— Реддик слушает. Да, мистер Максел.

Брейсер тихо продвигался по коридору, который вел от мостика к офицерским отсекам и старался не думать ни о чем, хотя в его мозгу с ужасной настойчивостью возникали две картины. В одной из них он видел планету с названием Промежуточная, медленно вращавшуюся под ним, с огромными серо–коричневыми пустынями, с поясом солнечных батарей вдоль экватора, с блеском метала на куполах комплекса силовой станции, с антенной на северном полюсе и с пятью тысячами измученных мужчин и женщин, которые поддерживали станцию в рабочем состоянии и давали возможность Земле говорить с Адрианополисом и Адрианополису с Землей, которая хотела услышать известия об экспедиции Альбиона Мазершеда в центр контролируемого джиллами пространства; известия, которые были не обходимы армаде земных звездолетов, готовых к последней атаке, атаке, которая или уничтожит вооруженные си ты джиллов, или лишит человечество последней защиты.

В другой картине был невыносимо яркий, обжигающий свет и жар, вспыхивающий в темноте и уничтожающий звездолеты и людей.

Он не хотел ни думать ни вспоминать об этом. Он уже умер однажды. Разве этого не достаточно?

О, Боже, разве этого не достаточно?

6

На Адрианополисе, на широте 45 градусов Внутреннее Море глубоко врезается в континентальную массу Нортлан. В восьмидесяти с небольшим километрах от города Холмдел, в регионе, который когда‑то назывался Сент–Мишель, скалы высоко поднимаются над блестящей поверхностью беспокойного моря. На одной из этих скал стоит Кулхевен — столица древних властителей Нортлана, “Стражей Кулхевена”. Сейчас, между высокими башнями замка и отвесными скалами стоял стройный человек. Его волосы трепал свежий морской бриз, и взор его был устремлен туда, где поверхность моря сливалась с небом.

Адрианополис был очень старой колониальной планетой. Это была одна из первых планет звездного скопления Паладина на которую прибыли переселенцы с Земли. В этом регионе космоса похожие на Землю планеты были распространены в изобилии: Цинтия, Карстаирс, Девиспорт, Мидвуд и другие, но больше всех походил на Землю красавец Адрианополис.

Люди прилетели на Паладину, обосновались на Адрианополисе или на других планетах и стали строить новую цивилизацию. Через некоторое время Паладина оказалась отрезанной от Земли. Тогда Домайнская Чума — страшная, неизлечимая болезнь, взявшаяся во Вселенной неизвестно откуда, прокатилась по мирам населенным людьми и чуть было не уничтожила весь род человеческий.

Прекрасный Адрианополис вернулся в период феодализма и почти два стандартных века собирал то, что осталось после Чумы, чтобы возродить из этих людей цивилизацию. В это время над Нортланом установили свою власть Кулхевены. Как и феодальные правители других миров, времен и народов, они давали защиту и требовали в ответ подчинения. Некоторое время в Адрианополисе не было никого, кто осмелился бы оспаривать их власть. Они были единственными высшими правителями.

Но затем времена изменились. К некоторым колониальным мирам вновь пришли звездолеты с Земли, связь и торговля были восстановлены. Когда население Адрианополиса узнало о Земле и ее республиканском правлении серфы и слуги поднялись против своих лордов на войну и Кулхевены потеряли не только власть, но и свои жизни.

Но несмотря на это, потомки оставшихся в живых “Стражей Кулхевена” до сих пор сохранили свой старинный титул и оставались довольно влиятельными людьми не только в правительстве Адрианополиса но и в самой Галинской Лиге. По крайней мере большинство из них были влиятельными людьми до происшествия на Салиенте.

Гленн, “Страж Кулхевена” совсем недавно и не по своей воле принял этот титул. Его отец Джон, “Страж Кулхевена”, был Главным Адмиралом Флота на Салиенте. Именно флагманский корабль Адмирала начал героическую, но чрезвычайно глупую атаку на Бастион Дегоры, и, как говорят историки, от звездолета “Сталинград” не нашли даже обломков. Всех членов экипажа посчитали убитыми. Гленн, новый “Страж Кулхевена”, надеялся что его отец погиб вместе со “Сталинградом”. Ведь, если джиллы взяли его живым… Нет, об этом не стоило думать.

Сейчас, молодой Гленн стоял на Серых Утесах Сент–Мишеля, смотрел на простирающееся перед ним море и чувствовал сильное волнение. На нем была униформа Полного Командора Космических Войск Галинской Лиги, и он только что получил приказ вступить в свою первую независимую должность, ответственность которой тяжелым грузом легла на его хрупкие плечи.

Он стоял на утесах вгрызаясь зубами в мундштук старой трубки, которая когда‑то принадлежала его отцу, и пахнущий морем ветер теребил его волосы. Гленн спрашивал себя, способен ли он командовать звездолетом, пусть это даже маленький патрульный корабль “Мессала Корвинус”. Он не мог ответить на этот вопрос и, что хуже всего, боялся этого ответа. Может, он был попросту трусом? Куда же делась в нем храбрость, которая была у отца?

Он оглянулся на огромные, возвышающиеся над ним башни Кулхевена и подумал, что они были сильно похожи на древние замки Земли, по–видимому первый “Страж Кулхевена” находился под сильным впечатлением от этих строений докосмической эпохи, когда строил себе это жилище. “Но к чему эти мысли?” — спросил он себя.

После смерти его отца Кулхевен был заброшен, и это был первый визит Гленна в родовой замок, хотя причину этого возвращения он не понимал до конца — может, он хотел тут поселиться? Или он хотел опереться на что‑то, что было в прошлом, чтобы что‑то уверило его в том, что Вселенная все еще тверда и реальна, чтобы что‑то помогло ему встать с ней лицом к лицу, и чтобы доказать себе, что кровь “Стражей Кулхевена” все еще течет в его жилах и вместе с ней их мужество?

К тому же, он провел здесь детство, и поэтому, возможно, вернулся сюда, чтобы вспомнить то время, когда казалось, что во Вселенной существуют доброта и счастье, и, что стоит лишь найти их? Похоже, он уже нашел свой маленький кусочек счастья в этом мире, и может даже не такой уж и маленький, так как внутри пустой древней крепости, возвышающейся над морем, сидела Андженет, ожидавшая его возвращения — морской бриз был слишком холоден для нее. “Наконец, она пришла ко мне, — подумал он. — Наконец она сказала, что обручится со мной. Она откажется от остальных своих приятелей и станет моей женой”.

Женой. Как странно звучало для него это древнее слово. Как часто раньше оно казалось ему насмешкой. Но… Но сейчас оно приобрело для него совершенно иной смысл. Ему стало казаться, что он смотрит на мир глазами другого человека, и ему нравилось это. Возможно, именно это, каким‑то образом, даст ему силы сделать то, что он должен сделать, чтобы быть тем, за кого принимает его командование.

Он ухмыльнулся, понимая, что ведет себя довольно странно. Он совсем не походил на себя.

Может, это и к лучшему?

Может, ему надо было бы сесть и написать об этом поэму, но у него не было с собой ни блокнота, ни ручки; в замке его ждала Андженет, да и ветер не становился теплее.

Он зажег оставшийся в трубке, смешанный с золой табак, посмотрел как ветер уносит дым, а затем повернулся и пошел назад к Кулхевену, пытаясь удержать на своем лице улыбку.

Андженет поднялась, чтобы встретить его, когда он вошел в огромный обеденный зал, где она сидела, изучая барельефы, которые отражали историю Кулхевена со Дня Посадки на Адрианополис до смерти дедушки Гленна в Орлане во время революции. На ее лице была какая‑то странная вопрошающая улыбка, и несколько секунд она, казалось, боялась заговорить.

— Гленн, — спросила она наконец, — как ты себя теперь чувствуешь?

— Не знаю, — ответил он, жестом предлагая ей сесть рядом с ним на длинную скамью, тянувшуюся вдоль стены под барельефами, описывающими историю его отцов. — Я не уверен, Андж. Я пока не в силах в этом разобраться.

— Что ты имеешь в виду?

Гленн взглянул на нее, и невольно залюбовался ее чертами. Да, он любил ее. “Разве есть для этого другое определение?” — спросил он у себя.