ства богатых католиков Уорвикшира. Текст датирован 1581 годом.

А в городской часовне католические образы были забелены лишь

спустя четыре года после Королевского указа*.

С этой весны дела Джона заметно пошли в гору, а в семье стали

рождаться здоровые и сильные дети — Мэри родила еще пятерых.

Усомнился ли он действительно в жене или это был страх сродни

животному, когда здравый смысл изменяет человеку на время или

навсегда отравляет ему жизнь. Предубеждение Джона против

близнецов оставалось, а с годами усилилось, просачиваясь в его

сердце, как вода в трещину лодочного дна, размывая пробоину все

шире. Впрочем, прежде чем лодка станет тонуть, пройдет не

меньше десяти лет. У восемнадцатой арки каменного моста, веду-

щего через реку Эйвон, можно наблюдать необъяснимое зрелище —

водяной вихрь, закручиваясь, проносится по течению вниз и воз-

вращается, влекомый неведомой силой, обратно, против течения.

Сомнения, подобно этому вихрю, не покидали его мнительную

душу. Даже во сне он думал, как поступить, чтобы о втором

ребенке ничего не узнали. На улице Хенли-стрит, как и на других

улицах города, соседи, многочисленные родственники и свой-

ственники, называвшие друг друга кузенами, знали друг о друге

все. Джон боялся даже представить себе лица тех, кому, не ровен

час, пришлось бы объяснять случившееся. Единственно правиль-

ным было его решение — одного ребенка привезти домой, другого

навсегда оставить на ферме. Так и будет.

Прошло три месяца. 11 июня 1564 года в приходской книге

церкви Святой Троицы в Стратфорде-на-Эйвоне появилась запись

« Hic incipit pestis»**.

Джон, Мэри и Гильельм, по-домашнему Уилл, к этому времени

уже были дома. Они счастливо прошли испытание, в который раз

обрушившееся на город. Эпидемия миновала и Уилмкот, где

в семье Адама Эванса набиралась сил Гильельмина — Эльма.

* Реформация церкви — смена «старой» католической веры англиканским про-

тестантизмом в ХVI—XVII вв. связана с масштабной компанией иконоборче-

ства, когда уничтожались церковные скульптуры, фрески и иные изображения

(прим. автора).

** И начинается чума (лат.).

130

ЧАСТЬ II. ГЛАВА I

Это было время Позднего Возрождения, когда мир трудно, но

с энтузиазмом преодолевал архаичные страхи и осмысливал по-

явление нового типа людей — великих мореплавателей, первопро-

ходцев, ученых, философов, архитекторов, поэтов и художников.

Их идеалом были искусство и наука античных Греции и Рима, но

они — люди Ренессанса, были устремлены не только в прошлое, но и вперед. Они хотели все увидеть и все понять. Они создавали

новую вселенную, они заложили фундамент для жизни после них.

Их основной заслугой стало то, что они подняли на пьедестал че-

ловека, признав его главным объектом существующего мира. Его

значение и место на земле, его уникальный внутренний мир, его

индивидуальные качества и свойства характера, его внешний

облик — все было одинаково важно. Человек Возрождения откры-

вал себя. Идеи, волновавшие его ум и душу, и плоды его титаниче-

ского труда говорят, что личность в современном смысле слова

выпестована именно им. Неважно, каким его видят — творцом, за-

брызганным краской под сводами ватиканской капеллы, астроно-

мом, доказавшим, что Земля вращается вокруг Солнца, или

бродячим актером, основавшим театр в елизаветинской столице.

Гения определяет степень созидательной дерзновенности — бес-

предельные возможности непокорной творческой личности.

Ренессансный человек всегда ассоциируется с образом муж-

чины-творца — живописца, ваятеля, зодчего или поэта. И никогда —

с образом женщины-творца. Ренессансная женщина… Какой она

могла бы быть? Если оказаться в «Своей комнате»*, можно пред-

положить, что у Уильяма Шекспира была не просто сестра, а се-

стра-близнец, родившаяся с ним в один день и час, и одаренная

ровно в той мере, что и он.

* Эссе В. Вулф.

131

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН

Глава II

Смышлен, находчив, смел, развязан, дерзок.

Ну, словом, в мать от головы до пят.

У. Шекспир «Ричард III».

Перевод М. Донского

Впервые они увидели друг друга, когда им было по пять лет. Это

был счастливый день. Уильям знал, что в этот раз ему обязательно

привезут подарок. Он это предчувствовал, возможно, уловив вол-

нение, охватившее всех в доме за несколько дней до отъезда

Джона на ферму. Он гадал в нетерпеливом предвкушении, что это

будет, и задохнулся от радости, когда отец вернулся из Уилмкота.

Джон привез к ним домой девочку, сказал, что зовут ее Эльма

Эванс и что она теперь будет жить в их доме на верхнем этаже, от-

веденном для слуг и подмастерьев. Больше отец ничего не сказал

и быстро ушел в мастерскую. Мать повела девочку наверх, и Уилл

проскользнул за ними подслушать, о чем они будут говорить, но

его прогнали от двери.

Мэри обмыла Эльму травяным отваром и переодела ее в город-

ское платье. Она вглядывалась в лицо девочки. Эти глаза — любо-

пытные, как будто смеющиеся, этот нос — как у отъявленного

задиры и непоседы, скругленный и вздернутый на кончике, эти

улыбчивые губы, эти широкие, похожие на крылья, брови она ви-

дела каждый день вот уже пять лет, глядя в лицо своего старшего

сына. В Эльме было много мальчишеского. Даже волосы ее отка-

зывались расти по-девичьи — непослушные, на затылке они закру-

тились крупными темными блестящими кольцами.

Мэри хорошо помнила все свои встречи с ней в редкие приезды

на отцовскую ферму. Девочка всякий раз казалась совсем другой, так сильно она менялась — словно сбрасывала с себя одну обо-

лочку за другой. Возвращаясь домой, Мэри с удивлением обнару-

живала в сыне те же перемены и понимала, что не замечала их

в нем прежде потому, что он был постоянно на глазах. С надеждой

не переставала она молить Пречистую Деву о возвращении ей

дочери. В этом году эпидемия чумы снова угрожала Стратфорду.

132

ЧАСТЬ II. ГЛАВА II

Всего в нескольких милях от города в небольших селениях и на

фермах болезнь косила целые семьи. Из Уилмкона пришла печаль-

ная весть о смерти Адама и Анны Эванс. Дети, оставшиеся

в живых, осиротели. Мэри понимая, что медлить и бояться она

больше не может, на коленях молила Джона не отдавать вновь

Эльму в чужие руки. Теперь ее дочь была дома. И так же, как Уилл, спрашивала Мэри обо всем без остановки.

— А где я буду спать?

— Со всеми — наверху.

Это собаки как у нас? Они тоже коров пасут? — Эльма показывала

на стену с гобеленом, изображающим Даниила в пещере со львами.

— Это не собаки, Эльма, это львы. К ним царь Дарий повелел

бросить пророка Даниила.

— Даниил победил?

— Господь послал ему ангела на помощь, и львы его не тронули.

— А Хью и Кэтрин тоже будут жить теперь здесь?

Эльма говорила о детях Эвансов. После смерти родителей их

взяла семья кузнеца.

— Нет. Они будут по-прежнему жить на ферме. А ты — с нами.

— Почему?

— Потому, что твой дом теперь здесь.

У Эльмы задрожали губы и подбородок.

— Ма-ма! — заплакала она.

Мэри обняла ее.

— Не плачь, детка. Не плачь. Не плачь.

— Я хочу домой, к маме!

Мэри крепче прижала девочку к себе. Не дать бы собственному

сердцу разорваться на глазах у ребенка. Ибо никаким утешением

сердечной тоски не заглушить.

— Мы с тобой теперь одна семья, — медленно проговорила она. —

Мы обязательно поедем в гости к Хью и Кэтрин. Только не сейчас.