Привет, засоня!

Как почивало Ваше Высочество? — Ребята с радостными лицами повернулись к нему.

Иди к нам, Дастин! — Мистер Коул взял Дастина за руку и, обняв за плечи, посадил на свободный стул.

Ты как? Все в порядке? Как ты себя чувствуешь, Дастин? — Профессор смотрел на Дастина с нескрываемой нежностью.

Спасибо Вам, мистер Коул. Все было даже лучше, чем я думал.

Это правда?

Да.

Появилось между ними что-то тайное, что объединяло их теперь, что отличало их от серых обитателей Лондона. Они обладали чем-то особенным. Так думал Дастин. По дороге домой, в поезде, он спросил: «А вы часто ездили к профессору раньше?» «Да, почти каждые выходные». И он почувствовал укол ревности.

...Надо было звонить Лауре. Надо, но не хотелось. Он подошел к телефону и набрал номер.

Да. Алло.

Здравствуйте, миссис Дейч. Это Дастин. Как вы себя чувствуете?

Я ужасно спала. Что это вы вчера мне подмешали в бокал, негодный мальчишка? Не отнекивайтесь — я же видела, что вы все время мне что-то подливали! — Голос был не похож на то, о чем она говорила. Кажется, она знала, что она хочет, а как Дастину от этого увильнуть было не понятно.

Знаете, Лаура, я может быть сегодня не смогу приехать, потому что...

Даже не хочу этого слышать! — Оборвала она. — Я жду Вас к восьми часам. Мужа дома не будет. — Заговорщицки прошептала она последнюю фразу. — Милый, ну перестаньте. Вы хотите, чтобы дама Вас упрашивала? Ну, как Вам не стыдно?

Видите ли, — сделал последнюю попытку Дастин, — в посольстве так много дел, что...

А в мире так мало женщин, которые сами назначают свидание, — опять прервала она его, — что бойтесь отказывать! Женщины не прощают оскорблений!

Ну, что Вы, Лаура, я и не думал. Конечно, я буду к восьми. Уверен, что это будет прекрасный вечер. До скорого свидания!

Это будет потрясающий вечер. Такого вы еще не видели. Целую Вас, мой странный юноша.

Лаура повесила трубку и задумалась. Кажется аргентинский дядюшка был прав: мальчик-то — педик! Вот это номер! И что прикажете делать в такой ситуации? Она еще поначалу заметила что-то не то в его поведении. Не манеры, нет, а просто, что-то как стена не пускала ее к нему. Сначала казалось, что это неопытность, но потом, в ресторане, она заметила, что Йоганн как-то странно несколько раз посмотрел на Дастина. Ну, про доктора-то она все знала — всех его любовников пыталась ради спортивного интереса поиметь — а тут вдруг неподдельный интерес Бойзена. Сначала не обратила внимания, но, как говорится, рыбак рыбака видит издалека!

Она как раз писала письмо в Аргентину, которое обязательно должна завтра передать послу английского посольства на приеме: про магнитофон, про Дастина, про Бойзена и про английскую разведку: придется кое-что дописать и про племянничка. Расстроится дядюшка — «Донор-то» может и не расстаться со своей драгоценной спермой! Все может рухнуть. Господи, а уж как она старалась, чтобы этот идиот кончил прямо в ресторане! Что делать? Да и Бойзен по головке не погладит. А какое ему дело, кого мальчишка предпочитает? Нет. Никуда он не денется. Педик, говорите? Ну-ну. А мы ему такой спектакль закатим, что он и не поймет, как его трахнул!

Все в разведке имеет значение, даже погода, а когда планируются сверхсложные операции, любая случайность может сорвать их выполнение. Конрад был на пороге провала, тщательно продуманной в Москве, сложной и, пожалуй, самой длительной операции НКВД по внедрению сверхшпиона. И все только потому, что клиент оказался не той сексуальной ориентации!

22.

Очень душно. К вечеру обязательно пойдет дождь. Сергей поехал в пивную на Таганку, где всегда чувствовал себя хорошо — там не встретишь знакомых и сослуживцев. Да и поесть там можно не торопясь и вполне вкусно: всегда есть харчо с хорошими кусочками баранины на косточке, не жидкость какая-нибудь невразумительная, а наваристый бульон с хорошо разварившимся рисом, овощами и восточными приправами. В Москве сейчас такового второго места не найдешь. Это недалеко от метро — перейдешь улицу, чуть спустишься вниз и вот, слева, за театром комедии, длинная лестница наверх, на второй этаж. Конечно, набивалось там народу прилично и попасть прямо так, с улицы, и не надейся (особенно вечером). Но Трошин знал пару серьезных и правильных слов, которые ему открывали многие двери. Там точно не встретишь знакомых — все сослуживцы обычно предпочитали всякие центровые ресторации: туда и телок можно сводить, чтоб потом, после шампанского с мороженым, легко можно было закадрить на ночь две-три штуки. Денег-то с таких мужиков не брали! У нас кредитных карточек при социализме, как в Америке, не будет, но удостоверение — лучше любой кредитной карточки — накормят, напоят, шлюх подсадят, да и на квартирку отвезут от греха подальше. Любому метрдотелю такие знакомства важнее любых денег — дела-то проворачивать надо, а тут тебе не менты какие-нибудь, а настоящие чекисты, которых даже мусора боятся, как огня!

Но для души Сергей изредка любил уединиться и хорошо посидеть один на один со своими мыслями, пивком (а потом, может быть, и с водочкой), хорошо покушать и чтобы без последствий в виде хохота и блядства. А слова, которые его пускали в эту пивную были не из словаря следователя — просто он знал шеф-повара, который в свое время работал в посольстве в Рио-де-Жанейро, где они и познакомились.

Сегодня у Трошина были две цели: поговорить с шефом пивной и серьезно подумать о том, что происходит вокруг него. Что касается второго, то как ни крути, а выводы о своем внутреннем расследовании он уже через два дня должен доложить на самый верх. Вопрос только в том, какие выводы он должен сделать? Должен он найти Конрада как нашего агента или как ихнего шпиона? Тут легко ошибиться, а ошибка может дорого стоить его собственной жизни. Вопрос не о карьере стоит — о жизни! Слава Богу, уже не тридцать седьмой и даже не пятьдесят третий — все как-то поутихло, поутряслось и всех подряд уже не стреляют. Но это, в общем, а внутри — в конторе — законы ведь не меняются. Если не будет шпионов, что тогда будут делать десятки тысяч сотрудников госбезопасности?

Вазген Долуханов был мужиком своеобразным. Единственный сын грузинки и армянина, он удачно миновал все перипетии сложной советской жизни и как-то постоянно устраивался при кормушке. Готовил он отменно, поэтому его любили все начальники, но что он был за человек ответить вряд ли кто-нибудь смог. Закрытый был мужик. Работал в столовке высших правительственных чинов в Кремле. Готовил Сталину и Берии. Умел так завертеть всякие грузинские блюда, что и тот, и другой просто пальчики облизывали. Сталин как-то обмолвился: «Вот ведь человек: делает свое дело так, что и сменить его невозможно». Вождь лукавил, конечно, не любил он, чтобы был человек незаменим, но это, может быть, не распространялось на кухню. Словом, проверенный был человек со всех сторон и неприкасаемый. Его, разумеется, сменили, чтобы не расслаблялся, и он поехал в наше посольство в Бразилию, но ходили слухи, что его вызывал сам Сталин и предлагал на выбор возглавить любой ресторан в Москве или выбрать себе любую страну. Вазген выбрал Бразилию. Он потом говорил Сергею, что просто темненьких любит. А уж до баб он был охоч — это точно! Когда все это случилось в стране и не стало ни того, ни другого, Вазген и тут не пропал: дали ему пивную на Таганке и никогда не тревожили с всякими проверками — откуда мясо, почему, почем и сколько. Говорю же, любили пожрать начальники, а Вазген в свободное от творчества время всегда был готов обеспечить любые посиделки, но только не у себя. Творил он, как художник, а пивная была его мастерской, куда приходили простые люди — начальники (по уговору с ним) сюда не приезжали. Связи его были очень сильными — Вазген мог многое, но тайн своих никому не открывал и именами не бравировал. Правда, одно имя повторять любил. Так и говорил: «Я, дорогой, могу дать тебе покушать то, что кушал Иосиф Виссарионович, и тебе понравится, и ты будешь меня благодарить и вспоминать, чем тебя угощал Вазген. Но! Ты, дорогой, никогда не узнаешь, что ты кушал, потому что я этого даже Сталину не говорил».