Ясно, какие последствия произошли от распространения духовных школ. Эти школы подорвали развитие прежних цифирных школ, в которых большую часть учащихся составляли дети духовенства. С открытием духовных школ цифирные быстро стали закрываться. К 1727 году их уцелело только 28, а учеников было около 500 человек, причем почти исключительно из детей приказных. К 1744 году, при Елизавете, цифирных школ оставалось уже только 8, и из этих восьми три были соединены с гарнизонными школами, основанными при полках. Так светская всесословная школа, учрежденная Петром, оказалась недолговечной. Она оказалась не по плечу тогдашнему обществу, которое резко делилось на сословия. Благодаря этому и образование расслоилось: возникли сословные школы для дворян и для духовенства, а для простого народа особых школ и не оказалось.

Для насаждения низшего образования необходимы были средние учебные заведения, а для возможности их существования — высшие. Петр и задумал ввести в России высшее университетское образование, учредить в Москве общество ученых людей для разработки и усовершенствования наук и искусств, хотел для этой цели выписать знаменитых ученых из Западной Европы и дать им хорошее жалованье. Толчком к этому послужил газетный слух, что будто бы какому-то немцу Орфиреусу удалось устроить снаряд, осуществляющий perpetuum mobile[10] (непрерывное движение). Петр был сильно заинтересован этим многообещающим открытием и обратился к знаменитому естествоиспытателю Христиану Вольфу с просьбой прибыть в Россию на каких угодно условиях и заняться усовершенствованием perpetuum mobile. Петр писал Вольфу и о своем намерении открыть для славного Российского государства «общество ученых людей, которые бы трудились над усовершенствованием наук и искусств». Но Вольф, зная, что perpetuum mobile осуществить нельзя, не захотел ехать в Россию и в ответном письме Петру деликатно дал понять, что для России полезнее распространять науку, а не разрабатывать ее, что более необходимо пригласить профессоров для чтения лекций, а для этого не нужно знаменитых ученых, которые к тому же и не поедут. В таком же смысле писал Петру и знаменитый философ Лейбниц, с которым он был знаком и вел переписку с 1711 года, и который состоял у него советником на жалованье (получал 1000 рейхсталеров в год). Петр советы эти принял во внимание, но не отказался от прежней мысли, а решил открыть академию и сделать ее высшим ученым учреждением и высшим учебным заведением. В данном случае Петр оказался проницательнее двух великих ученых и понимал, что для того, чтобы насадить высшее образование, нужно поставить его в тесную органическую связь с движением науки. Высшая школа, по его мнению, должна не только учить, но и двигать вперед науку. Указом 27 января 1724 года Петр велел устроить Академию Наук, где бы учили «языкам, наукам и знатным художествам». Академию предполагалось сделать таким учебным заведением, где бы профессора публично читали лекции, а с некоторыми учениками занимались особо, чтобы последние со временем сами могли обучать других первым основам знания, стараясь, чтобы от этого имели пользу вольные художества и мануфактуры. Академия по проекту разделялась на 3 класса: в первом классе предполагались 4 персоны, которые должны преподавать математику, астрономию, географию, навигацию и механику; во втором, физическом классе — тоже четыре преподавателя: анатомии, химии, физики, теоретической и экспериментальной ботаники; в третьем классе 3 персоны должны были преподавать элоквенцию, то есть красноречие (преподавал Василий Кириллович Тредиаковский), древности, древнюю и новую историю, натуральное и публичное право, политику, этику и экономию. Академики должны были следить за текущей научной литературой, каждый из них должен был написать свой курс по-латыни и перевести его на русский язык. При Академии предполагалось устроить библиотеку и «натуральных вещей камеру», то есть музей естественных наук. Это все и осуществилось впоследствии, когда возникла Академия наук. Академия должна была также иметь своего живописца и гравировального мастера. И в настоящее время это также нашло себе осуществление: издания Академии наук отличаются и с технической стороны удивительным совершенством. Три раза в год в Академии должны были происходить публичные ассамблеи, на которых один из академиков должен был читать речь. На содержание Академии Наук были назначены доходы с Нарвы, Пернова, Аренсбурга, Дерпта и других городов, всего около 25 тысяч рублей в год. Но предполагалось, что этих средств будет недостаточно, а потому проект разрешал учителям читать партикулярные лекции, то есть давать частные уроки. Академики должны были обучать студентов, а студенты — учеников гимназии, которую предполагалось открыть при Академии. Это осуществилось при открытии Московского университета: при нем были открыты две гимназии, причем гимназистов бывало больше, чем студентов. Число гимназистов нередко доходило до 3 тысяч, а студентов, особенно в первые годы по открытии университета, едва ли было более сотни, и все они должны были быть преподавателями и воспитателями в гимназиях и лишь в свободное от этих занятий время сами занимались науками. Таким образом, в университете были как бы организованы дополнительные занятия для преподавателей. Петр не дожил до открытия Академии, все проекты пришлось выполнять уже Екатерине I, но Академия все-таки — создание Петра, и она действительно сделалась у нас рассадником науки и высшего образования.

Учреждением школ не ограничились меры Петра по распространению в России знания и просвещения. Вскоре после своего возвращения из-за границы и позже он лихорадочно принимается за организацию переводов, приказывает издать учебники и руководства по языкам и другим предметам. Переводы обыкновенно давались лицам, получившим образование в Киевской академии, славяно-греко-латинской (где преподавались языки: латинский, греческий и польский), но и они не всегда могли справиться со своей задачей: часто переводчик либо худо знал иностранный язык, либо не знал науки, но Петр не стеснялся такими пустяками и приказывал переводчику либо учить язык, либо науку. Большей частью Петр приказывал переводить книги по прикладным наукам, которые ему были нужны больше всего, но при этом надо сказать, что он чужд был исключительности и приказывал иногда переводить сочинения, имевшие чисто теоретический интерес, расширявшие умственный кругозор читателя. Вот примеры таких сочинений: 1) «Введение во всякую (то есть во всеобщую) историю» Самуила Пуффендорфа, 2) «Феатрон или позор исторический» (то есть зрелище историческое), 3) «Церковные летописи» Барония, — то есть изложение событий из истории римско-католической церкви в средние века, 4) «Гистория о разорении Иерусалима Титом и о взятии Константинополя турками». Кантемир по приказанию Петра составил «Систему или состояние магометанской религии», то есть изложение вероучения мусульман; последнее имело и некоторый практический интерес, потому что на территории России жило много мусульман. Австрийский выходец Савва Лукич Рагузинский-Владиславич (или просто «Владиславич») перевел сочинение Рагузинского архимандрита Мавро Урбино «Историческое начало имени, славы и расширения народа словенского». Это первое сочинение, в котором намечались панславистские идеи, то есть идеи о возможности и желательности национального и политического объединения славян и о великих результатах этого объединения в случае, если бы оно было осуществлено. Интерес к славянству возник у Петра, вероятно, под влиянием сношений с балканскими народностями во время турецкой войны. Заботясь о введении между русскими людьми приемов европейского обращения, Петр приказал напечатать книгу «Юности честное зерцало, или Показание житейского обхождения», в которой излагались правила о том, как вести себя в обществе, и которая выдержала столько изданий, как никакая другая книга при Петре.

Стараясь расширить умственный кругозор русского общества путем распространения сведений о западноевропейской жизни, Петр не оставил без внимания и историю своей страны.