Увязнув за серединой реки по пояс, Игорь подтянулся, закинул ноги на верёвку, перецепил карабин и дополз до спутниц. Вскоре путешественники переправились со всей поклажей.

– Ещё пригодится, – Древний задумчиво посмотрел на бечёвку и потянул её сначала плавно, затем рывком. Неожиданно верёвка ослабла, и Игорь принялся её быстро сматывать. У Дейри перехватило дыхание, ноги стали ватными.

– Да, вот что я нашёл! – мужчина вдруг вспомнил о чём-то.

Спутницы подошли, затем переглянулись в смущении. На руках Игоря лежал небольшой кот. Но несколько необычный. Из его лопаток росли крылья, причём правое выглядело страшно измочаленным – подобно половой тряпке, давно истлевшей, да всё заменить недосуг.

– Кажется, ещё дышит, – во взгляде Древнего Дейри заметила смесь жалости и приязни. – Странное животное, и рана странная: в жизни таких не видел. Разве что от плазменного ружья, – Игорь с сомнением покачал головой, присыпал больное крыло белым порошком и осторожно положил кота в верхний карман рюкзака.

17

Паркер.

Вот кто заменил тебя в Совете.

На твоём месте ему явно неуютно – Консервный Нож примостился на краешке кресла и весь подался вперёд. Когда я сажусь рядом, ксенолог поворачивает голову и кивает. Я киваю в ответ, в душе царит мрак, откуда – чёрточка за чёрточкой – выплывают знакомые лица.

Контр-адмирал Кривич, с вечно грустными глазами; представитель Военного отдела Космофлота Ротмайер, Комитет по ресурсам; Паспаль, Служба Информации; Андронников, Совет Безопасности. За совбезовцем притаился кто-то новенький в чёрном комбинезоне.

Мой взгляд спешит в центр зала, где сидит Враг. Вернее, не сам Враг, а его добровольный помощник – человек.

Терсофиец.

Выродок!

Высокий, белокожий, голубоглазый. Лет тридцати, но голова выбрита налысо – для сходства с настоящим Врагом. Но похожи они друг на друга не больше, чем пчёлы на ос.

Перебежчик говорит на прекрасно поставленном межконе, будто и нет четырнадцати лет по другую сторону, но мне приходится собрать себя в кулак, чтобы понять, о чём его бесстрастная речь.

– … сверхчувствительный детектор, – всё вдруг обрело чёткость, словно приёмник внутри меня поймал нужную волну. – Теперь они смогут бороться с эхолётами.

Сердце сжалось, и, кажется, провалилось куда-то к пяткам. Семь лет назад Остахов выступал примерно также, но с гораздо более приятными вестями. Да, пришла беда – отворяй ворота…

– Вы хотите сказать, – Кривича будто одолел приступ удушья, – что эхолёты отныне бесполезны?

– Всё относительно, – выродок пожал плечами. – Крейсерам прыгать вблизи станций слежения тоже бесполезно. Просто новый детектор сразу отфильтровывает девяносто пять процентов ложных следов.

Соответственно, вектор струны определится в двадцать раз быстрее, пронеслось в голове. Прощай, эхолёты – да здравствуют почтовики?!

– Чем вы можете доказать ваши слова? – Андронников, как всегда, был спокоен и рассудителен, но сегодня почему-то всё время косился назад.

– Я привёз документацию проекта, – терсофиец самодовольно усмехнулся. – Иначе зачем бы мне такой эскорт?! Верить или нет – ваши проблемы. Не мои. Я своё дело сделал.

– А зачем вы его сделали? – Паркер никак не мог промолчать.

– А почему бы среди выродков не появиться своему выродку?! – с вызовом бросил перебежчик.

– И всё-таки? – настойчиво спросил человек в чёрном.

Незнакомец был далеко не молод, седина пятнами захватила короткую рыжую стрижку, но больше всего меня удивили четыре тусклых массивных кольца на правой руке. А ещё в нём чувствовалась практически безграничная уверенность в собственных силах. Терсофиец уставился на новичка, и между ними, похоже, состоялся безмолвный то ли диалог, то ли поединок. Затем перебежчик заговорил:

– Мы, выродки, – он сделал ударение на слове, – работаем с захваченным населением. Лично я просканировал несколько тысяч разумов. И почти в каждом, как заноза, сидит убеждение «Нас много – мы и люди!» Они не перестают верить, что люди, загнанные в свои системы, связанные по рукам и ногам, однажды спасут их! Вы стали их последней негаснущей надеждой!

Я поёжился: по-моему, на наши плечи пытались взвалить слишком большой груз.

– Это сильно на меня подействовало, – продолжил терсофиец. – Не всегда приятно осознать, что ты занимаешься чем-то… чем-то не тем! К тому же не все из нас настолько опьянены ненавистью к человечеству, чтобы не задумываться о возможном будущем – а нас ведь ставят вровень с другими подчинёнными расами! Некоторые прямо говорят, что нам повезло, что мы иммунны к ментовирусу!

– Какому вирусу? – нахмурившись, переспросил человек в чёрном.

По лицу выродка поползла кривая усмешка.

– Ментальному. Ещё одно милое изобретение наших союзничков. Какая-то психотехническая гадость. На кого-то действует, на кого-то нет. Расам, у которых нет иммунитета, не позавидуешь: навсегда исчезают мечты и свобода воли, при полном сохранении умственных способностей. В результате появляется стадо сообразительных баранов, пригодных как идеальные слуги…

– Оставьте нас! – вдруг приказал человек в чёрном.

Я сначала не понял. Лишь когда все встали и направились к дверям, до меня дошло, что Совет просто-напросто разгоняют. Но никто не возмутился.

– Автократор! – выйдя из зала, буркнул Консервный Нож.

Удивление вызвало не слово, а то, что кого-то могли так называть сейчас! Впервые за последние дни меня что-то заинтересовало.

– Двое суток не собирать Совет из-за него! – Паркер редко сдерживался среди людей, когда надо и когда не надо. Что делать, издержки профессии.

Тем не менее, Консервный нож в очередной раз сумел сделать моё настроение ещё хуже: я считал, что Совет не созывали из-за Милы. Когда-нибудь Паркер дождётся, что за ним никто не прилетит! Однако его слова заставили меня призадуматься.

– Что-то не могу припомнить ни одной базы в двух днях полёта, даже для почтовика!

– Какой ещё почтовик! – по тону легко угадывалось, что отношение ксенолога к почтовикам по меньшей мере неоднозначное. – Миленко, я видел его корабль, – доверительно прошептал на ухо Консервный Нож. – Один большой энергобак. Поверь мне, он отнюдь не с ближайшей базы!

Я промолчал, но не поверил, и Паркер это знал, поэтому переключился на другую тему, где мог меньше попасть впросак.

– Ты слышал, что на сдавшихся планетах Союза не было ни одного человека?

Его, видимо, тоже взволновали слова про «негаснущую надежду».

– Я часто думаю, что в нас такого… – Консервный Нож завёл любимую шарманку. – И чем больше думаю, тем больше чувствую себя частью невообразимо огромной коллективной личности, включающей в себя не только живых и мёртвых, но и ещё не родившихся! И все вместе мы предпочтём умереть стоя, чем жить на коленях!

Я хотел возразить, что не одни мы не можем жить на коленях – далеко от Свободного Космоса отчаянно отбивалась Ринкшаса, зажатая как Краина, – но в этот момент из зала Совета появились затворники.

– Ему следует доверять! – наставительно заявил «Автократор», теребя одно из колец, затем поманил меня к себе.

– Миленко! Через пять минут ты должен готовить к пуску почтовик. Повезёшь выродка… – он поправился, – Арона на Котлас. Я повезу документацию. Так будет надёжней… И уясни, – «Автократор» вдруг пристально посмотрел на меня. – Эти пять минут в твоём распоряжении – ты можешь или сбегать за личными вещами, или в музей. И на то и на другое времени нет!

Я отдал честь и сорвался в уголок памяти. Мои личные вещи они вряд ли захотят оставить себе!

…

– Кого-то этот рыжеволосый напоминает, – прервала меня нахмурившаяся Стер.

Я посмотрел на неё, явно занятую своими мыслями, затем огляделся и понял, как рад снова оказаться на морском берегу после долгих странствий по северным болотам со всеми их прелестями. Здесь, под плеск волн, почти с улыбкой вспоминалось, как сильно пришлось сдерживать желание, чтобы эти кровососы исчезли навсегда. И как мы безумно выматывались, шагая дни напролёт, и к вечеру хотели только побыстрее залезть в палатку и вырубиться.