жало в своих чертах раздражительность и горячность нра-
ва, которым феодальный властитель в сознании своего
могущества слишком часто давал волю.
– Рад вас видеть, лорд Марч, – сказал король, сделав
изящный поклон. – Вы давно не показывались на нашем
совете.
– Государь, – ответил Марч, почтительно склонившись
перед королем и кивнув высокомерно и холодно герцогу
Олбени, – если я не присутствовал на совете вашей мило-
сти, то лишь потому, что место мое заняли более угодные
вам и, бесспорно, более разумные советники. Теперь же я
явился только сообщить вашему высочеству, что вести с
английской границы ставят меня перед безотлагательной
необходимостью возвратиться в свои поместья. Подле ва-
шей милости остается мудрый политик – милорд Олбени,
ваш брат, с ним вы можете советоваться, а также могуще-
ственный и воинственный граф Дуглас, который будет
приводить ваши решения в действие. Я же могу быть по-
лезен только на моих собственных землях, а потому, с со-
изволения вашего величества, я намерен немедленно туда
вернуться, чтобы исполнить свою обязанность стража
восточных рубежей.
– Вы не поступите с нами так нелюбезно, кузен, – воз-
разил государь. – Ветер несет дурные вести. Злополучные
горные кланы опять готовятся к мятежу, и даже спокой-
ствие нашего собственного двора требует присутствия
мудрейших наших советников, чтобы обсудить необхо-
димые меры, и наших баронов – чтобы выполнить то, что
мы постановим. Неужели потомок Томаса Рэндолфа по-
кинет в час нужды правнука Роберта Брюса?*
– Я оставляю при нем потомка многославного Джеймса
Дугласа, – ответил Марч. – Сей лорд похваляется, что, как
только он вденет ногу в стремя, вслед за ним седлают коней
не менее тысячи его телохранителей, и, полагаю, монахи
Абербротока клятвенно это подтвердят 33 . Несомненно,
Дугласу и его рыцарям будет легче обуздать бесчинную
ватагу диких горцев, нежели мне дать отпор английским
33 Сетования монахов Абербротока по поводу слишком высокой чести, какую
оказал им граф Дуглас, явившись к ним погостить со свитой в тысячу человек, вошли в
поговорку и неизменно поминались всякий раз в последующие времена, когда шот-
ландские церковники корили знать, ущемлявшую церковь по давнему своему неодоли-
мому тяготению к ее богатствам. (Прим. автора.)
лучникам и силам могущественного Генри Хотспера*. К
тому же при вас его светлость герцог Олбени, который так
ревниво охраняет ваше величество, что поспешил призвать
к оружию бранданов, едва только я, ваш покорный под-
данный, приблизился ко двору с жалкой горсточкой всад-
ников, свитой, какую привел бы за собой самый ничтож-
ный из мелких баронов, владелец какой-нибудь башни и
тысячи акров пустоши. Если к такой предосторожности
прибегают там, где нет и тени опасности, – ибо с моей
стороны никто, надеюсь, ее не ждет, – то особу короля,
конечно, не оставят без защиты пред лицом действитель-
ной угрозы.
– Милорд Марч, – сказал герцог Олбени, – ничтожные
бароны, упомянутые вами, вооружают слуг даже тогда,
когда принимают самых дорогих и близких друзей за же-
лезными воротами своих замков, и, если будет на то воля
пречистой, я не меньше стану заботиться об особе короля,
чем те – о своей собственной особе. Бранданы – непо-
средственные стражи короля и слуги его дома; и если их
сто человек, разве это большая охрана для его величества,
когда вы сами, милорд, как и граф Дуглас, часто выезжаете
в сопровождении свиты вдесятеро большей?
– Милорд герцог, – возразил Марч, – когда требует того
служба королю, я мог бы разъезжать с отрядом всадников и
вдесятеро большим, чем указала ваша светлость, но я ни-
когда не делал этого с предательским намерением захва-
тить короля врасплох или ради бахвальства – чтобы поч-
ваниться перед другими лордами.
– Брат Роберт, – сказал король, стремясь, как всегда,
примирить враждующих, – ты неправ, выражая недоверие
милорду Марчу. А вы, кузен Марч, даете ложное истол-
кование осторожности моего брата. Но будет вам, пре-
кратите спор – я слышу музыку и пение, и, кажется, до-
вольно приятные. Вы знаете толк в Веселой Науке, милорд
Марч, и любите ее – подойдите к тому окну, станьте рядом
с благочестивым настоятелем, и, так как ему мы не можем
задавать вопросы касательно светских утех, вы нам ска-
жете, впрямь ли стоит послушать эту музыку и стихи.
Мелодия как будто французская… Мой брат Олбени ни-
чего не смыслит в таких вещах… так уж я положусь на ваш
суд, кузен, – сообщите нам, заслуживает ли награды бедная
потешница. Сейчас прибудут сюда наш сын и Дуглас, и,
когда совет будет в сборе, мы перейдем к более серьезным
предметам.
С подобием улыбки на гордом лице Марч отошел в
нишу окна, где молча стал рядом с настоятелем. Было ясно,
что если он и подчинился повелению короля, то разгадал,
чем оно вызвано, и презирает эту робкую попытку поме-
шать спору между ним и Олбени. Мелодия, исполняемая на
виоле, была поначалу веселой и бойкой, напоминая свое-
обычную музыку трубадуров. Но дальше надрывные звуки
струн и женского голоса, которому они аккомпанировали,
зазвенели грустной жалобой и оборвались, как будто за-
хлебнувшись в горьких чувствах девушки-менестреля.
Возможно, граф и впрямь был знатоком в таких вещах и
король не напрасно похвалил его вкус, но мы легко пой-
мем, что, оскорбленный, он не стал уделять внимания пе-
вице. В его гордом сердце долг приверженности своему
суверену и не совсем угасшая любовь к доброму королю
боролись с жаждой мести, порожденной обманутым чес-
толюбием и обидой, ибо, конечно, расторжение помолвки
его дочери с Ротсеем навлекло позор на его дом. Марчу
были свойственны и пороки и добрые качества человека
непостоянного и опрометчивого. Даже теперь, когда он
пришел проститься с королем, чтобы порвать свою ленную
зависимость, как только вступит на собственную фео-
дальную землю, граф колебался в душе, чувствуя себя
почти неспособным решиться на шаг, такой преступный и,
быть может, гибельный. Эти-то опасные помыслы и зани-
мали его, когда странствующая певица начала свою бал-
ладу, но, по мере того как она пела, другие предметы,
властно привлекшие его внимание, изменили течение его
мыслей и направили их на то, что происходило во дворе
монастыря. Девушка пела на провансальском диалекте –
общепринятом языке придворной поэзии по всей Европе,
включая и Шотландию. Однако по складу своему ее песня
была проще обычной провансальской сирвенты* и при-
ближалась скорее к балладе норманнского менестреля. В
переводе она могла бы звучать так:
БАЛЛАДА О БЕДНОЙ ЛУИЗЕ 34
Ах, жаль Луизу! День-деньской
Бродя кругом, она с тоской
Поет в хоромах и в людской:
«Девицы, бойтесь тьмы лесной»
34 Эта баллада была превосходно положена на музыку одной дамой, миссис Ро-
берт Аркрайт, урожденной мисс Кембл. Ее сочинение, не говоря уже о ее пении, могло
бы заставить любою поэта гордиться своими стихами. (Прим. автора.)
Да помните Луизу!
Ах, жаль Луизу! Солнце жгло …
От зноя взор заволокло
И в лес прохладный повлекло,
Где пташки и ручьи светло
Звенели пред Луизой
Ах, жаль Луизу! По кустам
Медведь не ищет ягод там,