Я сложила руки на груди и надулась, пока сестра везла нас. Поскольку она не выбрала дорогу, ведущую на площадь, где были клубы, я сдала гадать, куда мы собрались. Когда мы выехали на знакомую трассу, от которой у меня заболело в груди, я начала паниковать. В точности знала, куда она меня везла в пятницу вечером.
— Нет, Анна… пожалуйста. Я не хочу туда. Не могу его видеть, не могу его слушать. — Я вцепилась в ее руку и попыталась повернуть руль, но она с легкостью от меня отмахнулась.
— Кира, успокойся. Помнишь… теперь я думаю за тебя, и ты должна кое-что увидеть своими глазами. Что-то, что мне давно стоило тебе показать. Что-то, что даже янадеюсь однажды… — ее голос сошел на нет, пока она смотрела в окно с непонятной тоской.
Взгляд был столь странным, что, на мгновение, я забыла о своих протестах. Они вновь взбунтовались в моей груди, когда она заехала на парковку «Пита». Она выключила зажигание, и я уставилась на знакомую черную «Чевелль». Сердце громко стучало в груди.
— Мне страшно, — прошептала я в тишине машины.
Анна схватила мою руку и сжала ее.
— Я с тобой, Кира.
Я оглянулась на ее идеальное, красивое лицо и улыбнулась той любви, что была на нем написана. Я кивнула и раздраженно открыла дверь. Она почти мгновенно оказалась рядом и, крепко держа меня за руку, провела меня через двойные двери.
Я не знала, чего ждать. Часть меня считала, что все каким-то образом изменится за мое отсутствие, например, каждая стена станет черной, приятное освещение станет тускло серым. Но я удивилась, увидев, что все было точно таким же… даже люди.
Рита дважды посмотрела на меня, затем многозначительно подмигнула и дьявольски улыбнулась. Видимо, она знала об измене, и поскольку я присоединилась к ее клубу «У меня был секс с Келланом Кайлом», теперь между нами была связь. Кейт помахала мне, стоя в ожидании напитка у барной стойки, ее идеальный хвостик закачался от радости. Дженни в мгновение ока оказалась передо мной, крепко меня обняла и стала смеяться, как же хорошо видеть меня вне дома… и здесь. Девушка оглянулась на сцену при этих словах, и я закрыла глаза. Но слышать перестать не могла; его голос пронзил меня до глубины души.
Дженни наклонилась к моему уху, заметив мою реакцию, и перекричала музыку:
— Все будет хорошо, Кира… верь.
Я открыла глаза и посмотрела на ее теплую улыбку. Почувствовала, как сестра тянет меня за руку, и Дженни, догадавшись о ее намерениях, взяла меня за другую. Обе повели меня сквозь толпу, собирающуюся в «Пите» по выходным, когда играла группа, и я инстинктивно потянулась в обратную сторону.
Они упорно тащили меня вперед. Мы пропихнулись сквозь людей, я продолжала смотреть себе на ноги, не желая пока смотреть на него. Прошло так много времени… еще дольше я не слышала его голос, проникающий в мои уши, опускающийся по позвоночнику к кончикам моих пальцев.
Мое дыхание перехватило, когда началась следующая песня, и мы приблизились к забитому бару. Она была медленной и полной эмоций. В его голосе слышалась боль, которая обжигала меня. Я косо посмотрела на людей, мимо которых мы проходили, наблюдая, как они поют песню вместе с ним с торжественными лицами. Они знали ее, она не была новой. Все еще не переводя взгляд на сцену, я позволила его тембру проникнуть в каждую клеточку моего тела. Он пел о ночи на парковке, внезапно дошло до меня. Он пел о том, как нуждался во мне и стыдился этого. Он пел о попытке бросить меня, как это сломало его. Он пел о слезах при нашем последнем поцелуе… Затем текст пошел о том, что он чувствовал сейчас.
Тогда-то я и посмотрела на него.
Глаза парня были закрыты. Он пока не замечал моего приближения. После того, как я не видела его месяцами, его идеальность чуть не подогнула мне ноги, будто я могла ослепнуть, если не осмотрю каждую его деталь. Простые джинсы — облегающие, потертые джинсы, которые выглядели чуть более поношенными, чем обычно. Простая футболка, которую он любил носить — без рисунков и вышивки — обычная, черная, идеально облегающая его. Красиво загорелые руки, левая полностью зажила и была без гипса, сильные ладони, вцепившиеся в микрофон, пока он пел. Невероятно сексуальные и взъерошенные волосы, немного длиннее, чем я помнила, но все рано беспорядочные, напоминающие о множествах интимных моментов, быстро проносящихся в моей голове и теле. Киношный подбородок, который впервые был покрыт легкой щетиной, будто ему стало плевать на свою ухоженность — она лишь подчеркивала мужественность и делала его даже более привлекательным, как бы невероятно это не звучало. Полные губы без следа сексуальной ухмылки, с которой он обычно пел. Наклон его носа. Идеальные скулы. Длинные ресницы прикрытых век, скрывающих поразительную синеву за ними.
Мне приходилось разглядывать его постепенно; Келлан был слишком великолепен, чтобы смотреть на него целиком. Когда я справилась с собой, то, наконец, заметила, что его совершенство ничто не искажает. Его лицо зажило, ни следа физических травм. Но глядя на лицо в целом, я внезапно испытала неожиданную реакцию. Дыхание перехватило, сердце больно сжалось, а Дженни и Анна продолжали неумолимо тянуть меня к нему.
Его глаза были все еще закрытыми, а тело медленно покачивалось под музыку, но лицо было практически… пустым. Слова песни соответствовали его выражению, пока он пел о ежедневных муках, о том, что он никогда вновь не посмотрит на мое лицо, поскольку это причиняло физическую боль. Пел «что мое лицо было его светом, и без него он чувствовал себя в кромешной тьме». После этой строчки слезы покатились по моим щекам.
Девочки успешно дотащили меня до места прямо перед ним. Некоторым ярым фанаткам это не понравилась, но с моей сестрой шутки плохи, и после яркого обмена фразочками, они оставили нас в покое. Я едва их замечала, все мое внимание было приковано к богоподобному Келу.
Несмотря на закрытые глаза, парень пел о близости со мной, хоть я не могла слышать или видеть его. Он пел, как был напуган, что никогда не ощутит меня вновь, не прочувствует то, что у нас было. После этого куплета последовал длинный проигрыш, Келлан начал качать головой взад-вперед, закусив губу. Некоторые девушки закричали, но для меня было настолько ясно, что он не пытался никого соблазнить — ему было больно. Я гадала, не мысли ли обо мне, о нашем времени вместе, проносились перед его глазами.
Я хотела потянуться к нему, но он был слишком далеко, а Дженни и Анна все еще меня держали, наверное, боясь, что я убегу. Но я не могла двинуться с места. Не когда он предстал перед моими глазами, ушами, сердцем. Могла лишь зачарованно смотреть на него.
Я даже не замечала остальных членов группы, и не знала, заметили ли они меня. Толпа осталась вне моего внимания, пока я наблюдала за ним, и после еще одной минуты, я перестала обращать внимание на взгляды сестры и подруги. В конце конов, я даже перестала ощущать их руки и даже не задумывалась, отпустили ли они меня.
Когда проигрыш закончился, Келлан наконец открыл свои нечеловечески красивые глаза. Так случилось, что он посмотрел вниз на меня, и мое лицо оказалось первым, что парень заметил. Я почувствовала его шок даже со своего места. Синие глаза расширились и мгновенно остекленели. Его рот открылся, а тело перестало двигаться. Казалось, он в полном удивлении, будто проснулся в другой вселенной. Его взгляд замер на мне с текущими слезами на щеках.
Дальнейший текст он пропел с нахмуренным выражением, будто был уверен, что спит. Остальная часть группы в этой части не играла, и его голос звучал ясно, проникая мне в душу. Кел повторил строку о том, что я его свет, с благоговением на лице. Его голос нарастал с музыкой, но выражение восхищения не покидало лица.
Я не знала, как реагировать, кроме слез. Парочку пришлось смахнуть, когда я поняла, что мои руки действительно свободны. Теперь я понимала, что Анна хотела, чтобы я увидела. Эта песня была самой прекрасной и разбивающей сердце, которую я слышала; более напряженной и эмоциональной, чем все остальные его произведения. Все мое тело вибрировало от желания утешить его. Но мы просто смотрели друг на друга — он со сцены, я с фанзоны перед ним.