Детально рассматривая участив государства в распределении земель между коренным, и пришлым населением в XVII–XVIII вв., М. К. Любавский выделяет ряд узловых моментов земельной политики правительства и развития земельного законодательства вплоть до Генерального межевания. Он считает, что в течение XVII в. для земельной политики московского правительства, стремившегося «к обеспечению русского господства путем испомещения необходимого количества военнослужилых людей и поселения земледельцев», в то же время характерно стремление «поддерживать и укреплять землевладение коренных обитателей края — башкир». Кроме политических соображений — «не раздражать туземцев, плохо мирившихся с Московским, владычеством» — подобная политика диктовалась соображениями финансовыми — «стремлением к возможно большему получению „пушного“ ясака». К концу XVII в. для московского правительства в перспективе «стали на первом плане другие источники доходов с этого края — возделывание земли и добыча руд и металлов». Поскольку башкиры-вотчинники не проявляли склонности изменять в связи с этим привычный образ жизни «и не в состоянии были надлежащим образом ни обрабатывать землю, ни разрабатывать ее недра», а кроме того, все более склонялись к «участившимся мятежам», правительство, исходя из экономических, политических и финансовых соображений, «должно было открыть дорогу для использования этих естественных богатств Башкирии пришлым людям». Закон 11 февраля 1736 г., разрешивший продажу и сдачу в аренду башкирских вотчинных земель и угодий с согласия всех волостных людей, М. К. Любавский считает первым актом «новой земельной политики». Однако поземельные операции, разрешенные этим законом, с самого начала были осложнены отсутствием в нем определения категории волостных людей, что породило массу судебных тяжб, не поддающихся единообразному решению. В исследовании убедительно показано, что поиск точной формулировки для правила о порядке продажи и сдачи земель в аренду являлся одним из направлений в земельной политике правительства в течение всего XVIII в., но и в XIX в. эта проблема осталась до конца не решенной. С другой стороны, стремление к увеличению надежного населения в крае, нашедшее свое выражение в законе 11 февраля 1736 г. и позднейших к нему дополнениях, которые предоставили мещерякам, тептярям и бобылям, не участвовавшим в «бунтах» башкир, земли и угодья «бунтовщиков», «коими они владели прежде» по наймам, «в вечное и безоброчное (в пользу башкир) владение», породило еще одну проблему, которая также не была решена в течение всего XVIII в. Наметившийся еще в XVII в. конфликт между вотчинниками и пришлым населением теперь, поскольку, как считает М. К. Любавский, отвод этих земель не был произведен путем обмежевания, перерос в «беспрерывные тяжбы о бунтовщичьих башкирских землях». Указ 1747 г. и закон 1754 г. о башкирских землях в силу невыясненности для правительства вопроса об основах башкирского землевладения и землепользования, а также неясности и двусмысленности своих формулировок, сделались новыми источниками земельных тяжб между припущенниками и башкирами-вотчинниками. В связи с тем, что все попытки властей разрешить эти тяжбы судебным порядком оказались безуспешными, Сенат в конце концов издал закон, запрещающий иски о «бунтовщичьих землях». Эта проблема была, наконец, решена в результате общего пересмотра данных о владельческих правах на земли и проведения на основании его Генерального межевания. Значительная часть «Очерков» посвящена борьбе вотчинников-башкир за земли в XVII, XVIII и первой половине XIX в. Особенности воззрений исследователя на землевладение в Башкирии указанного периода и специфика материала источников, использованных в монографии, обусловили понимание этой борьбы как конфликта различных систем правосознания, вырастающих из хозяйственно-экономических различий вотчинников-башкир и пришлого русского и нерусского населения. Рассматривая различные формы борьбы (вооруженные столкновения, распродажа земель, занятых сторонними людьми), М. К. Любавский основное свое внимание концентрирует на анализе судебной борьбы. Мастерское исследование материала бесчисленных судебных процессов и типология их, исходящая из общности причин и условий, породивших те или иные тяжбы, позволяют еще раз во всей полноте рассмотреть сложную и запутанную мозаику поземельных отношений в Башкирии, развитие которых предстает перед нами уже не обезличенным конфликтом правовых принципов и представлений, но как волнующая драма судеб отдельных людей и целого народа.

Исследование башкирского землевладения поставило перед М. К. Любавским задачу более детального изучения взаимоотношений между вотчинниками и пришлым населением. В примыкающей к «Очеркам» работе «Вотчинники-башкиры и их припущенники в XVII–XVIII вв.»[30] исследователь, подробно анализируя состав различных социальных групп пришлого населения и эволюцию их, особое внимание обращает на «те жизненные условия, которые способствовали консервации свободного состояния башкирских припущенников и утверждению их в качестве совладельцев или арендаторов башкирских земель и угодий». [31] В качестве причин, обусловивших подобное положение припущенников, М. К. Любавский называет отсутствие «частного индивидуального владения землею», не дающее возможностей к появлению частновладельческих крестьян, и правовые нормы, по которым припуск отдельными членами родовой вотчины считался незаконным[32]. Работа снабжена приложениями, в которых автор иллюстрирует свои выводы богатым документальным материалом.

Составным звеном исследований по истории землевладения и землепользования должна была явиться, по мысли М. К. Любавского, монография «Русская помещичья и заводская колонизация Башкирии в XVII, XVIII и первой четверти XIX века», обширный подготовительный материал к которой содержит выписки из переписных книг, копии ревизских книг и сказок и приложенных к ним документов, статистические материалы о различных национально-сословных группах и отдельных служилых родах по 4, 5, 6, и 7 ревизиям[33]. В процессе первоначальной обработки этого архивного материала исследователь пытается выявить район первоначальной русской колонизации, состав первых русских помещиков в Башкирии, установить размеры их деревень и намечает проследить генеалогическую историю русского землевладения в Башкирии до 60-х гг. XVIII в. М. К. Любавским составлен свод данных о количестве помещичьих сел, деревень и хуторов в разных уездах Оренбургской губернии и собраны сведения о дворовых и рабах в городах и крепостях. Рассматривая заводскую колонизацию в течение XVIII в., исследователь описывает первые медеплавильные и железоделательные заводы в Башкирии, возникновение заводских поселков и выясняет при этом, что к началу XIX в. почти все купеческие заводы становятся дворянскими.

В политической истории Башкирии внимание ученого привлекала «непрерывная борьба башкир с русской властью и наплывшим вместе с этой властью населением». Наиболее ярким проявлением этой борьбы и посвящен «Очерк башкирских восстаний в XVII и XVIII вв.»[34]. Автор рассматривает восстания башкир как беспрецедентный исторический феномен. «Из покоренных Россиею народностей, — пишет он, — ни одна не потратила столько усилий и крови, чтобы отстоять свою старину, свои исконные права на занятые земли и угодья, свой национальный быт, как башкирская. В неравной борьбе она понесла большие количественные, материальные и несомненно духовные потери, но при всем том выявила свою этническую устойчивость, сумела сохранить многое из своего национального наследия и даже абсорбировать в себя значительную часть пришлых чужеродцев. — Естественно поэтому, что во главу угла башкирской национальной истории выдвигается эта борьба со всеми ее причинами и поводами, со всеми перипетиями»[35]. В связи с этим главной задачей данной монографии М. К. Любавский считает «установление в надлежащей последовательности основных актов башкирской драмы, развивавшейся в течение XVII и XVIII вв. и приведшей в конце концов к введению кантонального, военно-поселенческого устройства и режима»[36]. Опираясь в основном на опубликованные источники («Сборник материалов для истории уфимского дворянства» В. А. Новикова, «Акты исторические» и «Дополнения» к ним, «Полное Собрание Законов Российской Империи», материал, содержащийся в трудах С. М. Соловьева, П. Н. Рычкова, В. Н. Витевского, Н. Ф. Дубровина)[37] и используя при этом рукописные материалы Д. С. Волкова, М. К. Любавский детально описывает в своей монографии общие предпосылки башкирских восстаний, усматривая их в утверждении путем «опустошительной войны» «Московского владычества» в Башкирии и ухудшения в связи с этим со второй половины XVII в. положения башкир, последовавшим за предполагаемым автором увеличением ясака. По его мнению, башкиры-общинниви пытались найти выход из этих обстоятельств, расширяя допуск в свои земли всякого рода припущенников, на которых вотчинники стремились сложить свои ясачные повинности. М. К. Любавский констатирует реакцию центральной власти на защитные меры башкир: «Московское правительство учло это увеличение рабочего люда в башкирских вотчинах в свою пользу и обложило этих припущенников особым бобыльским ясаком»[38]. Рассматривая «объясачивание» башкирских припущенников как «косвенное увеличение обложения башкирских вотчин, а следовательно, и усиление их эксплуатации»[39], исследователь выявляет значение этого акта и в несколько ином, весьма важном для последующей истории Башкирии, аспекте: «Объясаченные бобыли, — пишет он, — в силу самого факта платежа ясака и регистрации в ясачных книгах становились если не собственниками отведенных им земель и угодий, то постоянными участниками их эксплуатации, от которых владельцам нелегко уже было отделаться. Башкирские припущенники, ставшие в обязательные отношения к государству в качестве плательщиков казны, стали в положение крестьян в вотчинах и поместьях русских служилых людей, которых правительство считало нужным защищать от произвола владельцев. На этой почве между башкирами-вотчинниками и припущенниками с течением времени должна была возникнуть вражда, которая проявлялась, с одной стороны, в усмирении башкирских восстаний, а с другой — в разорениях, которые причиняли башкиры мещерякам и бобылям». [40] М. К. Любавский не ограничился рассмотрением общих предпосылок восстаний и основных направлений борьбы. В монографии содержится подробный анализ причин и хода восстания 1662–1663 гг., Сеитовского движения, осады Уфы в 1683 г. башкирами и калмыками, восстаний 30-40-х гг. XVIII в., волнений бобылей и тептярей в 1747 г., восстания 1755 г. и, наконец, исследование участия башкир в Крестьянской войне 1773–1775 гг.