Брейсер прокричал приказ, и на экране монитора увидел, как из гибнущего звездолета вырвался целый рой плазменных торпед, которые, осветив своими двигателями черноту космоса, рванулись в сторону неприятельского корабля. Увидел он, также, ответный залп торпед и энергетической пушки противника.

Увидел он и плазменную торпеду, которая прорвалась сквозь защитные экраны “Креси”, когда торпеды стали взрываться возле вражеского корабля, разрывая его на части. “Креси”, в свою очередь, тоже стал разваливаться на части. Но Брейсер смотрел только на торпеду, изображение которой отпечаталось на мерцающих и гаснущих экранах, которая продвигалась к нему уже сквозь оболочку корабля, прожигая на пути керамику металл и парастекло. Он почувствовал ее жар — ужасный, невыносимый, почти звездный жар. Затем он увидел, как пол под ним накаляется сначала докрасна, потом добела, как огонь поднимается по его телу, сжигая по пути его члены. После этого своими глазами он не видел больше ничего.

Он не помнил, как из потайных углов выскочили стоящие наготове роботы, которые схватили его изувеченный труп и сунули его в охлаждаемый жидким гелием гроб. Он тогда был уже мертв.

Одна тысяча восемнадцать. Одна тысяча девятнадцать. Одна тысяча двадцать.

Разбитый, почти нацело уничтоженный корабль джиллов потихонечку направился туда где джиллы чинят свои поврежденные корабли и лечат их изувеченные команды. Полуразрушенный линейный боевой звездолет “Креси”, на борту которого остались лишь роботы и трупы людей в анабиозе, лег на довольно стабильную орбиту вокруг четвертой планеты UR-399–72 и оставался там до тех пор, пока его там не обнаружил другой звездолет с Адрианополиса. Все, что осталось от команды “Креси” было перенесено на борт пришельца и доставлено на Адрианополис, где части из этих людей, так же как и Абсолому Брейсеру, было возвращено некое подобие жизни.

Одна тысяча девятьсот девяносто восемь. Одна тысяча девятьсот девяносто девять. Две тысячи.

Ему опять предстоит тоже самое.

Абсолом Брейсер уснул.

21

Брейсер стоял в одиночестве в офицерском кубрике (он просто не мог сесть) и потягивал кофе из чашечки.

Доктора на Адрианополисе сказали ему, что он может есть и пить почти все, что ел и пил раньше, так как желудок сохранился, даже несмотря на то, что часть кишечного тракта была заменена трубками из пласти–плоти. Однако, алкоголь был для него запрещен потому, что его искусственные внутренности не могли его усвоить и, кроме того, он вызывал их коррозию. Вопреки этому, а, может, именно из‑за этого, ему всегда страшно хотелось выпить виски, и ряды бутылок за стойкой бара, на который он облокачивался, отнюдь не уменьшали его желания.

Он достал из пачки сигарету и посмотрел на нее некоторое время, прежде чем закурить. К счастью, легкие у него были настоящие, и он мог наслаждаться ароматом высококачественных сигарет Адрианополиса.

Он успел сделать одну глубокую затяжку, когда дверь открылась, и в кубрик вошла офицер связи Эдей Цианта Увидев адмирала, она остановилась, попятилась назад, а затем спросила:

— Я не помешаю, сэр?

— Конечно же нет, мисс Цианта, — ответил он. — Заходите.

Как и многие другие на борту “Йово Джима”, раны Эдей Цианты сразу не бросались в глаза неискушенному наблюдателю. Ей относительно повезло. Когда она попала под обломки здания во время первой атаки джиллов на Мидвуд, у нее оторвало ноги, но тазовые и часть бедерных костей сохранились при ней. Конечно, она истекла кровью до смерти, прежде чем спасательная команда освободила ее, но ее вытащили до того, как началось разложение ее мозга, и она была тут же положена в анабиоз. Как только она была оживлена, и ей сделали переливание крови, ее ноги были заменены протезами, которые были очень похожи на настоящие ноги, и она стала с нетерпением ждать того дня, когда она получит настоящие ноги вместо своих протезов.

— Что вам угодно? — спросил механический бармен, прокатившись вдоль стойки бара и остановившись напротив офицера связи.

Брейсер посмотрел на свою чашку кофе, а затем на женщину.

— Не обращайте на меня внимания, — сказал он. — У вас свободное время. Выпейте, если хотите.

Он сказал это потому, что почувствовал, что ей было неудобно пить алкогольные напитки в присутствии адмирала, который пил кофе.

— Хорошо, — сказала она, — тогда “старого”, пожалуйста.

— Будет сделано, — произнес веселый голос крабоподобного бармена, и его длинные телескопические клешни принялись за работу.

“О чем мы теперь будем говорить?” — мысленно спросил себя Брейсер, чувствуя, что в воздухе между ним и Эдей Циантой появилась некая невидимая преграда, природу которой он не мог и не хотел анализировать. Затем, он отругал себя за то, что создает себе новые проблемы на пустом месте.

— Как дела на мостике? — спросил он ее, принимая во внимание то, что она только что сдала свою вахту, и это была какая никакая тема для разговора.

— Когда я уходила, было все нормально, сэр, — ответила она. — Все в полном порядке.

— Это хорошо, — сказал Брейсер, стряхивая пепел с сигареты и наблюдая за тем, как его собеседница отхлебывает жидкость из стакана, который поставил перед ней бармен.

— Адмирал, — сказала она неуверенно и замолчала.

— Да? — спросил он.

Она посмотрела на свой стакан и выпила все его содержимое, прежде чем задать свой вопрос.

— Адмирал, а мы вообще когда‑нибудь долетим до Земли?

Брейсер подумал, что этот вопрос, наверное, теперь мучает каждого, — “Что я могу ответить? Солгать? Успокоить?”

— Да, — сказал он, заставив себя воспроизвести улыбку на остатках своего лица. — Думаю, что долетим. Я сам серьезно рассчитываю на это.

Эдей Цианта с трудом улыбнулась ему в ответ, но постаралась отвести от него глаза.

— А вы сомневаетесь? — спросил он.

— Да сэр, — спокойно произнесла она, разглядывая дно своего стакана. Затем, она поставила его на стойку и заказала новый.

На секунду Брейсер подумало том, стоило ли предупредить ее, чтобы она не пила слишком много, но потом решил не делать этого. Пожалуй, для нее было лучше выпить, если она того хотела. Это хоть немного, но могло ей помочь. Да, он знал всякие пошлые замечания о том, что выпивка никогда ничего не решала. Может и так, но иногда она помогала просто снять напряжение, сделать или сказать то, что никогда не сделал и не сказал бы трезвый, и многим это очень сильно помогало. Вероятно она тоже была из этой породы людей.

“Но тогда, даже если это поможет ей сбросить пар, то как же насчет него? — спросил он себя. — Что же будут означать для него ее слова, если она скажет. Что скажет? Что она может сказать из того, что имеет для него значение?” Но, он знал. Он знал.

— Садитесь, — произнес он, наконец, указывая на один из табуретов перед баром.

Эдей улыбнулась в его сторону, и не глядя в его искусственные глаза села на указанное место.

— Вас беспокоит что‑то, мисс Цианта? — услышал он свой голос, как будто не он, а кто‑то еще говорил его ртом. Он не хотел знать об этом.

— Нет, сэр, — ответила она спокойно.

— А мне кажется, что беспокоит, — произнес он, ощущая в себе некую неопределенность, — иначе, вы бы не задали мне свой вопрос.

“Черт возьми, Абсолом, заткни свою глотку, — сказала некая часть его сознания, — это все равно никому не поможет”.

— Извините, сэр, — возразила она, — это не важно.

Она снова уставилась на дно стакана.

“Забавно, — подумал Брейсер, глядя на нее в профиль, — она очень похожа на Донну. Донна, Донна, Почему это должно было случиться именно с тобой?”

Он старался не думать о Донне и о том, что с ней случилось, о том, что сделали джиллы с бедной прекрасной Донной на той далекой холодной планете, но его разум не давал этого забыть, как и многие другие вещи.

Майор Донна Брит, служившая в войсках связи, вышла за муж за Командора Абсолома Брейсера вскоре после своего перевода в Вальфортский Гарнизон на Адрианополисе. Она была маленькой, смуглой и симпатичной, как Эдей Цианта (по иронии судьбы тоже офицер связи). После свадьбы ее направили на станцию связи на Порт Абель — внешнюю планету системы Адрианополиса. Это было в те времена, когда люди думали, что джиллы не осмелятся приблизиться к Адрианополису. “Боже! Как все тогда ошибались!” — подумал Брейсер.