Изменить стиль страницы

А почему это в разведке так мало женщин? Я все-таки больше всего люблю работать с женщинами. Работать надо только с женщинами, потому что мужчины грубы, глупы и завистливы. Работать надо с женщинами, потому что кроме пользы ты испытываешь еще и удовольствие, а бывают случаи, что и удовлетворение. Если женщина с тобой спит, если она уверена, что ты ее любишь, если она считает тебя своим любовником (а многим дамам этого уже достаточно, чтобы перестать что-либо понимать вообще), щедрым на свой член и кошелек — она эту тайну будет хранить вечно и никогда тебя не продаст. Главное правило в этих играх: никогда не злите женщину! Когда она вам надоест, сделайте так, чтобы она вас бросила, тогда она всегда будет вас жалеть и любить, как бывшего любовника. А в этой категории взаимоотношений еще больше преимуществ, чем в прежней: не надо тратить физических сил (только финансовые) на ее надоевшие прелести. Женщине надо давать все, что она хочет и тогда, когда она хочет — после этого она будет делать то, что хотите вы. Хочешь — она будет шпионить, хочешь — будет предавать, хочешь (только из любви к тебе) — она будет спать с десятью самыми грязными мужиками на свете сразу. Сначала вы приручаете женщину, а потом вы ее используете, потому что она — жертва по своей натуре и это ей нравиться. Но никогда не переоценивайте своих возможностей и, упаси вас Господь, недооценивать ее способностей. Один неверный шаг — она ваш враг, а это залог и гарантия вашей гибели. Агрессивнее женщин, хитрее, злопамятней и извращеннее только гиены. А так, это самое жестокое, но прекрасное животное на свете. Нацисты — дети по сравнению с женщиной! Потому что они поступали глупо, тупо и прямолинейно. Если бы Гитлер был женщиной, а в СС и гестапо руководили тоже женщины — никто не справился бы с ними. Новые амазонки превратили бы в концлагерь для мужчин весь мир. Их бы не интересовало: евреи, китайцы, французы или славяне. Они оставляли бы в живых только самых сильных и способных к детопроизводству особей мужского пола. Господь хранил и этого не случилось.

Почему-то женщина считает, что если у нее между ног есть дырка, то там хранятся золото и алмазы. Они воистину считают, что задница, влагалище и две груди — главное, чем хочет обладать мужчина. А кто-нибудь спрашивал — может быть нам нравится одна большая грудь — и та посередине? Но, главное, чтобы женщина так думала — тогда она пойдет на любую низость. И они это понимают! Поэтому-то и хотят поскорее зацепиться за какого-нибудь придурка. А, став женой, понимают, что игре — конец и становятся стервами, потому что их уже имеют бесплатно. Поэтому я всегда пристраиваю своих девушек замуж к богатым, озабоченным и для меня интересным персонажам. Когда ты даришь ей покой от беспокойства за свое будущее и изредка с ней расслабляешься, а деньги она берет в другом месте (которое уже пригодно чаще всего только для ношения кошелька) — ты выполняешь две самые приятные функции авантюриста: пользуешься бесплатно и замужней дамой, что безопасно, и ее мужем.

...Я знал, что основные источники информации — жены самонадеянных, но испуганных нацистов. Но, Боже мой, как это трудно — быть обворожительным, когда от нее веет плесенью и потом. И потом, немки двигаются по постели, как солдаты на плацу: ать-два, левой-правой, вошел-вышел, начал-кончил, с трех — до трех тридцати и ни минутой раньше, потому что она должна кончить именно в три тридцать, что бы осталось ровно четыре двадцать до следующего совокупления! Я подговорил несколько таких теток создать «Женский комитет спасения нации и порядка», чтобы помочь своим мужчинам возродить новую Германию и великий дух Рейха, хотя бы временно и в Южной Америке. (Как они любят спасать свою нацию, забывая о своих задницах! Прямо, как русские!) Они думают, что в новой двойной Германии до них кому-то есть дело. В новой Германии есть дело до тех вещичек, которые они уперли через океан. Но, они правы и еще очень долго будут кормить и Германию, и Америку, и Европу доходами от этих картин и драгоценностей. Моя же задача — не упустить вою долю в этом дележе, чтобы участвовать в этой новой игре. Через неделю я еду в Аргентину. Новый русский резидент, где вы? Ау! Конрад едет к Вам прямо в руки.

21.

Будильник зазвонил ровно в семь часов в утра. Сегодня пятница и он должен увидеть Лауру. В голову ничего не лезло — никаких мыслей, кроме одной — сегодня вечером что-то должно произойти. Дастин встал, посмотрел в окно (чертова помойка), умылся, побрился новой безопасной бритвой и поставил кофе. Решил поджарить два яйца с беконом, но сначала немного овсянки на голодный желудок. Больше всего на свете Дастин любил вот это время суток, независимо от того, какая за окном была погода. Быть уверенным в том, что каждое утро у тебя есть жареные яйца с беконом и кофе — разве это не удача? Разве есть на свете люди, которые не любят по утрам жареные яйца? Еще, конечно, свежевыжатый апельсиновый сок. К ним в Кембридж на стажировку как-то приезжала группа студентов из Нью-Йорка — тупицы, одно слово, тупицы. Они говорят на ломаном английском языке, утверждая, что Лондон основал Авраам Линкольн и все время требуют по утрам апельсиновый сок из маленьких пакетиков. Скажите, может быть натуральный сок из пакетов? Даже вода в пакете не может быть свежей, а старая вода, смешанная со старым соком похожа на ослиную мочу! «Похожа на ослиную мочу — хорошо сказал», — Дастин внимательно осматривал в зеркале свои зубы. «Вот крошечка застряла, а мы ее того — и съедим!» В колледже сосед по комнате ненавидел, когда Дастин по полчаса проводил у зеркала, осматривая свои зубы. Но Макдауэла это не волновало, потому что зубы — залог хорошей работы желудка. Только вот апельсиновый сок, продукт весьма полезный, но слегка желтит зубы. В колледже был очень плохой стоматолог, а Дастин взял себе за правило раз в неделю приходить на осмотр, чем вызывал глухую ненависть врача. Сначала Дастину нравилось ходить на осмотр зубов, а уже потом ему стало нравиться ходить и смотреть с каким скрежетом доктор, стирая от злости свои собственные зубы в порошок, встречает каждое его появление в стоматологическом кабинете...

Вчера (уже поздно было) Дастин пошел наверх к старшему офицеру разведки Мередиту Кьюзу, чтобы подать отчет о встрече в ресторане с доктором Бойзеном. «Всегда надо помнить, что ты работаешь в чужой стране и, соответственно, не делать глупостей и все контролировать!» — этот совет одного из чиновников английского МИДа он запомнил на всю жизнь. Поэтому, как только добрался до посольства, проводив Лауру (какая же она все-таки потрясающая женщина!), Дастин сел в своей комнате и написал подробнейший отчет о встрече. Конечно, что уж тут греха таить, он все представил только в деловых тонах, да и про магнитофон упомянул вскользь, как о деле, возможно, полезном для работы, но не особенно значимом. Главное, на что делал упор Дастин — это установление доверительных и почти приятельских отношений с чиновником немецкого МИДа.

Кьюз Дастину не нравился — узкие, маленькие и какие-то хитрые, что ли, глаза. Лысоватый, высушенный, как стерлядь с Бристольского рыбного рынка. Руки все время что-то вертят: ручку, трубку, спички или, разговаривая с вами, он наматывает на пальцы телефонный шнур, словом, дерганый какой-то! Дастину, вообще-то, люди, которые его окружали, не очень нравились. Но это скорее плюс, чем минус, потому что доверять можно только самому себе и то в самых крайних обстоятельствах. Он действительно так думал или думал, что так думает. Но, нравится ему капитан Кьюз или нет, лучше будет, если Дастин ему будет нравиться — если такое вообще возможно! Дастин не знал, что в это же самое время старший офицер Кьюз тоже думал о нем, правда, как человек, юноша его совершенно не интересовал.

Проблема была в другом: сегодня надо ехать к Лауре, а это вызывало у Дастина противоречивые ощущения. С одной стороны, она вызывающе хороша и, кажется, его ждет некое фантастическое продолжение их намечающегося романа. А, с другой стороны, Дастин не мог освободиться от мысли, что она, как все женщины мира, не сможет дать ему того, что он заслуживает. Он хотел всего и сразу. Как только могут хотеть амбициозные молодые люди: если женщин, то самых красивых, если денег, то самых больших, если любви, то космического масштаба. И такой любви, которая бы заполнила его без остатка, заняла бы все части его мозга, души и тела. Любовь, конечно, прекрасное чувство, но вот тут-то и таится загвоздка. Разве он достоин только любви? Разве только любовь могут испытывать к нему люди. То, что они должны ее испытывать — сомнений в этом никогда не было, но разве только это? А уважение? А преклонение, признание его личности, его будущих заслуг, его места в этой жизни? Любви Дастину всегда не хватало, но... Она ведет себя чересчур уж независимо, свысока, слегка вызывающе и очень откровенно! Так ведет себя, как будто дело уже решенное — он станет ее игрушкой! Ну, не воспылала же она к нему моментально бешеной любовью? Это-то он понимал. А его кто-нибудь спросил? Лаура принимает его неловкость за наивность и неопытность, а дело в его неуверенности. Неуверен Дастин в том, что это возможно — вот так вот, прыгнуть в постель к женщине, которую толком-то еще и не знает. Если уж говорить о женщинах, то ее служанка Дастину больше понравилась! Она какая-то — жесткая, что ли...И, вот этот черный пушок над верхней губой тоже говорит о многом! Даже руки у нее не холеные, как у Лауры, не мягкие, а крепкие и мускулистые тоже с едва заметным темным пушком. Черт! Дастин всегда гнал от себя эти мысли о милых и доступных служанках, потому что нельзя ему теперь — он все же дипломат Его Величества и если уж трахать кого, то повыше статусом в обществе. Положение обязывает! Хотя, ему всегда служанки больше нравились: незатейливые, простецкие, чаще всего без этих вот подпрыгиваний и ужимок, как на банкетах. Дастин всегда старался приударить за какой-нибудь простушкой из бара, правда, дело только желанием и оставалось. Что-то не складывалось. Не в том дело, что у него были какие-то физические проблемы — вовсе нет! Просто, ну не возбуждался, что ли... Еще с первых лет учебы в колледже Дастин с сокурсниками частенько ходил на студенческие пирушки: ну вы понимаете, пиво, стихи, политические трактаты и все такое. Девчонок они в свой круг не пускали. Правда были две очень странные леди, которые ходили только друг с другом, жили в одной комнате, слишком громко разговаривали, курили, пили пиво и участвовали во всех студенческих митингах, но парни только смеялись над ними, называя их «своими ребятами». Что это означало, Дастин даже и не задумывался, пока однажды не застал их, целующимися в одном из укромных уголков сада. Поначалу его это шокировало, но сосед по комнате объяснил ему, что так бывает — некоторых девушек вдруг начинает тянуть к другим девушкам и, что это явление сугубо медицинское. Словом, Дастин понял, что они не вполне нормальные и стал относиться к ним, как к больным раком: с ужасом и неподдельным интересом.