3 года командовал Барятинский полком. Говорили, что царь хотел женить его на Столыпиной и специально с Кавказа в столицу вызывал. Барятинский же всеми правдами и неправдами отказывался. Передал майорат брату, чтоб перестали видеть в нем самом богатого жениха, и укрылся на Кавказе. В мае 1850 года вышел приказ ему состоять при Кавказской армии. Сопровождал по Кавказу Наследника Цесаревича, когда тот приезжал. С конца 1850 года — командир Кавказской гренадерской бригады, а с весны 1851-го — командующий всем Левым флангом.
Став командующим Левым флангом, Барятинский изменился, перестал походить на недавнего командира батальона Куринского полка, в коей должности ходил в Даргинскую экспедицию. «…Стройность его сменилась дородностью, — вспоминал современник, — лицо обросло густыми бакенбардами… глаза, все еще прекрасные, утратили свою прежнюю ясность и казались отуманенными»[51].
При Барятинском поуспокоилась ситуация в Дагестане. Князь помнил, что три летних наступления в 1847, 1848 и 1849 годах закончились здесь взятием трех пограничных аулов, которые вслед за тем были брошены. Зато в Чечне методическое постепенное завоевание, начатое с 1846 года, давало плоды. Каждый год примерно шесть недель отводились на рубку просек, а остальное время держали кордоны и отражали набеги чеченцев на плоскость. Но за эти шесть недель достигались настоящие результаты, и после них чеченские набеги делались все слабей, все с большей оглядкой.
Барятинский отдавал себе отчет в том, что «чеченцы — бесспорно храбрейший народ в восточных горах. Походы в их земли всегда стоили нам кровавых жертв. Но это племя никогда не проникалось мюридизмом вполне»[52]. Шамиля они заставили сделать себе тысячу уступок, и газават для них — предлог для отстаивания своей независимости и повод для дальнейших набегов. В общем, народ воинственный, но не фанатичный. И вывод — главные усилия сосредоточить в Чечне.
В мае Бакланов получил отпуск и на 28 дней съездил домой, на Дон.
Без него отметили в журнале: «Июня 7 нападение партии горцев на косцов и отражение ее. Июня 8 встреча с партиею, намеревавшейся отбить у аула Энгель-юрт скот, и отражение ее».
В это время ушел на Дон честно отслуживший полк № 40. Как помним, полк этот стоял по укреплениям и станицам рядом с полком Бакланова. Казаки в нем служили с Верхнего Дона, из 3-го Военного округа, оттуда же, откуда полк № 17, по посмирнее оказались, штрафованных вполовину меньше, всего 25. И убитыми полк потерял гораздо меньше, чем полк № 20, — 7 казаков: Никанора Скилкова и Павла Кузнецова, оба Мигулинской станицы; Ивана Свирякина, Вёшенской станицы; Никифора Попова, Островской станицы; Якова Макарова, Усть-Медведицкой старницы; Семена Калмыкова, Клецкой станицы; Сергея Медведева, Казанской станицы. И от ран умерли всего 6, зато от холеры — 17, а от «обыкновенных болезней» — 2 офицера, 2 урядника и 55 казаков. Больше всего умирало в 1849-м, на третий год службы, — 19 человек. Да что же это за «обыкновенные болезни» такие?!..
Есть один намек. В 1850 году казак Пантелей Пучков, Кременской станицы, как сказано в полковых бумагах, «умер от цинготной». Цинга… На Кавказе… Да их просто не кормили!
Полк ушел на Дон не в полном составе. 3 урядника и 59 казаков были переведены «за пороки» в полк № 30 и остались дослуживать. Урядник Тимофей Попов добровольно перевелся в полк № 17, к Бакланову.
Полк ушел, а бои продолжались.
Со 2 по 11 июня в окрестностях Кизляра искали шайку абреков, все камыши излазили. Наконец, по дымку определили их стан, подкрались и дали залп. 5 убили, 6 раненых побежали и утонули в болотах, а 2-х взяли невредимыми. Оказалось, что это два казака, дезертиры из Кизлярского полка, которые день как к этой шайке ногайцев пристали.
15 июня Слепцов хотел ворваться в нагорную часть Малой Чечни и двинулся вверх по ущелью реки Гехи. Пройти смог всего 7 верст. Захватил скот, пожег и разорил аулы и хутора, какие встретились. Стал возвращаться — тут и началось. «Озлобленный потерей последнего своего достояния и подстрекаемый пронзительными воплями бегущих за толпой женщин — не возвращаться без имущества, захваченного нами, с исступленной отчаянной решимостью вступил неприятель в бой с казаками», — докладывал сам Слепцов. В бою был смертельно ранен главный наиб Малой Чечни Мухаммед-Мирза Анзоров. Славное дело!.. Теперь предстояло ударить по Большой Чечне.
Как только Бакланов вернулся, сразу вызван был в Грозную участвовать в летней экспедиции Барятинского в Большую Чечню. Прибыл с одной сотней, но получил в командование всю конницу — Гребенской казачий полк, 9 сотен донцов и грозненскую милицию. Его полк № 17 должен был в это время демонстрировать от Куринского к Мичику. Действительно, майор Трембецкий, исполняющий обязанности начальника подвижного резерва Кумыкской линии, выходил к Мичику, отвлекал на себя чеченцев.
В журнале запись короткая: «28 июня. Демонстрация к реке Мичику и встреча с чеченцами. Бой с ними и отражение. Того же числа. Участие одной сотни в отряде генерал-майора князя Барятинского при движении на Шалинские и Автуринские поля. Стычки там с горцами и опустошение на полях хлебов и трав».
На самом деле там не стычки были, а развернулось целое сражение. 27 июня Бакланов с частью конницы выступил на Мискир-Юрт и ждал там готовности главных сил. С раннего утра 28 июня русские тремя колоннами двинулись от Шалинской поляны, от Воздвиженской крепости и от Грозной и сосредоточились к 10 часам против Герменчукского леса. Колоннами командовали полковники Серебряков, Берсеньев и Бакланов.
За лесом в 7 верстах лежал аул Герменчук, самый большой в округе. Пока пехота шла через лес, 23 сотни конницы обогнули его и рванулись вперед, ориентируясь на герменчукские мечети. На подходе сбили чеченцев и ворвались на герменчукские и автуринские поля. Чеченцы со всех сторон бросились спасать свое добро и открыли огонь. В авангарде Бакланова шли 4 сотни полка № 19, который только что прибыл на Кавказ сменять полк № 39. В журнале наиболее важных событий командир полка № 19 полковник Тацын записал, что полк с 17 мая по 27 июня шел с Дона до места службы, а 27 и 28 июня сразу, как прибыли, 1-я. 2-я, 4-я и 6-я сотни полка пошли с Барятинским в набег. Бой для этих казаков оказался здесь первым, они и стали под выстрелами.
Бакланов сразу же выскочил перед строем на середину:
— Казаки! Я сам поведу вас на неприятеля! Обо мне вы слышали; хочу, чтоб говорили и о вас: разобьем чеченцев, и слава до Дона.
Вынул шашку в полпуда. Бросились казаки за ним в атаку, сбили всех, кто им противостоял. В журнале полка № 19 записано, что «две сотни сделали смелую и быструю атаку и вытеснили неприятеля из лесу»[53].
Чеченцы откатились, засели в аулах Автуры, Гельдиген, по хуторам, часто стреляли.
Барятинский на эти аулы не полез. Стоял, прикидывал. Превратил эту экспедицию в разведку боем.
— Зимой вырубим этот автуринский лес, и рубить начнем отсюда и отсюда…
Войска меж тем вытоптали луга, истребили хлеб и кукурузу. Кукурузу рубили шашками, пшеницу, просо, марену топтали лошадьми.
— Эй, дед, давай с конницей за мной!
Поскакали они с Баклановым на мезинские поля, не такие богатые, и там истребили на корню хлеб и кукурузу.
Чеченцы издали наблюдали, будто счет всему вели. Но когда отступление началось, насели на пехотный арьергард. В орешнике между автуринскими полями и Шалинской долиной сбили они цепь и выгнали на поляну.
Как только первые побежали из леса, помчался им Бакланов наперерез. Все дело на волоске повисло. Хлынет сейчас из лесу чеченская конница и начнет на чистом месте бегущую пехоту рубить. А от лошади не убежишь…
— Стой!
Махнул тяжелой шашкой и зарубил бегущего солдата, ближайшего, что под руку подвернулся.
— Стой! Изрублю!.. А ну, назад…