Вот на какое стихотворенье Пушкина укажет критик-христианин! Тогда критикаего получит смысл и сделает добро: она еще сильней укрепит самое дело,показавши, как даже и тот человек, который заключал в себе все разнородныеверованья и вопросы своего времени, так сбивчивые, так отдаляющие нас отХриста, как даже и тот человек, в лучшие и светлейшие минуты своегопоэтического ясновидения, исповедал выше всего высоту христианскую. Но какойтеперь смысл критики? спрашиваю я. Какая польза смутить людей, поселивши в нихсомнение и подозрение в Пушкине? Безделица — выставить наиумнейшего человекасвоего времени не признающим христианства![95]Человека, на которого умственное поколение смотрит, как на вождя и напередового, сравнительно перед другими людьми! Хорошо еще, что критик былбесталантлив и не мог пустить в ход подобную ложь и что сам Пушкин оставил томуопровержение в своих же стихах; но будь иначе — что другое, кроме безверьянаместо веры, мог бы распространить он? Вот что можно сделать, будучиодносторонним! Друг мой, храни вас Бог от односторонности: с нею всюду человекпроизведет зло: в литературе, на службе, в семье, в свете, словом — везде.Односторонний человек самоуверен; односторонний человек дерзок; одностороннийчеловек всех вооружит против себя. Односторонний человек ни в чем не можетнайти середины. Односторонний человек не может быть истинным христианином: онможет быть только фанатиком. Односторонность в мыслях показывает только то, чточеловек еще на дороге к христианству, но не достигнул его, потому чтохристианство дает уже многосторонность уму. Словом, храни вас Бог отодносторонности! Глядите разумно на всякую вещь и помните, что в ней могут бытьдве совершенно противуположные стороны, из которых одна до времени вам неоткрыта. Театр и театр — две разные вещи, равно как и восторг самой публикибывает двух родов: иное дело восторг оттого, когда какая-нибудь балетнаятанцовщица подымет ногу повыше, и опять иное дело восторг оттого, когдамогущественный лицедей потрясающим словом подымет выше все высокие чувства вчеловеке. Иное дело — слезы оттого, что какой-нибудь заезжий певец расщекотитмузыкальное ухо человека, — слезы, которые, как я слышу, проливают теперь вПетербурге и немузыканты; и опять иное дело — слезы оттого, когда живымпредставленьем высокого подвига человека весь насквозь просвежается зритель ипо выходе из театра принимается с новой силою за долг свой, видя подвиггеройский в таковом его исполненье. Друг мой! мы призваны в мир не затем, чтобыистреблять и разрушать, но, подобно Самому Богу, все направлять к добру, — дажеи то, что уже испортил человек и обратил во зло. Нет такого орудия в мире,которое не было бы предназначено на службу Бога. Те же самые трубы, тимпаны,лиры и кимвалы, которыми славили язычники идолов своих, по одержании над нимицарем Давидом победы, обратились на восхваленье истинного Бога, и еще большеобрадовался весь Израиль, услышав хвалу Ему на тех инструментах, на которых онадотоле не раздавалась.

1845

Твое стихотворенье «Землетрясенье» меня восхитило[97]. Жуковский также был от него в восторге[98]. Это, по его мнению, лучшее не только из твоих, но дажеиз всех русских стихотворений. Взять событие из минувшего и обратить его кнастоящему — какая умная и богатая мысль! А примененье к поэту, завершающееоду, таково, что его следует всякому из нас, каково бы ни было его поприще,применить к самому себе в эту тяжелую годину всемирного землетрясенья, когдавсе помутилось от страха за будущее. Друг! перед тобой разверзается живоносныйисточник. В словах твоих поэту:

заключаются слова тебе самому. Тайна твоей музы тебе открывается. Нынешнеевремя есть именно поприще для лирического поэта. Сатирой ничего не возьмешь;простой картиной действительности, оглянутой глазом современного светскогочеловека, никого не разбудишь: богатырски задремал нынешний век. Нет, отыщи вминувшем событье подобное настоящему, заставь его выступить ярко и порази его ввиду всех, как поражено было оно гневом Божьим в свое время; бей в прошедшемнастоящее, и в двойную силу облечется твое слово: живей через то выступитпрошедшее и криком закричит настоящее. Разогни книгу Ветхого Завета: ты найдешьтам каждое из нынешних событий, ясней как день увидишь, в чем оно преступилопред Богом, и так очевидно изображен над ним совершившийся Страшный Суд Божий,что встрепенется настоящее. У тебя есть на то орудья и средства: в стихе твоеместь сила, и упрекающая и подъемлющая. То и другое теперь именно нужно. Однихнужно поднять, других попрекнуть: поднять тех, которые смутились от страхов ибесчинств, их окружающих; попрекнуть тех, которые в святые минуты небесногогнева и страданий повсюдных дерзают предаваться буйству всяких скаканий ипозорного ликованья. Нужно, чтобы твои стихи стали так в глазах всех, какначертанные на воздухе буквы, явившиеся на пиру Валтасара[99], от которых все пришло в ужас еще прежде, чем моглопроникнуть самый их смысл. А если хочешь быть еще понятней всем, то, набравшисьдуха библейского, опустись с ним, как со светочем, во глубины русской старины ив ней порази позор нынешнего времени и углуби в то же время глубже в нас то,перед чем еще позорнее станет позор наш. Стих твой не будет вял, не бойся;старина даст тебе краски и уже одной собой вдохновит тебя! Она так живьем ишевелится в наших летописях. На днях попалась мне книга: «Царские выходы»[100]. Казалось, что бы могло быть ее скучней,но и тут уже одни слова и названья царских убранств, дорогих тканей и каменьев— сущие сокровища для поэта; всякое слово так и ложится в стих. Дивишьсядрагоценности нашего языка: что ни звук, то и подарок; все зернисто, крупно,как сам жемчуг, и, право, иное названье еще драгоценней самой вещи. Да еслитолько уберешь такими словами стих свой — целиком унесешь читателя в минувшее.Мне, после прочтенья трех страниц из этой книги, так и виделся везде царьстаринных, прежних времен, благоговейно идущий к вечерне в старинном царскомсвоем убранстве.

1844

Пишу к тебе под влиянием того ж стихотворенья твоего: «Землетрясенье». РадиБога, не оставляй начатого дела! Перечитывай строго Библию, набирайся русскойстарины и, при свете их, приглядывайся к нынешнему времени. Много, многопредстоит тебе предметов, и грех тебе их не видеть. Жуковский недаром доселеназывал твою поэзию восторгом, никуды не обращенным. Стыдно тратить лирическуюсилу в виде холостых выстрелов на воздух, тогда как она дана тебе на то, чтобывзрывать камни и ворочать утесы. Оглянись вокруг: всё теперь — предметы длялирического поэта; всяк человек требует лирического воззвания к нему; куды ниповоротишься, видишь, что нужно или попрекнуть, или освежить кого-нибудь.