Теперь ты будешь жить здесь, с нами. И я буду твоей… второй мамой.

— Так не бывает.

— Бывает. У Кэтрин и Хью теперь тоже есть вторая мама. Ви-

дишь, как хорошо, что на свете для всех есть мамы…

Она замолчала, прижимаясь лицом к детской головке. Стараясь

не смотреть в глаза девочке, Мэри спустилась на кухню, накормила

ее, и та постепенно успокоилась. Не прошло и часа, как на Мэри

133

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН

вновь посыпались вопросы. Эльма оказалась говоруньей, а мать, го-

дами тосковавшая по дочери, не могла теперь этому нарадоваться.

Тем более, что к бесконечным разговорам она давно привыкла

и порой шутила, что от них у нее мозоль на языке. В отличие от

только пытающегося говорить младшего брата Гилберта Уильям

расспрашивал окружающих обо всем с утра до ночи. Молчание

в доме воцарялось, только когда он засыпал. А спал он мало. Днем же

ни разу не было случая, чтобы он угомонился хотя бы на час. Он пе-

редвигался только бегом и говорил обо всем и со всеми, кто оказы-

вался рядом. Не найдя подходящего собеседника, он беседовал сам

с собой. Вот и теперь во дворе послышался шум и громкие прере-

кания. Кто-то обнаружил его у дверей мастерской и отогнал прочь.

Мэри покачала головой. Спасу нет! Давно уже для этого разбойника

любая хворостина больше смешна, чем страшна.

— Уилл, иди сюда — позвала Мэри, выглянув из окна.

Он скатился со ступеней мастерской и вбежал в дом. Мэри уса-

дила детей за длинный стол, над которым висели пучки сушеных

трав. Радостней дня давно не было в ее жизни. Оба тут же приня-

лись болтать о чем-то. Это выглядело трогательно и забавно —

удержаться от смеха было невозможно. Особенно смешили Мэри

их носы — будто все любопытство и вся порывистость двух одина-

ковых маленьких лиц сосредоточились именно в них. Со стороны

могло показаться, что они принюхиваются друг к другу. Все в доме

знали, что природа одарила Уилла удивительным обонянием.

Мальчишка обладал чутьем не хуже собаки, угадывая едва улови-

мые запахи. За это его особенно ценили на кухне. Нюх ребенка

служил прекрасным определителем свежести продуктов. Для

Джона, однако, эта способность сына в недалеком будущем стала

камнем преткновения при попытке начать его обучение в коже-

венной мастерской. Отец мечтал о сильном, ловком и умелом

преемнике и, радуясь выносливости сына, думал, что из него по-

лучится превосходный мастер. Не тут-то было. Джон со своими

помощниками занимался выделкой шкур. Их вымачивали, скоб-

лили, размягчали с помощью соли и квасцов, а перед просушкой

выдерживали в чанах с домашними и дворовыми отходами. На

первых порах каждый, кто начинал работать в кожевенных ма-

стерских, с большим трудом привыкал к чудовищным запахам

этого производства. Оказалось, что Уилл, несмотря на выносли-

134

ЧАСТЬ II. ГЛАВА II

вость во всем остальном, от нестерпимой вони заболевал много-

дневной рвотой и на какое-то время полностью терял обоняние

и частично зрение. С этим Джону, не терпевшему возражений, пришлось смириться. Теперь Уилл и Эльма с удовольствием тяну-

лись друг к другу, точно стараясь разглядеть что-то заметное

только им. Уилл был не единственным ребенком в семье. Второй

сын Джона и Мэри Шакспир — так произносили их фамилию

в родном городе — родился через два года после Уилла, и на время

заменил старшему брату того некто, с кем ему всегда хотелось го-

ворить и играть. До рождения брата громоотводом для его энер-

гии служили, начиная с Мэри и кормилицы, все живущие в доме, а за его пределами вся живность на скотном дворе. Уилл все и всех

втягивал в свой круг. Было и еще нечто, о чем знала только Мэри

и о чем она никому не рассказала. Месяца в два он, лежа в пелен-

ках, тихо заговорил с нею на непонятном ей языке. Он не гулил, не лопотал, не плакал, а говорил связно и спокойно, словно не-

пременно должен был ей что-то поведать. Но она не понимала, не

знала этого языка. Это не было ее фантазией. Ребенок начинал го-

ворить, как только она оказывалась рядом. Все так же негромко, подобно рассказчику в кругу внимательно его слушающих. По ин-

тонации она понимала, что младенец говорит о чем-то очень важ-

ном, а может, и главном для него. Это продолжалось месяцев до

четырех и закончилось так же неожиданно, как началось, и больше

никогда не повторилось. Научившись понимать, а потом ходить, он тянулся ко всем и всему, стремился за все схватиться, со всеми

обняться, до всего дотронуться. Вытаскивать его из погасшей

жаровни, снимать с веток кустов и деревьев, вылавливать из луж, оттаскивать от коров, овец и лошадей стало обычным занятием

каждого взрослого, кому он попадался на глаза. Он чувствовал

себя уверенно, спокойно и радостно только когда кто-нибудь на-

ходился поблизости. К счастью, рядом всегда оказывался кто-то, будь то человек, цыпленок или щенок. Когда пришло время начать

говорить, родители еще больше удивились. Их сын заговорил

сразу, не картавя и коверкая слова, как все дети, а правильно, понятно и много.

Джон гордился сыном и часто повторял Мэри, что хорошо, когда рядом такой сообразительный мальчуган — их будущая на-

дежда и опора. Джон немного лукавил. Узнавая себя лишь намеком

135

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН

в чертах сына, он видел, как много тот взял от жены. Также говор-

лив, также непоседлив, с манерами и повадками людей образован-

ных и воспитанных. Себя Джон к таким не причислял. Уилл был

сильным, но сила эта скрывалась не в мускулах и широких плечах.

В нем было что-то от уличного акробата — его выносливость кре-

пла в гибких руках и ногах, которые по мере того, как он рос, все

больше напоминали крученые корабельные канаты. И характером

он пошел в Мэри. Им было хорошо вместе. Они даже танцевали

иногда, держась за руки. Джон ревновал. Мэри любила веселье, была подвижной и шумной, ей не хватало с мужем радости, а он

не умел доставить ей этого удовольствия. Уилл стал благодарным

слушателем ее затейливых, как пряники, сказок и партнером

в праздничных розыгрышах и забавах. Но с рождением Гилберта

Мэри уже не могла уделять старшему сыну прежнего внимания

и передала часть забот о нем в руки своих помощниц. Поначалу но-

ворожденный брат очень интересовал Уилла, но вскоре ему стало

невыносимо скучно. Гилберт ел, спал, плакал и снова ел и спал.

Потом долго ползал и ничего не говорил. Как Уилл не бился, как

не старался в свои три года растормошить брата, ничего не полу-

чалось, кроме капризов и слез. К тому же его самого несколько

раз отшлепали за то, что он решил поставить Гилберта на ноги

и научить ходить, а в другой раз уронил, пытаясь перенести его

в сад. Там только что объявилось новое семейство — под старой

ивой кошка принесла котят, не меньше восьми, разноцветных и с раз-

ными характерами. Теперь весь выводок прозрел и играл со скло-

нявшимися до самой земли и развевающимися на ветру ветвями.

Пропустить такое зрелище было верхом безрассудства. Но Гил-

берту было все равно. Не до ивы и не до кошки с котятами. Есть

и спать — вот единственное, что ему было нужно. И уж, конечно, никаких говорящих гусей и осликов. Завести таких дивных живот-

ных Уилл мечтал давно и так страстно, что, бывало, воображал, будто чудо уже произошло — его желание исполнилось, и вот-вот, как только он шагнет за порог спальни, гусь и ослик окажутся

в комнате. Или дверь сама откроется и животные появятся на по-

роге. Этого так хотелось, что голова раскалывалась от усилий.

Ему казалось, что чем больше он станет об этом думать, тем бы-