Я улучил момент и выхватил злосчастную записку. Нацарапанный текст гласил: «Руководству Земной Конфедерации. Верховный Совет планеты Новая Терсофия просит возобновить конфедеративное гражданство и оказать помощь в борьбе с Врагом».

– Вот это наглость! – только и смог сказать я.

Бумага пошла по рукам. Все напряжённо читали, но никто не улыбался.

– Чёртовы выродки! – выругался кто-то.

– Товарищ командующий! – на моей памяти Денсмор впервые назвал Главу официально. – Извините… но там настоящая война!

– Вот как! – Громовержец помрачнел. – Ну, показывай…

Питер добился от Компа, чтобы тот, хотя бы на свой электронный глазок, давал картину схватки. На унылом чёрном фоне, обрамлявшем салатовый диск третьей планеты, вспыхивали яркие розовые точки – не часто, но это были погибавшие штурмовые корабли. Зелёное постепенно заполнялось оранжевыми всполохами, давая знать о чудовищных выбросах энергии – результатах бомбардировки. Да, на спектакль это не похоже.

Бой продолжался по космическим меркам долго – правда, ещё никто не атаковал укреплённые планеты флотом грузовых кораблей. К исходу третьего часа битвы моя вахта закончилась, но, хотя по напоминанию Главы пересменка всё-таки произошла, я остался в рубке, как и другие. Вентиляция с натугой справлялась с дыханием такого количества зевак, но пройти в обзорную никто не предложил, все хотели быть здесь.

Ещё через час атакующие начали отводить силы. Даже фактор внезапности не принёс им успеха.

– Они отступают! – с горечью сказал Питер.

Военные загудели, обсуждая операцию и дальнейшие действия. За это время выродки перегруппировались, и расположились на орбитах вне досягаемости планетных систем защиты. Установив блокаду, они показали, что сдаваться не собираются.

Так начался мятеж на Дионе – одно из самых загадочных событий Войны, споры о котором не утихают и сегодня.

…

На четвёртой неделе мятежа статус-кво сохранялось: новотерсофийцы по-прежнему блокировали третью планету, но больше ничего не предпринимали. Грузовые корабли Врага всё реже появлялись на границах системы, а залётные, услышав пронзительный вопль осаждённых, шарахались в сторону, как от проказы.

– Идём, мне нужен почтовик, – Громовержец поймал меня в коридоре сразу после окончания вахты.

От предвкушения я аж поёжился. На всех станциях и крупных кораблях полагалось держать несколько почтовиков, поэтому, куда бы меня ни переводили, я предпочитал перегонять за собой свой родной, каждый раз с пеной у рта доказывая, что если кому-то вдруг понадобится мой опыт, лучше летать на знакомом аппарате. Но на Проекте он полтора года безвылазно стоял в ангаре, и только моя ежедневная возня не давала ему закиснуть.

Немой от радости, я следовал за Главой, держась подальше от внушительных размеров портфеля с острыми металлическими уголками. В последнее время Громовержец с ним не расставался, каждую свободную минуту уделяя изучению бумаг.

Мы кое-как разместились в тесной кабинке (больше всего неудобств доставил раскрытый портфель), двери ангара раскрылись, и почтовик потихоньку выплыл из чрева нашей планетки. Затем, резво набирая скорость, поспешил к зоне свободной космогации. Там я запустил струнный генератор и посмотрел на Главу. Тот молча сунул мне листок, и снова погрузился в чтение.

– Так это же всего полсветового года! – вырвалось у меня после изучения координат.

– Вопросы потом.

Я пожал плечами: приказ есть приказ. Наверное, это было самое короткое сверхсветовое путешествие в моей жизни. Я не успел закончить проверку приборов, как нас выкинуло в обычное пространство.

– Включи локатор, – Громовержец не поднял головы.

На экране загорелось множество ярких точек, словно мы наткнулись на скопление крупных астероидов.

– Чего встал? Вперёд!

Вперёд так вперёд. По мере приближения точки росли, превращаясь в туманные пятнышки, и вскоре на обзорном экране показался огромный, похожий на могучий утёс, старый знакомый – крейсер «Генерал Младич», головной корабль Эскадры Стратегического Резерва Космофлота.

– Приятная встреча? – оторвавшись от бумаг, с улыбкой спросил Громовержец.

Да, встреча была действительно радостной! После уничтожения Веды ОИК самораспустился, и меня направили тест-пилотом этого грандиозного корабля, всегда восхищавшего предельно близкими к совершенству обводами. При всей умопомрачительной массе он являлся самым быстроходным из крейсеров данного класса, и по праву возглавлял эскадру, не раз выправлявшую положение на самых трудных участках фронта. Я не понимал англоязычных конфедератов, говорящих о кораблях в женском роде, но «Генерал Младич» всегда очаровывал красотой, мощью и даже некой грубоватой элегантностью.

– Не разевай рот, – добродушно подтрунил меня Глава. – Нас заждались.

Из уважения к крейсеру я продемонстрировал всё своё искусство пилота, не совершив при посадке ни одного лишнего или показушного движения, чем, надо признаться, иногда грешил. Поверьте, после полуторагодичного воздержания это было трудно!

На выходе из ангара стоял кряжистый пожилой человек, лысый, как колено, но зато с густыми седыми бровями.

– Ну, здравствуй, Саша! – он крепко обнял Громовержца. – Сколько лет, сколько зим! А выглядишь ты всё лучше! Хорошая краска?

Я, признаться, и забыл, что у Главы причёска когда-то пестрела белыми пятнами.

– И твоя хватка прежняя, – прошипел Громовержец, с трудом вытискиваясь из медвежьих объятий. – Миленко, познакомься, это адмирал Дробняк, Командующий Эскадрой.

– Здравствуйте, – вежливо сказал я под острым взглядом нынешнего хозяина «Младича».

– Ага, значит, это тот самый Миленко, – я улыбнулся – приятно, когда тебя узнают, – а адмирал продолжил, – который перепутал крейсер с почтовиком!

Я хмыкнул. Как-то раз во время испытаний попалась очень чистая зона, и я решил вывести двигатели на форсаж. Инженеры, как обычно, при сборке коммуникаций напутали, поэтому всё кончилось обесточиванием установок искусственного тяготения, а из-за сферы стабильной гравитации, блокирующей силовые воздействия, воцарилась невесомость. Начальство, уснувшее в кресле и забывшее пристегнуться ремнями, пробудилось под потолком и долго не решалось отдать приказ на сброс мощности, посматривая вниз испуганными глазами: рубка крейсера – это вам не кабина почтовика! В конце концов, форсаж пришлось отключить из-за ухудшения космогационной обстановки, но к этому моменту руководство, избавившись от ботинок, придрейфовало обратно. Вот так был установлен рекорд скорости для крейсеров!

На трибунале выступали много и горячо. Меня обвиняли в безответственности, показухе, пренебрежении чужими жизнями, и остальных смертных грехах. Некоторые, правда, защищали, утверждая, что нельзя разбрасываться такими пилотами, и при этом постоянно ссылались на рекорд. Я тихонько хихикал, вспоминая глаза начальства. Конец словопрениям положил контр-адмирал, председатель трибунала. Рявкнув: «Надо учиться ссать при качке!», старый космический волк вынес единоличный вердикт: обязать всех членов экипажа и пассажиров на борту кораблей Космофлота носить с собой предметы, позволяющие передвигаться в условиях невесомости.

Сейчас я с умилением смотрел на оттопыренные карманы Командующего Эскадрой. Лично я прикрутил к ботинкам съёмные свинцовые подошвы. Тяжеловато, конечно, зато постоянная тренировка, да и в росте прибавка.

– Располагайтесь пока здесь, – предложил Дробняк, проведя нас до кают-компании. – Совещание через сорок минут. Не у всех такие сверхскоростные безбашенные пилоты…

Глава кивнул и присел за овальный стол посередине, сразу погрузившись в бумаги. И почему он не пользуется переносным компьютером? Впрочем, у каждого свои причуды – по крайней мере, занятый Громовержец не мешал смотреть фото на стенках и извлекать из памяти новые сюрпризы. Минут через тридцать подтянулись первые участники. Сначала пришёл незнакомый представитель Комитета по ресурсам, который оказался менее старомодным, принеся компьютер, но столь же общительным. Потом явился перебежчик – без него, естественно, никак нельзя обойтись. Арон коротко поздоровался и забился в угол – прямой и сухой как палка. Терсофиец ничего не читал, но общаться не желал уже я. Он никогда не извинялся передо мной, и в глубине души меня это устраивало: к чему ворошить старые раны?