Все воспоминания Саймона, его воспоминания о магии, воспоминания о них всех, вытягивались и сматывались в клубок. Он сиял, бело-золотым, как солнечный свет. Вокруг них стоял шум, словно нарастала буря, но Клэри едва его замечала. Она протянула руки, умоляя, хотя и не знала, кого она просила.

— Пожалуйста …

Она почувствовала, как Джейс сжал ее в объятиях, а потом буря подхватила и ее — подняла и стала уносить прочь. Она видела, как на огромной скорости каменная комната уходила вдаль, а крик по Саймону превратился в звук, похожий на рваные порывы ветра. Руки Джейса отпустили ее плечи, и она оказалась одна в этом хаосе, и на какое-то мгновение она подумала, что Асмодей все же солгал им всем, и что не будет никаких ворот, и что они так и будут парить в небытии, пока не умрут.

А потом приближалась земля, быстро. Она успела заметить жесткий и мраморный пол Зала Советов, с золотыми прожилками, прежде чем упасть на него. Падение было таким сильным, что она повредила зубы. Непроизвольно она покатилась, но потом ее мышцы напряглись, и она остановилась возле фонтана с русалкой, что находился в центре зала.

Она села и огляделась вокруг. Зал был полон молчаливых, уставившихся на нее лиц, но ей было все равно. Она не смотрела на незнакомцев. Сначала она увидела Джейса, он приземлился на корточки, чуть согнув спину, готовый сражаться. Она заметила, как расслабились его плечи, когда он огляделся по сторонам и понял, где они находились, что они были в Идрисе, и война закончилась. Потом там был Алек, он все еще держал за руку Магнуса. Магнус выглядел больным и уставшим, но он был жив.

Была здесь и Изабель, совсем недалеко от Клэри. Она уже стояла на ногах, взглядом сканируя комнату — раз, второй раз, и отчаявшийся третий раз. Все они были там, все, за исключением одного.

Она посмотрела вниз на Клэри блестящими от слез глазами.

— Саймона здесь нет, — сказала она. — Он, действительно, исчез.

Молчание, которое охватило Сумеречных Охотников, кажется, разрушилось, словно волной: вдруг, отовсюду, к ним начали подбегать нефилимы. Клэри увидела свою мать и Люка, Роберта и Маризу, Алину и Хелен, даже Эмму Карстаирс, которые окружали их со всех сторон, чтобы обнять, исцелить их и помочь им. Клэри знала, что они желали им добра, что они бежали на помощь, но облегчения она не ощущала. В своей руке она сжимала кольцо, свернулась на полу калачиком и расплакалась.

24

Называйте это миром

— И кто же будет представлять Летний Двор? — спросила Джиа Пенхаллоу.

Зал Заседаний был завешан голубыми знаменами победы. Они выглядели как кусочки вырезанного неба. Каждый был украшен золотой руной победы. На улице был ясный зимний день и свет, который проникал сквозь окна, мерцал позади высоких кресел, которые стояли на возвышении в центре зала, где Консул и Инквизитор сидели за длинным столом. Сам стол был украшен золотыми и синими цветами: там стояли массивные золотые подсвечники, что почти перекрыли вид Эммы на нежить, которая разделяла с ними стол. За ним сидел Люк, который представлял оборотней; молодая женщина по имени Лили, которая была представителем вампиров, и невероятно знаменитый Магнус Бейн, представитель магов.

Не было лишь никого на месте для представителя Летнего Двора. Медленно, из сидящей толпы, на ноги поднялась молодая женщина. Ее глаза были абсолютно синими, в которых не было ни намека на белый цвет, а ее уши были как у Хелен.

— Я Кэйли Уайтвиллоу, — сказала она. — Я буду здесь от лица Благого Двора.

— Но не от лица Неблагого Двора? — спросила Джиа, которая что-то писала пером на листе бумаги.

Кэйли покачала головой, а ее губы сжались в тонкую линию. По комнате пробежал ропот. Несмотря на яркость украшенного зала, настроение в комнате было напряженным, безрадостным. В первом ряду, где сидели Блэкторны, также были и Лайтвуды: Мариза, которая сидела, выпрямив спину, и рядом с ней Изабель и Алек — их темные головы соприкасались, пока они перешептывались.

Джослин Фэйрчайлд сидела рядом с Маризой, но не было ни намека на присутствие Клэри Фрэй и Джейса Лайтвуда.

— Зимний Двор отказался присутствовать здесь, — произнесла Джиа, отложив перо в сторону. Она посмотрела на Кэйли поверх ее очков. — С каким ответом от Благого Двора вы прибыли? Они согласны с нашими условиями?

Эмма услышала, как Хелен сделала глубокий вдох с ее места в заднем ряду. Все решили, что Дрю и Тавви, и близнецы были слишком маленькими, чтобы прийти на встречу. Технически, никому до восемнадцати лет не разрешалось присутствовать здесь, но из некоторых соображений, были приглашены она и Джулиан, которые имели непосредственное отношение к Темной Войне.

Кэйли начала идти к проходу между рядами сидений и уже почти подошла к возвышению, но Роберт Лайтвуд поднялся на ноги.

— Вы должны спросить разрешения, чтобы подойти к Консулу, — возразил он резким голосом.

— Разрешение не было дано, — сказала Джиа холодно. — Стойте, где стоите, Кэйли Уайтвиллоу. Я итак прекрасно вас слышу.

Эмма почувствовала внезапный укол жалости к девушке фейри — все смотрели на нее с укором и недоверием. Все, кроме Хелен и Алины, которые сидели близко друг к другу и держались за руки так крепко, что их пальцы побелели.

— Летний Двор просит вашей милости, — произнесла Кэйли, сжимая тонкие руки перед собой. — Условия, которые поставили, слишком суровые. У фейри всегда был свой суверенитет, свои короли и королевы. У нас всегда были воины. Мы древний народ. То, что вы требуете, уничтожит нас.

Низкий гул прошелся по залу, но он не предвещал ничего хорошего. Джиа взяла бумагу, лежащую на столе перед ней.

— Должны ли мы пересмотреть их? — спросила она. — Мы просим, ​​чтобы Дворы фейри понесли всю ответственность за гибель людей и ущерб, нанесенный сумеречным охотникам и нежити в Темной Войне. Летний Двор несет ответственность за затраты на восстановление разрушенных зданий, Претора Люпуса на Лонг-Айленде, и некоторых частей Аликанте. Вы будете тратить свои собственные богатства на него. А что касается сумеречных охотников, которых вы похитили…

— Если вы имеете в виду Марка Блэкторна, то он был похищен для Дикой Охоты, — сказала Кэйли. — У нас нет юрисдикции над ним. Вам придется самим вести переговоры с ним, мы не будем препятствовать этому.

— Он не единственное, что у нас отобрали, — сказала Джиа. — Есть еще такие потери, которые не возместить. Жизни сумеречных охотников и оборотней, которые мы потеряли в бою, и те, кого мы потеряли из-за Чаши Ада.

— В этом вина Себастьяна Моргенштерна, а не дворов, — возразила Кэйли. — Он был сумеречным охотником.

— И именно поэтому мы не наказываем вас войной, которую вы неизбежно проиграете, — ответила Джиа холодно. — Вместо этого мы лишь настаиваем на том, чтобы вы распустили свои войска, и у волшебного народа не было воинов. Вы больше не может брать в руки оружие. Любой фейри, носящий оружие без разрешения совета, будет убит на месте.

— Условия слишком жестокие, — запротестовала Кэйли. — Волшебный народ не может существовать при них! Если мы безоружны, то не сможем защитить себя!

— Позже мы обсудим этот вопрос и проголосуем, — ответила Джиа, отложив лист. — Те, кто недовольны требованиями, установленными для волшебного народа, пожалуйста, выскажитесь сейчас.

Повисло долгое молчание. Эмма видела, как Хелен обводит взглядом комнату, сжав губы, а Алина крепко держит ее за руку. Наконец раздался звук отодвигаемого назад стула, раздавшегося в тишине, и одинокая фигура поднялась на ноги.

Магнус Бейн. Он все еще был бледен, после того, что испытал в Эдоме, но его золотисто-зеленые глаза так ярко горели, что даже Эмма могла увидеть в другом конце комнаты.

— Я знаю, что человеческая история не представляет огромного интереса для большинства сумеречных охотников, — начал он. — Но было время в истории, до появления нефилимов. Время, когда Рим сражался вместе с городом Карфаген, и они побеждали во многих войнах. После одной из войн, Рим потребовал, чтобы Карфаген платил им дань, отдал свою армию, и чтобы их земли засыпали солью. Историк Тацит сказал римлянам, что «они создают пустыню и называют это миром», — он повернулся к Джие. — Карфагеняне ничего не забыли. Их ненависть к Риму, в конце концов, разожгла новую войну, и закончила она смертью и рабством. Это не было миром. И это не мир.