Андженет Мак’Вильямс Сутина была тонкой, почти хрупкой блондинкой с голубыми глазами и бледной, почти молочного цвета кожей расы, которая исчезла повсюду, кроме самой Земли — арийской. Нет, она не была настоящей арийкой, только была похожа. Отец ее отца был черен, как ночь, но гены, почему‑то смешались, таким вот, странным образом и Гленну эта комбинация пришлась очень даже по нраву.

Он вспомнил, как в первый раз повстречался с ней. Он повстречался с ней на вечеринке, организованной по случаю дня рождения сына мэра Холмдела, которому тогда исполнилось двадцать один год, и его вступления в Космические Войска. Гленн пришел туда потому, что Граул был его другом, хоть и на несколько лет моложе его, и Гленн хотел помочь ему отметить его совершеннолетие.

Гленн выпил “к’пек” покурил “хэппистикс” и присоединился к веселой компании обнаженной молодежи, развлекавшейся в огромном зале. Возможно, он был тогда немного не в себе от осознания той ответственности, которая его ожидает, и которую он не в силах был принять, поэтому он выкурил немного больше “хэппистиксов”, чем положено, но ему было все равно. Кому какое дело?

Вскоре вечеринка ему наскучила. Один или два оргазма, чего еще можно было ожидать? Он получил свое удовольствие и уже собирался уходить, как вдруг увидел ее, лежащую вместе с Граулом. Оба были усталые, почти изможденные и находились как бы в полусне. Она была совершенно голой. Белокожая и белокурая в сочетании с темной кожей Граула — это выделяло ее из всех. У нее были маленькие конические груди, которые привлекательно поднимались и опускались при каждом вдохе. Неожиданно для себя он захотел ее, захотел ее больше, чем что бы то ни было во Вселенной. Он не знал почему. Он до сих пор не знал почему и, может, никогда не узнает, но это не имеет значения.

Андженет Мак’Вильямс Сутина. Ее считали самой взбалмошной девчонкой в Нортлане. О ней говорили, что она сущий дьявол, нимфоманка, что она пристрастилась к сильнодействующим наркотикам. Это она вломилась в галерею Комрака и увела картину Гиштона прямо из‑под сканеров робота–охранника. Это она разделась догола в ложе для посетителей Ассамблеи, когда обсуждался Биль Мальбертона о наркотиках. К тому же, она была… В общем, вам ясно. Эта девушка была не для Кулхевена, не для “Стража Кулхевена”.

Но все же она была нужна ему. Может, он успокоит ее, может она сама успокоится, когда найдет мужчину по себе?

Теперь она принадлежала ему, и это было главное.

— Что ты имеешь в виду? — спросила она его, и ее слова как бы повисли в воздухе. Он должен был как‑то на них ответить.

— Понимаешь, — сказал он наконец. — Вот, возьмем, к примеру, моего отца. Он был Главным Адмиралом на Салиенте и, на мой взгляд, героем, если не слушать его критиков, которые твердят, что он был выжившим из ума старым ослом, которого близко нельзя было подпускать к военной службе.

Гленн глубоко вздохнул и продолжил.

— Я говорю о том, что отец никогда ничего не боялся и не сомневался ни в чем. Он всегда точно знал что, как и когда делать. Я не знаю, Андж. Я даже не знаю, смогу ли я командовать патрульным кораблем.

— Конечно же сможешь, — Гленн, — сказала Андженет, обнимая его одной рукой и привлекая к себе. Он подумал о том, как ошибались в ней люди.

— Мне так хочется быть в этом уверенным, — медленно произнес он, — но я не могу. Боже, Андж, я так волнуюсь. Я абсолютно уверен в том, что не смогу даже правильно вывести “Корвинус” на орбиту. Представляешь, если я грохнусь прямо на здание Ассамблеи?

— Гленн, — сурово сказала Андженет.

— Ладно, — сказал он с невесть откуда взявшейся силой в голосе. — Ты права, Андж. Я понимаю, что я не Мазершед, но я не буду также самым худшим командиром во Флоте.

— Так то лучше, — заметила Андженет, — повторяй это почаще. И не беспокойся о том, что еще не произошло. Хорошо?

— Хорошо, — улыбнулся ей в ответ Гленн.

— А теперь, — сказала Андженет, поднимаясь на ноги и поворачиваясь к нему лицом, — ты обещал показать мне Кулхевен.

— Разве? С чего бы ты хотела начать?

— Ну, — произнесла она с шутливой застенчивостью, — как насчет королевских покоев?

— С удовольствием покажу тебе их, — сказал Гленн взяв за руки и обнимая ее.

— Гленн, — прошептала она ему на ухо, — я вовремя прекратила делать уколы.

— Уколы? — удивился он?

— Противозачаточные, — объяснила она.

— Да? — до него постепенно дошел весь смысл того, что она только что сказала, и он был рад этому потому, что она становилась ему теперь настоящей женой и, Боже, ему теперь не так страшно будет умирать!

Он повторял себе все это, когда они прошли в огромные королевские покои и занялись любовью на кровати, которая принадлежала когда‑то правителям всего Адрианополиса.

7

Добравшись до своего отсека, Брейсер подъехал к столу и взял сигарету из украшенного орнаментом портсигара. Давным–давно, в другой жизни портсигар этот подарила ему Донна. Он медленно зажег сигарету и его легкие наполнил табачный дым. Ему хотелось не вспоминать, не вспоминать ни о чем.

В дверях показалась фигура стюарда, глаза на его покрытом шрамами лице с испугом смотрели на капитана.

— Вам принести чего‑нибудь, сэр? — спросил он.

— Нет, Джонсон. Спасибо. Я позову тебя, если что‑нибудь понадобится.

— Хорошо, сэр.

Стюард исчез так же быстро и бесшумно, как появился, и Брейсер продолжил борьбу со своими воспоминаниями, чувствуя, что постепенно сдает им свои позиции. Это были приятные воспоминания. Он вспомнил Майора Донну Бритт, и все бы было хорошо, если бы он не помнил, как она выглядела в последний раз.

Затем он вспомнил тот день в Холмделе. Сколько дней прошло после того, как они познакомились? Неделя? Да, может, чуть больше. У них обоих был свободный день и они возвращались из Вальфортского Гарнизона на аэробусе. Командор Брейсер и Майор Бритт сидели друг подле друга глядя как внизу медленно проплывают зеленые пятна полей и лесов. Потом, через некоторое время, они уже разговаривали друг с другом о Земле — они оба попали сюда с Земли, хотя дома их находились более чем в тысяче километров друг от друга.

Донна рассказала о городе Нью–Портсмут, где жила вместе с сестрой, и о своей сестре. Ее сестра Мишель все еще жила на Земле и работала там где‑то системным аналитиком, хотя чаще ей приходилось подрабатывать в роли обыкновенной проститутки. Правда, у нее была своя постоянная клиентура. Донна показала фотографию Мишель, и Брейсер заметил, что они с Донной были мало похожи друг на друга. Донна согласилась, заявив, что Мишель значительно симпатичнее ее, Брейсер возразил, и они оба улыбнулись.

Аэробус приземлился в Холмделе и они вдвоем пообедали на Бульваре. Затем, они побывали в Здании Ассамблеи и во Дворце Истории, погуляли по городу и снова зашли в маленький ресторанчик на Бульваре. После этого, они взяли напрокат яхту, на которой лежали нагишом на солнце, пока она не вышла в открытое море. Там они занимались любовью пока ветер не изменился и не стало прохладно. Весь путь назад в Холмделскую Гавань Брейсеру пришлось идти против ветра и они на час опоздали на аэробус, идущий обратно в Вальфортский Гарнизон, поэтому им пришлось полночи держась за руки просидеть в аэропорту в ожидании следующего. Пока они сидели там, Брейсер предложил подписать с ней брачный контракт, и она согласилась. Они подписали его в следующий уик–энд.

А потом Донна получила назначение на Порт Абель, а Брейсер принял командование звездолетом “Конев”. С тех пор они виделись друг с другом лишь раз в месяц до тех пор пока…

“Боже, ну почему?!” — неожиданно для себя мысленно воскликнул он.

Металлический кулак, покрытый пластикожей постучал в дверь отсека прервав его воспоминания.

— Войдите, — сказал Брейсер.

Дверь открылась и вошел Даниэль Максел, серая сфера его туловища отражала тусклый свет лампы над столом.

— Первый Офицер Максел при…

— Оставь это, Дан, — с напряжением произнес Брейсер, понимая и, в то же время, не желая понимать причины своего волнения. — Это чисто неформальная встреча, представь что я без погон.