острова…
В одном из классов не было парт. Не хватает. Люди сидели на корточках и стояли у подоконников. И только двое сидели на стульях. Они не могли сидеть на полу, они не могли и стоять — рядом лежали костыли…
Это одна только школа из многих в Ханое, где учатся вечером… Есть в городе Храм Литературы. Там возле старых пагод и зеленых от тины прудов стоят памятники. Кажется, сто восемнадцать памятников — черепаха и на ней плита с иероглифами. Памятники древний Ханой ставил людям за упорство и победы в учении. Хватило ли бы камня в горах, если сейчас ставить памятники за учение?..
* * *
И, наконец, как отдыхает Ханой? Секретарь горкома союза молодежи с улыбкой убеждал нас, что ханойцы не отдыхают, некогда, мол, столько работы… Наконец, перебрав все дни недели с учебой, собраниями и воскресниками, остановились на субботе.
Субботник вечер свят для ханойца. Для семьянина это отдых в кругу родных. Молодежь же, как и везде, ищет развлечений.
В Ханое пять театров. Чаще всего тут идут исторические драмы, где главный герой чаще всего девушка. В субботний вечер мы долго стояли у огромных афиш с портретом Шопена. Вместе с Варшавой, Москвой, Прагой, вместе со всем миром Ханой почтил память великого музыканта.
Как и у нас, как и везде, самое популярное зрелище — кино. Четырнадцати кинозалов становится мало для города. В субботний вечер у входа очереди. Идут наши и китайские фильмы. Фильмы не дублируются. Сзади зрителей сидит парень и в рупор читает перевод с русского на вьетнамский. Иногда, зазевавшись, парень теряет нить повествования, действие на экране не совпадает с переводом. Тогда в зале раздается громкое цоканье языком, а мальчишки кричат какое-то слово, видимо, схожее с нашим «сапожник!». Вьетнамцы сделали пока один только игровой фильм. Он посвящен воссоединению страны, и потому нет, кажется, человека, который не видел бы этого фильма или даже не знал бы его наизусть.
«А как с футболом?» — спросят нетерпеливые поклонники мяча.
Только-только родился! В прошлом году национальная команда, как говорят ханойцы, вышла из пеленок. Вьетнамцы выиграли две международные встречи, и футбол сразу стал «болезнью номер один».
В провинции Винь Фук мы видели, как шесть часов подряд носился над полем мяч и страстные голоса кричали что-то похожее на наше «давай!». Болельщики, «отболев» свое время, выбегали на поле, а игроки садились болеть.
Утром, заметив наш интерес к футболистам, секретарь местной организации Союза молодежи с гордостью показал нам любопытный отчет, который он собирался отправить в Ханой. В нем говорилось, что за короткое время в провинции создано три команды «с ботинками» и сорок шесть — «без ботинок»…
Вместе с футболом пробудился интерес и к другим видам спорта, но не всегда еще ханойский стадион бывает полон.
Субботним вечером Ханой выходит на улицы. Ханойский асфальт не пахнет бензином. Цветы по бокам асфальта, правда, тоже без запаха, но все же в воздухе держится приятное дыхание зелени. Зеленые коридоры улиц напоминают аллеи тихого парка. Идут по этим аллеям чинно, не спеша, как и подобает в парках. Ханойцы по натуре — созерцатели. Идти не спеша, разглядывая вывески и витрины, перебрасываясь словами, — высшее удовольствие для вьетнамца.
Ханой. Маленькие покупатели.
Медленно движется улицей поток белых ребячьих рубашек и девичьих блузок. Если долго идти вместе со всеми, непременно придешь к озеру. Три озера в Ханое. На каждом есть лодки, за небольшую плату можно кататься. А если хочешь, лови рыбу удочкой. Возле рыболова, как правило, человек сорок болельщиков. Каждую поклевку переживают и комментируют не менее активно, чем наши болельщики шахматный ход Таля в матче с Ботвинником.
Озеро «Возвращенного меча» и прилегающая к нему площадь с богатырями-деревьями для каждого вьетнамца значат то же самое, что Красная площадь для нас. За сотни верст едет вьетнамец в Ханой, чтобы поглядеть на священное озеро, чтобы побывать в Храме озера, чтобы поклониться Башне Черепахи.
Башню Черепахи вы увидите на папиросах, на бланках, на книжных заставках. Остановившись у островка с башней, вы подивитесь скромности этого сооружения. Но, вспомнив легенды, потрогав рукой шершавые, опаленные пожаром и временем камни, вы поймете вьетнамцев, почитающих Башню национальной святыней.
Возле Башни в воде живут две черепахи. Двести или триста лет живут, никто не знает. Скажут только, что черепахи жили еще при таком-то царе, такой-то династии. Раз в год огромные, как круглый стол, черепахи поднимаются к острову, греются на солнце, и тогда город переживает сенсацию.
Против Башни Черепахи — еще один остров. Сюда можно пройти по узкому свайному мостику. Тут Храм. У входа вы обратите внимание на урну, вделанную из старого французского сейфа. Внутри Храма возле алтаря с бронзовыми идолами и аистами, стоящими на черепахе, стоит еще один «сейф». Веришь в Бога — бросай деньги в эту копилку. Не веришь, пришел к Храму как турист — опусти деньги у входа. Эти контрасты переходного времени вы встретите повсюду.
У стены Храма на камне сидит одноглазый старик с ящиком на коленях.
— Гадатель… — шепчет переводчик.
Последний, может быть, гадальщик в Ханое, смущенно смотрит в сторону, вполне, наверно, понимая обреченность своей профессии. Рядом с гадальщиком шумная стайка пионеров. Синим мелком рисуют на камне Спутник…
