офицеру:

– От слишком большого несчастья у него помутился

рассудок.

– От какого несчастья, ваша светлость? – спросил

Мак-Луис. – Я ни о чем не слышал.

– Как!. Вы не слышали о смерти моего племянника

Ротсея?

– Герцог Ротсей умер, милорд Олбени? – вскричал

верный брандан в ужасе и смятении. – Где, как и когда?

– Два дня назад… Как – еще не установлено… в

Фолкленде.

Мак-Луис смерил герцога долгим взглядом, потом с

горящими глазами, с видом твердой решимости обратился

к королю, который творил про себя молитву:

– Мой государь! Минуту назад вы не договорили слова,

одного только слова. Скажите его – и ваша воля для бран-

данов закон!

– Я молился, Мак-Луис, чтобы мне побороть искуше-

ние, – ответил убитый горем король, – а ты меня вновь

искушаешь. Вложил бы ты в руку безумного обнаженный

меч?.. Но ты, Олбени, мой друг, мой брат… советчик мой и

наперсник!. Как сердце твое позволило тебе это свершить?

Олбени, видя, что чувства короля смягчились, загово-

рил с большей твердостью:

– Мой замок не огражден бойницами против воинства

смерти… Я не заслужил тех черных подозрений, которые

заключены в словах вашего величества. Я их прощаю, ибо

они внушены отчаянием осиротевшего отца. Но я присягну

крестом и алтарем… спасением своей души… душами

наших царственных родителей…

– Молчи, Роберт! – остановил его король. – Не добавляй

к убийству ложную клятву. Но неужели все это делалось,

чтобы на шаг приблизиться к скипетру и короне? Бери их

сразу, безумец, и почувствуй, как чувствую я, что они жгут

раскаленным железом!. О Ротсей, Ротсей! Ты хоть избав-

лен от злого жребия стать королем!

– Государь, – сказал Мак-Луис, – позвольте мне вам

напомнить, что корона и скипетр Шотландии, когда ваше

величество перестанете их носить, переходят к принцу

Джеймсу, который наследует права своего брата Давида.

– Верно, Мак-Луис! – горячо подхватил король. – Ас

ними, бедное мое дитя, он унаследует и те опасности, ко-

торые сгубили его брата! Благодарю, Мак-Луис, благода-

рю!. Ты мне напомнил, что есть у меня дело на земле.

Ступай и как можно скорее призови своих бранданов быть

наготове! Не бери с нами в путь ни одного человека, чью

преданность ты не проверил, в особенности никого, кто

был связан с герцогом Олбени… да, с человеком, который

называет себя моим братом!. И вели, чтобы мне немед-

ленно подали носилки. Мы отправимся в Дамбартон,

Мак-Луис, или в Бьют. Горные кручи, и бурный прибой, и

сердца верных бранданов будут защитой моему сыну, пока

не лег океан между ним и честолюбием его жестокого дя-

ди… Прощай, Роберт Олбени… Прощай навсегда, человек

с каменным сердцем и кровавой рукой! Наслаждайся той

долей власти, какую уступят тебе Дугласы… Но впредь не

смен показываться мне на глаза, а пуще того – не пытайся

приблизиться к моему меньшому сыну! Потому что в час,

когда ты совершишь такую попытку, мои телохранители

получат приказ заколоть тебя своими протазанами!.

Мак-Луис, распорядись об этом.

Герцог Олбени удалился, не пытаясь ни оправдываться,

ни возражать.

Что последовало далее, о том повествует история. На

ближайшей сессии парламента герцог Олбени настоял,

чтобы высокое собрание объявило его невиновным в

смерти Ротсея, – хотя, исключив вопрос о пене за оскорб-

ление или о прощении обиды, он тем самым показал, что

признает за собой вину. Несчастный престарелый король

затворился в замке Ротсея в Бьюте, чтобы там оплакивать

погибшего первенца и в лихорадочной тревоге оберегать

жизнь своего второго сына. Не видя более верного способа

уберечь малолетнего Джеймса, отец отправил его во

Францию, где мальчику предстояло воспитываться при

дворе французского короля. Но судно, на котором отпра-

вили принца Шотландского, захватил английский корсар, и

хотя в ту пору между двумя королевствами было заклю-

чено перемирие, Генрих IV Английский не постеснялся

удержать принца в плену*. Это нанесло несчастному Ро-

берту III последний, сокрушительный удар. Возмездие,

хотя и запоздалое, все же постигло его вероломного и

жестокого брата. Правда, сам Роберт Олбени мирно сошел

в могилу, дожив до седин и передав регентство, которого

достиг такими гнусными путями, в наследство своему сыну

Мардоку. Но через девятнадцать лет после смерти преста-

релого короля вернулся в Шотландию Джеймс – король

Иаков I Шотландский, а герцог Мардок Олбени вместе со

своими сыновьями взошел на эшафот во искупление вины

своего отца и собственной вины.

ГЛАВА XXXVI

Тому, кто честен искони,

Кто не носил личины,

Как мяч Фортуна ни гони,

Терзаться нет причины.

Бернc

Пора нам вернуться к пертской красавице, которую по

приказу Дугласа удалили от ужасов Фолклендского замка,

чтоб отдать под покровительство его дочери, вдовствую-

щей герцогини Ротсей. Эта леди временно стояла двором в

Кемпсийской обители – небольшом монастыре, развалины

которого по сей день на редкость живописно расположены

над Тэем. Он взобрался на вершину кручи, высящейся над

величавой рекой, которая здесь особенно примечательна

водопадом Кэмпси Линн, в этом месте воды реки бурно

перекатываются по ряду базальтовых скал, преграждаю-

щих ее течение наподобие естественной плотины. Прель-

щенные романтической красотою местности, монахи Ку-

парского аббатства построили здесь обитель, посвятив ее

малоизвестному святому Гуннанду, и сюда они нередко

удалялись для приятного препровождения времени и мо-

литв.

Обитель охотно открыла свои ворота перед именитой

гостьей, так как этот край был подвластен могуществен-

ному лорду Драммонду, союзнику Дугласа. Здесь глава

отряда телохранителей, доставившего в Кэмпси Кэтрин и

француженку, вручил герцогине письма ее отца. Если и

были у Марджори Дуглас основания жаловаться на Ротсея,

его страшный, нежданный конец глубоко потряс высоко-

родную леди, и она далеко за полночь не ложилась спать,

предаваясь скорби и молясь.

На другое утро – утро памятного вербного воскресенья

– она приказала привести к ней Кэтрин Гловер и певицу.

Обе девушки были потрясены и угнетены теми ужасами, на

которые нагляделись в последние дни, а Марджори Дуглас,

как и ее отец, своим внешним видом не столько распола-

гала к доверию, сколько внушала почтение и страх. Все же

она говорила ласково, хоть и казалась подавленной горем,

и вызнала у девушек все, что могли они ей рассказать о

судьбе ее заблудшего и легковерного супруга. Она,

по-видимому, была благодарна Кэтрин и музыкантше за их

попытку с опасностью для собственной жизни спасти Да-

вида Ротсея от его страшной судьбы. Герцогиня предло-

жила им помолиться вместе с нею, а в час обеда протянула

им руку для поцелуя и отпустила подкрепиться едой, за-

верив обеих, особенно же Кэтрин, что окажет им дейст-

венное покровительство, означавшее, как дала она понять,

и покровительство со стороны ее отца, всемогущего Ар-

чибалда Дугласа, пока она жива, сказала герцогиня, они

будут обе как за каменной стеной.

Девушки расстались со вдовствующей принцессой и

были приглашены отобедать с ее дуэньями и придворными

дамами, погруженными в глубокую печаль, но умевшими

выказать при том необычайную чопорность, которая об-

давала холодом веселое сердце француженки и тяготила

даже сдержанную Кэтрин Гловер. Так что подруги (теперь