А коли жертва, к тому же, пахнет наглецом, пытавшимся подрезать им когти да надеть ошейник, то даже ждать особо не придется!

   Лишь столкнувшись с высокими мастерами в Зале Совета, Слава поняла, насколько прав был, предостерегая ее, Огнезор. Чем дальше, тем больше чувствовала она себя - нет, даже не охотником! - наглым козленком, с размаху влетевшим в пещеру к зимним барсам.

   Ее не отвергли открыто. Даже приняли - любезно и покровительственно. Рассыпались поздравлениями, расплылись приторными улыбочками... Но с первых минут определили новому мастеру место неразумного ребенка, с чьим мнением никто не будет считаться. Когда же решилась Слава все-таки подать голос - оплели затейливой сетью фраз, утопили в словесном кружеве, засыпали правдой и ложью, так что, растерянная, совсем сбитая с толку, она не сразу поняла даже, отчего змеятся губы оппонентов ухмылками, и лишь спустя бесконечный миг тишины вдруг вспыхнула, уловив, наконец, в шелухе слов тщательно, тонко вкроенную издевку...

   И с каждым днем становилось все хуже. За всяким звуком, слетающим с ее уст, приходилось теперь внимательно следить. Всякий взгляд или жест - опасливо сдерживать. Вновь и вновь высмеивали ее, выставляли глупой, путали в простом и очевидном - чтоб затем беспощадно выпороть за мельчайшую оплошность. Любую фразу перекручивали, перевирали, извращали настолько, что порой Слава даже не успевала заметить, как из ярой противницы очередной светлой идеи Совета превращалась внезапно в защитницу. И вот уже имя ее стоит под утверждающей печатью - а она лишь бессильно открывает рот, не понимая, как такое случилось, и почему ее здравые, крепкие аргументы куда больше пригодились не ей, а сопернику, лишь доказав то, что должны были опровергнуть...

   Это было хуже любой смертельной драки - постоянная битва слов, непрекращающееся испытание риторикой, которое, чувствовала мастер, она раз за разом проваливает. Все ее выступления оказывались невпопад, доводы - слабы и нелепы, любая попытка интриги приводила к провалу.

   Вновь и вновь оставалась Слава обманутой. Униженной. Смешной и глупой.

   Проигравшей.

   На десятый день в своем новом статусе хотелось ей господ советников искромсать да изрезать с особой жестокостью - а после запереться в непривычно роскошных покоях и кричать, ругаться, рыдать в подушку...

   Но она сжимала кулаки и сцепляла зубы, долго и зло лупила противников на тренировках, всласть орала на неумелых учеников да подмастерьев - делала все, что угодно! Кроме жалоб и просьб о помощи...

   Огнезор никогда больше не увидит ее раздавленной!

   Никогда!..

   Слава сдалась на тринадцатый день.

   За полчаса до обеденного гонга стояла она на последней ступени перед арочной дверью в Верхние Покои и, сгорая от стыда, ожидала, пока мальчишка-караульный доложит о ней Гильдмастеру. Посланник не спешил, позволив вовсю расцвести ее сомнениям, - и, словно издеваясь, вернулся лишь тогда, когда мастер готова была уже сбежать, позорно и трусливо пустив все беды на самотек.

   - Господин готов принять тебя, - равнодушно, совсем без почтения к новому ее рангу, сообщил наглый рыжеволосый паренек, чем-то, видимо, симпатичный здешнему хозяину, ибо чаще других замечали его в карауле под Верхними Покоями. Славу такие пронырливые, бесшабашные нахалы лишь раздражали, но необъяснимая склонность Огнезора к подобным личностям всех возрастов и званий вынуждала ее до сих пор смирять свою неприязнь.

   "А ведь проклятая охотница из того же теста была!" - шевельнулась где-то глубоко неуютная мыслишка, но мастер поспешно двинула ее подальше, на самое дно сознания, да к тому же тщательно присыпала ворохом повседневной какой-то ерунды и забот.

   Огнезор выглядел слишком занятым и усталым. Удивляться нечему: только серых, невзрачных конвертов с донесениями из разных концов Империи громоздилась перед ним огромная куча. А здесь же еще были и всяческие жалобы, и приказы да назначения, и еще дьяволы ведают что! Не будь Слава настолько взвинчена, она даже посочувствовала бы светловолосому - ведь знала, насколько ненавидит он подобную работу.

   На какой-то миг пришло девушке в голову странное подозрение, что вовсе не из-за Насмешницы он тогда сбежал, а из-за этой вот тоскливой, ожидающей в Гильдии, рутины... Мастер даже замялась у порога, пригляделась внимательней, вскинула на сидящего за столом выжидающий взгляд, словно силясь подтвердить свою фантазию каким-то безумным образом - но, конечно, ничего не обнаружила.

   Огнезор, казалось, был таким, как раньше. Уверенным в себе, собранным, аккуратным... Лишь непривычно короткие волосы все время норовили залезть ему в глаза - и он хмурился со знакомым раздражением, смахивал их нетерпеливым жестом левой руки, ни на мгновение не оставляя своего занятия.

   А Слава вдруг поймала себя на досадной мысли, что все еще готова пялиться на этого мужчину часами, как благородная идиотка, которых множество было в списке его придворных побед. На короткий вздох это открытие почти отвлекло девушку от неловкого, саднящего чувства стыда за свои неудачи - чтобы тут же вернуть его, да с удвоенной силой ударить по и так изрядно пострадавшему самолюбию.

   - Что у тебя стряслось, Слава? - сухо осведомился Гильдмастер, не спеша оторваться от бумаг.

   Она молчала, сердито кусая губы, безуспешно пытаясь подобрать слова, что сделали бы ее признание менее унизительным.

   Огнезор поднял, наконец, глаза, присмотрелся к ней, надутой и взъерошенной, понимающе хмыкнул.

   - Высокие мастера не так просты, как ты думала? - спросил почти весело.

   - Будешь издеваться - так я пойду! - немедленно разозлилась Слава. - Насмешек и без того уже наслушалась...

   - Сядь! - резко, без тени сочувствия приказал он. - Вот тебе первый урок: сдержанность. Коли вывел оппонент тебя из равновесия - считай, он на полпути к победе! Эмоции в споре хороши как часть игры, способ влияния на других, но никак не на тебя саму! Искренне переживать то, что играешь, нужно лицедею, а вовсе не политику!.. - он вздохнул, видя мину оскорбленного непонимания на ее лице. - Надеюсь, ты уже пришла к мысли, что должна брать уроки у мастера Слова? - спросил напрямик. - Поверь, того, что давали нам в ученичестве, для Совета совсем недостаточно! Хочешь, чтобы я учил тебя? Или поищешь другого наставника?

   - Не думаю, что смогу стать прилежной ученицей ТЕБЕ, - буркнула она почти обиженно.

   - И то правда! - кажется, вздохнул светловолосый с облегчением. - Я попрошу Сизобора. Он ведь уже учит тебя боевому искусству, значит, как с наставником, вы с ним сработаетесь. В мастерстве Слова, к тому же, он куда меня опытней!

   - Как прикажешь, - стиснула зубы Слава, больно задетая его реакцией.

   И тут же наткнулась на внимательный прищур синих глаз. "Ты же не думала, что все у нас будет по-прежнему?" - холодом танцевал в них немой вопрос, еще больше выводя из терпения. Ибо девушка как раз ДУМАЛА, где-то глубоко и совсем по-глупому надеясь, - хотя одно только воспоминание о страшном его лице над телом зеленоглазой ведьмы давно должно было убить в ней всякие иллюзии...

   - Неужто, обязательно зубрить мне все премудрости словоблудия? - скорей из чувства протеста огрызнулась она. - Кое-кто из высоких мастеров совсем не блещет острым умом и проницательностью!..

   - Они могут быть недальновидны, - перебил Огнезор, - могут быть слишком самонадеянны, но даже в пьяном угаре, Слава, каждый из них сумеет заболтать тебя да полусмерти! Убедить, что черное - это белое! Что Первый Бог спал со всеми Светлыми Богинями! И что сами господа высокие мастера - сей божественной оргии священные внебрачные отпрыски!.. Ты не научишься бороться с ними никаким оружием, кроме их собственного! Так что - да! Освоить все, что получится, обязательно!

   - Какие грозные, по твоим словам, у нас в Совете звери обретаются! - криво усмехнулась девушка. - Как же ты свою собачонку малолетнюю, беглую подмастерье, на съеденье этим дьяволам бросишь? - не удержалась она от сарказма.