Все проявления общественного движения болезненно влияли на самолюбивую Екатерину. Она сама любила конституционные мечты, но как только эти мечты превращались в требования общества, она становилась решительно против них.

На Екатерину в ее желании ввести конституционные учреждения влияла не только просвещенная мысль западной философии; в эту же сторону направлял ее и характер ее наследника Павла. Екатерина с ужасом замечала, что ее сын весь нравом выходит «в батюшку», то есть Петра III, который был образцом деспота. Екатерина, конечно, не могла не задумываться о будущей судьбе своего государства. Она хотела обеспечить свое горячо любимое отечество таким строем верховного управления, который гарантировал бы его от повторения печального царствования ее мужа. В конце жизни Екатерины ходили слухи, что 1 января 1797 года в России будет введена конституция. Но Екатерина умерла раньше (6 декабря 1798 года), чем опубликовала ограничительный закон.

Мечты Екатерины о введении конституции так и остались мечтами. Но важно указать, что вопрос об изменении формы правления в России был поставлен еще при Екатерине II, во второй половине XVIII века.

Приложение

Материалы М. К. Любавского по истории Башкирии (В. С. Тольц)[22]

Имя академика М. К. Любавского (1860–1936), посвятившего большую часть своей жизни исследованиям и преподаванию в Московском университете (с 1911 по 1918 год М. К. Любавский был его ректором) литовской и западнославянской истории, хорошо известно широкому кругу историков. Ученик и последователь В. О. Ключевского, блестящий представитель «юридической школы», М. К. Любавский явился основателем нового направления в русских исторических исследованиях — исторической географии и истории русской колонизации. Его труды в этой области, его фундаментальные исследования по истории Литвы и Польши XVI в. приобрели заслуженное признание современников и историков последующих поколений.

Менее известны специалистам неизданные работы М. К. Любавского, посвященные истории Башкирии, написанные в Уфе, где в первой половине 30-х гг. протекала его научная деятельность. Эти работы вместе с остальным архивом ученого поступили в 1965 г. в Отдел рукописей Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина[23]. Кроме того, рукописи отдельных исследований М. К. Любавского хранятся в Отделе рукописных фондов Института истории СССР АН СССР[24] и в Архиве Башкирского филиала АН СССР[25]. Обзор этого богатого рукописного наследия М, К. Любавского, относящегося к башкирской истории, и является предметом настоящей статьи.

По характеру и степени завершенности авторских замыслов все эти материалы можно подразделить на три группы: законченные в основном монографии и исследования, подготовленные к публикации сборники документов и, наконец, обширные материалы, собранные для будущих исследований по различным вопросам башкирской истории, частично подвергнутые первоначальной обработке, иногда снабженные комментариями и сгруппированные в соответствии с авторской концепцией. Такая разнородность «башкирских рукописей» М. К. Любавского позволяет как бы заглянуть в творческую лабораторию ученого, наглядно демонстрирует его методические приемы работы с источниками и этапы формирования воззрений по тому или иному вопросу. Вместе с тем подобная специфика рассматриваемых здесь материалов и некоторая описательность, свойственная последнему периоду творчества М. К. Любавского, а также ограниченные размеры настоящего обзора заранее обусловили известный схематизм и упрощение при изложении содержания рассматриваемых здесь рукописей.

Источниками для исследований М. К. Любавского служили как опубликованные документы XVII–XIX вв., так и архивные материалы. Поскольку, находясь в Уфе, ученый был лишек возможности пользоваться центральными архивами, где хранится основной материал по истории Башкирии изучаемого им периода, он с поразительным умением основывал свои работы на пристальном и детальном изучении наиболее ценного «по богатству и разнообразию исторических источников, сплошь и рядом заменяющих материалы, хранящиеся в центральных архивах, и во всяком случае их дополняющих» местного фонда Оренбургского военного губернатора (с 1851 г. — генерал-губернатора), являвшегося с 1798 г. главным начальником и попечителем башкирского «военного» сословия. Фонд этот до нашего времени не сохранился, что придает материалам М. К. Любавского, в которых содержатся многочисленные копии документов названного фонда, особое значение. При этом М. К. Любавский полностью сознавал, что специфика этих материалов обусловливает некоторую источниковедческую ограниченность исследования, неравномерную обеспеченность источниками различных хронологических периодов исследуемого процесса, а отсюда — частую необходимость гипотетически ретроспективных построений. Поэтому он считал, что его исследования представляют собой некий «начальный остов» и их непременно надлежит продолжить на основном материале, касающемся изучаемых проблем, который хранится в центральных архивах. Кроме указанных выше источников, М. К. Любавский широко использует в своих исследованиях неопубликованные «Материалы к истории г. Уфы» Д. С. Волкова[26], а также копии не дошедших до нас актов XVII в., собранные М. И. Касьяновым.

Наиболее значительной из работ М. К. Любавского по истории Башкирии представляется его монография, посвященная башкирскому землевладению и землепользованию[27]. М. К. Любавскому свойственно восприятие землевладения и землепользования в Башкирии в XVII–XVIII вв. как сложного комплекса отношений (прежде всего юридических), основанного, с одной стороны, на нормах обычного права башкир, с другой — на законоустановлениях русской власти, отношение которой к владельческим правам башкир с течением времени менялось. М. К. Любавский устанавливает двойственную природу башкирских вотчин. Это «исконные» земли башкир, занятые ими до «русского периода», и земли, отошедшие к ним после присоединения Башкирии к Русскому государству и оформленные московским правительством как «государево жалование». Некоторая часть земель, не принадлежавшая башкирам до присоединения и после присоединения пожалованная служилой верхушке общества, является «государевым жалованием» не только юридически, но и фактически. В монографии высказывается мнение, что размеры башкирских вотчин определялись спецификой полукочевого хозяйства. Автор считает, что дробление крупных волостей на более мелкие, происходившее в XVII в., и связанное с ним выделение каждой из новообразованных единиц в собственную дачу отнюдь не приводили к измельчанию башкирских владений. «Парцелляция башкирских вотчин началась во второй половине XIX в. в связи с отмежеванием земли башкирским припущенникам, размежеванием вотчин между сельскими обществами, разделением сельских общинных земель на посемейные участки и выделом этих участков в частную собственность»[28].

Анализируя состав и внутреннюю структуру вотчинного владения, а также методы его эксплуатации, исследователь приходит к выводу о значительном влиянии этих факторов, на эволюцию землепользования. В частности, припущенничество как метод землепользования порождено было, по мнению М. К, Любавского, особенностями хозяйства вотчинников, которые не имели «возможности или охоты собственными силами использовать естественные богатства своих обширных вотчин» и до 1736 г. были лишены права отчуждать свои владения. «Побуждением к такому припуску было в большинстве случаев желание облегчить для себя бремя платежа в казну ясака, который взимался с башкир-вотчинников не по дворам или душам, а по общему их земельному владению»[29].