В 1755 году к Петру явились голштинские офицеры и солдаты; с ними он и стал проводить большую часть времени. Петр курил табак, пил мертвую, вел себя настоящим голштинским офицером. В пьяном виде Петр был прямо невозможен: от него доставалось всем, а особенно великой княгине, как писала она сама.
С первых же дней замужества Екатерина запаслась терпением. Для стороннего наблюдателя ее жизнь могла даже показаться приятной: она бывала на спектаклях, на балах, веселилась. Но все эти придворные выезды и торжества не заполняли всей жизни великой княгини: возвращаясь домой, молодая княгиня не встречала ни ласки мужа, ни занятий, ни дела и поэтому скучала.
От скуки Екатерина принялась за чтение и стала читать романы. Ей попались под руку письма m-me de Savinie. Живой слог изложения, смелость и ясность мысли, искренность этих писем подкупали к ним расположение читателя, и Екатерина прямо «пожирала» их, встречая в них много ноток, созвучных ее душевному настроению. В 1746 году Екатерина стала читать сочинения Вольтера, которые много способствовали образованию и просвещению ее ума и головы, она стала разборчивее в чтении и потом писала Вольтеру, а также и другим, что Вольтер был ее учителем. Затем Екатерина обратилась к историческому чтению, читала историю Генриха IV, историю Германии Барра, мемуары Брантома, сочинения Платона, «Дух законов» Монтескье и исторические сочинения Тацита; когда вышел энциклопедический словарь Деламбера и Дидро, она принялась научать и его.
Чтение оказало могучее влияние на духовную жизнь Екатерины, на ее понятия и чувства. Благодаря Вольтеру, Генрих IV стал ее любимым героем, и когда она хотела указать пример великого полководца, то указывала un него. Сочинение Монтескье «Дух законов» стало ее политическим евангелием. Словарь Бейля подвергал критике все вопросы и вместе с Вольтером убил в Екатерине нее наивное и напитал ее скептицизмом, которым была проникнута вся атмосфера первой половины XVIII века и к которому сама Екатерина была склонна. Энциклопедисты Дидро и Деламбер заложили в Екатерине начала рационализма, которым отличался весь просветительный XVIII век.
Но на Екатерину влияли и такие книги, как мемуары Брайтона. Здесь в картинах рисовалась безнаказанность преступлений, оправдывался успех, чем бы он достигнут ни был, восхвалялись низкие инстинкты, словом, уничтожалось различие понятий добра и зла. В этой книге Екатерина читала, что разврат не мешает быть нолик им полководцем, что супружеская верность не обязательна, а для высокопоставленных дам излишня и даже преступна. Судя по дальнейшему, надо думать, что кое-что из этих «нравоучений» запало в душу Екатерины.
Летом она проводила время разнообразнее. Вот что она сама пишет про свое житье летом 1748 года в Ораниенбауме: «Поутру я вставала в три часа и одевалась сама с ног до головы в мужской костюм. Старый егерь ждал уже меня с ружьями; на берегу стояла рыбачья ладья; мы проходили садом с ружьями на плечах; я, егерь, легавая собака и рыбак садились в лодку. Я стреляла уток в тростнике по берегам Ораниенбаумского канала; нередко мы проходили весь канал и ветер уносил нас в море». Раз Екатерина чуть не погибла так в море. В то же время Екатерина пристрастилась к верховой езде. «Я не любила ездить на охоту, но любила верховую езду из-за ее опасностей. Мне случалось до 13 раз на дню садиться в седло». Потом Екатерина изучала верховую езду систематически. В этих развлечениях вместе с удалью и самостоятельностью соединялось здоровье, избыток сил, доходивший до резвости: видно, что тяжелые жизненные условия не сломили ее сильной натуры.
В 1754 году Екатерина исполнила настойчивое желание Елизаветы — родила сына. В ее записках сохранился недвусмысленный намек на то, что этот заказ императрицы был выполнен ею не при помощи супруга. Рождение ребенка обыкновенно дает другую полосу в жизни женщины. Елизавета, боясь потерять внука, не доверила уход за ним матери и отобрала его у нее; больную Екатерину бросили, и она чуть не умерла. То же повторилось через четыре года при рождении дочери. Екатерине, таким образом, не удалось материнство, она была родительницей, но не матерью; ее материнские чувства были грубо попраны при самом их зарождении. Это не могло не отразиться на дальнейшей жизни Екатерины: ее нравственные силы были отклонены от семьи и направлены к политике…
В этой области Екатерине уже в 1754 году приходилось действовать практически. Муж ее занимался делами герцогства Голштинского, но всякие занятия были ему в тягость, и он передавал их супруге, которая и стала принимать послов и других лиц. Это была хорошая школа для будущей императрицы. Вопросы религии, финансов, торговли, промышленности с сопровождающими их борьбой, честолюбием — все это проходило через руки Екатерины. В занятиях делами герцогства Голштинского Екатерина приобретала не только правительственный опыт, но вместе с тем прояснялись и ее политические взгляды, зрела ее политическая мысль, которая была обращена не к Голштинии, а к России.
Ко времени 1759–1762 годов относятся собственноручные записки Екатерины, как бы ее политическая исповедь, из которой видно, что Екатерина думала о своем будущем царствовании в России и что мысль эта стояла у нее прежде всего. Эти записки обрисовывают ее, до некоторой степени, как будущую императрицу. «Я желаю блага стране, в которую привел меня Господь Бог, слава ее — моя слава… Хочу, чтобы страна была богата… свобода — это душа всего, хочу законного повиновения, но не хочу рабов… Хочу сделать счастье для всех, но не своенравием и жестокостью, которые несовместимы с христианским учением и когда на своей стороне имеешь истину и разум… Следует объявить всем, что разум говорит за необходимость. Власть без доверия народа ничего не значит… Легко Достичь славы тому, кто желает быть справедливым — все у него пойдет как нельзя лучше». Такой оптимизм, которым проникнута эта исповедь, не покидал Екатерину всю жизнь. В другом месте своих записок великая княгиня затрагивает более частные вопросы, она говорит о начальствовании, о финансах, о женском образовании, о судопроизводстве, о значении дворян, о причинах большой смертности, о бессмысленности пыток, о соединении Каспийского моря с Черным и т. д. В ее голове уже тогда носился целый рой вопросов, которые потом она разрешала в своей правительственной деятельности. В этих записках сказалась вся Екатерина II с ее стремлением и популярности, с ее широкими замыслами, с самоуверенностью и некоторой похвальбой. Но по мере того, как развивались планы Екатерины на русский престол, надвигалась опасность, грозившая ей потерей положения. Екатерина должна была напрячь все силы, что она и сделала, и в конце концов она вышла победительницей в этой борьбе. Она нашла опору в обществе, сумела объединить нужных ей людей. А положение дел было крайне серьезное для Екатерины. Екатерина все более и более привлекала к себе расположение императрицы Кл и заветы, тогда как с Петром Елизавета не могла пробыть вместе и четверти часа, плакала и жаловалась, за что Господь послал ей такого племянника.
Петр действительно становился все невозможнее. К его ребяческим выходкам стали присоединяться и серьезные действия. Великий князь стал слушать предложения о перемене престола, и подобная попытка была произведена уже в 1747 году. Это, конечно, не могло увеличить расположения к нему императрицы. Когда началась Семилетняя война, Петр завел с Фридрихом II секретную переписку, не скрывал своих к нему симпатий, открыто радовался неудачам русских войск и даже выдавал государственные тайны. Наряду с этим и в личной жизни Петр все более опускался, стал проигрывать крупные деньги в карты и т. п.
При таких обстоятельствах можно было ожидать отстранения Петра от престолонаследия, но это погубило бы и Екатерину. Но, с другой стороны, и достижение Петром престола не обещало ей ничего хорошего. Сердцем Петра завладела окончательно Елизавета Романовна Воронцова; впрочем, и Екатерина переживала в это время уже свой третий роман. «Я видела, — писала Екатерина, — что мне предоставляется на волю выбрать три одинаково опасных пути: 1) разделить свою судьбу с судьбой великого князя, 2) находиться от него в зависимости и ждать, что он сделает со мной, 3) или сделать так, чтобы я не зависела от него; при этом было три исхода, или погибнуть с великим князем, или погибнуть от него, или, наконец, спастись». Екатерина предпочла избрать третий путь.