– Нет, – меня эта тема что-то совсем не радовала. – Только хитро прищурились, и книжку дали – в дорогу, почитать.
– Это ведь неспроста? – Стер сегодня прямо блистала риторическими вопросами.
– Ну, уж эти всё делают с умыслом, – усмешка вырвалась поневоле.
– Тогда почитай мне…
Пожав плечами, я полез в потайной карман, умело зашитый Стер. Книга хранилась в сером непромокаемом мешочке. Странно пахнущая, она словно источала аромат манящей загадки и яда вместе.
– Извини за запинки, переводить придётся с листа, – предупредил я, открыл первую страницу и…
…
Здравствуйте, меня зовут Миленко Обрадович.
Мне сорок три года, за свою жизнь успел побывать пилотом почтовика, эхолёта, десантного бота, истребителя заграждения, крейсера, и даже корабля особого назначения. Как представитель Космофлота, имел допуск на советы практически любого уровня. После выхода в отставку работаю на линиях тылового снабжения. Сейчас нахожусь в творческом отпуске. Именно в творческом.
Дело в том, что меня попросили написать воспоминания об Освободительном Походе. Попросили, возможно, потому, что судьба предназначила мне оказаться свидетелем почти всех событий, изменивших ход Войны! Моя жизнь настолько переплелась с ней, что подчас я не могу отделить события значимые только для меня от значимых для всего человечества, так что не обессудьте, если книга покажется чересчур наполненной личными переживаниями.
И ещё одно замечание. Повелось называть наше участие в войне Великим Освободительным Походом Сербской Краины. Я не согласен с этим, так как не только сербы ожесточённо сражались с Врагом. А что касается Великого, то посудите сами – мы освободили лишь две трети пространства Конфедерации (десятую часть Союза) – что в этом великого?
Величие, я думаю, в другом. Наш пример поддерживает веру в других, все ещё запертых на своих планетах. Когда-нибудь мы встретимся и с ними. А пока…
Пока начнём с начала.
В середине седьмого года Войны моя группа проходила предвыпускную стажировку на кораблях внешнего охранения. Нам всем было по семнадцать стандартных лет, и эти семнадцать служили богатой почвой для оптимизма, переполнявшего наши души. Мы ходили бойцовыми петухами, задирались при каждом удобном и неудобном случае, и никто не мог (или не хотел) нас остановить. Тогда мы думали, что это из-за преклонения перед нашей специальностью, и жутко важничали. Сейчас я понимаю, что это была простая человеческая жалость, испытываемая к почтовикам, половина из которых не доживала до возраста отставки.
Почтовики! У нас были все основания гордиться профессией! Единственная связующая ниточка между системами Союза, оказавшимися в глухой блокаде после начала Войны. Только сверхбыстрые облегчённые почтовые корабли успевали выйти из первого прыжка до того, как мнимокомпы на станциях слежения Врага определят их путь. В среднем один раз из трёхсот Врагу удавалось это сделать. И тогда чудовищный вихрь гравиполей превращал и корабль и пилота в бесформенную мешанину.
На первых порах почтовиками управляли компьютеры (не мнимокомпы, нам никак они не давались), и до места назначения доходили девять из десяти. Учитывая важность грузов – мощные энергоносители, незаменимые комплектующие, научные открытия – подобные потери сочли непозволительными. И решили попробовать людей. То есть нас.
Стажировка для такой работы представляла собой адские тренировки в метеоритных потоках, где мы в течение двух-трёх суток без передышки уворачивались от огромных камней, приучаясь в долю секунды выбирать верное направление. Потом сутки отдыха – и снова на маленькие скорлупки, защищающие нас от стирания в порошок, но никак не от мерзких ощущений.
Тот день для меня был выходным. Сладко отоспавшись за предыдущие двое суток в преисподней, я направился в смотровую – понаблюдать и поиздеваться над собратьями по несчастью, чья очередь кувыркаться подошла сегодня. По дикому гоготу в наполовину заполненной рубке было легко догадаться, что большую часть публики составляют стажёры.
– Смотри, смотри! – бушевал один, не далее как вчера расколотивший вдребезги приличный камушек. – Он, похоже, научился управлять своим судёнышком одной рукой!
– Почему это?! – все затихли в предвкушении новой шутки.
– Потому что второй никак не может управиться с судном!
Стадо лошадей ржало бы нежнее. Я присоединился к общему веселью. Эти шесть-семь часов разрядки были жизненно необходимы, чтобы удержать нервную систему от срыва.
В ход шли старые и новые шутки, смешные и не очень, но все получали благодарную аудиторию. Даже сообщение по внутренней связи было встречено взрывом смеха, сошедшим на нет только после повтора.
– Внимание! – призывал к спокойствию металлический голос. – На периферии системы обнаружен неизвестный искусственный объект! Внимание…
Такой тишины – давящей и реально осязаемой – не бывает даже когда ты в одиночестве. Страшные годы начала Войны остались далеко позади. Последняя попытка Врага атаковать Сербскую Краину относилась к доисторическим временам, когда мне было тринадцать лет. В жесточайших боях обломав зубы о главную военную базу Космофлота, Враг больше не беспокоил нас. Но несколько десятков станций слежения и флот охранения надёжно закрывали все сверхсветовые пути для мощнейших крейсеров, производившихся на Краине. А много ли навоюешь на досветовых скоростях! Стоило с огромными потерями разрушить одну из станций слежения, как её место занимала новая. Оставалось утешаться мыслью, что мы оттягиваем силы, необходимые Врагу в другом месте.
Статус-кво сохранялось на протяжении четырёх лет. И вот – ЧП. Что это: попытка атаки, или…
– Объект начал движение вглубь системы. Идентификация не удаётся. Других объектов не замечено.
У меня немного отлегло от сердца: в атаки одиночек я не верил, но, на мой взгляд, самым удачным решением было бы уничтожить его прямо сейчас, чтобы не расхлёбывать кучу неприятностей в будущем.
– Никогда не видел у Врага таких кораблей, – задумчиво пробормотал сидящий рядом товарищ.
«А Врага ты вообще видел?» – зачесался у меня язык поинтересоваться, как вдруг Радован вскочил с места.
– Постойте-ка, так это же «Энтар»! – заорал он на всю смотровую.
– Да ну! – толпа недоверчиво загудела.
«Энтар» – пятиместный разведчик, использовавшийся в Исследотделе, и, говорят, вообще самая первая модель сверхсветового корабля. Возможно, но дело не в этом. Дело в том, что вероятность появления здесь такого тяжёлого союзного корабля – нулевая!
И всё-таки это был именно он! Немного модифицированный, но «Энтар». Крупный, раз в десять больше почтовика, он всё равно казался пушинкой по сравнению с исполинской громадой крейсера, к которому сейчас приближался. Брожение умов в смотровой достигло предела, и готовилось пролиться пьянящим ароматом всеобщей драки (всеобщей – это между стажёрами, разумеется, нам можно).
Словно почувствовав надвигающуюся грозу, по внутренней трансляции включили передачу сообщений с «Энтара». Усталый хриплый голос равномерно складывал слова в предложения.
– Говорит борт 513876. Говорит борт 513876. Прошу разрешения на посадку. Как слышите, приём?!
Внезапно в эту монотонность энергично вклинился первый помощник.
– Борт 513876, слышим вас хорошо. Посадку разрешаем. Только представьтесь, пожалуйста.
– Николай Остахов, – темп речи не поменялся. – Руководитель исследотдела Института физики пространства на Котласе.
Я присвистнул. Котлас находился в полутора парсеках от Краины, и представлял собой разросшийся до размеров планеты академгородок. Стратегически планировалось, что два центра Космофлота – боевой и научный – в случае войны станут работать в тесном контакте. Ну, кто же знал, что война будет ТАКОЙ! Конечно, после предупреждения резервную флотилию крейсеров сразу перебросили к Котласу (и как выяснилось – не зря, ибо Планета Учёных, как её иногда называют, оказалась под ударом одной из первых), но этим все «тесные» контакты и ограничились. Их заперли в системе почище нашего! Враг глушит там связь, не считаясь с энергозатратами! Насколько я знаю, это единственная система, откуда рекомендуется запускать по два почтовика одновременно! А тут вдруг целый разведчик!!!